Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд
Библейская заповедь о почитании отца и матери уже не казалась такой важной, как раньше. Сильно сокращённые американские издания романа Сэмюэла Ричардсона «Кларисса» (американский бестселлер 1786 года) превратили роман в недвусмысленную атаку на родительскую строгость. Если Ричардсон обвинял в непослушании Клариссы и произволе её родителей, то сокращённые американские версии превратили юную дочь в простую жертву неоправданной родительской тирании. Различными способами американцам внушали, что патриархат утратил свою значимость.
Не все, конечно, приняли эти перемены безмятежно. Конгрессмен из Нью-Гэмпшира был потрясён той фамильярностью, которую он наблюдал среди нью-йоркских семей. «Отцы, матери, сыновья и дочери, молодые и старые, все смешиваются вместе, говорят и шутят одинаково, так что невозможно обнаружить никакого различия или уважения, оказываемого одному больше, чем другому». Он был «не за то, чтобы поддерживать большую дистанцию между родителями и детьми, но есть разница между совместным времяпрепровождением и безумием».
Революция высвободила эгалитарные и антипатриархальные импульсы, которые невозможно было остановить. Республиканская семья превращалась в автономный частный институт, члены которого обладали собственными юридическими правами и идентичностью.
Хотя большинство американцев в послереволюционные годы под «правами» понимали только права мужчин, некоторые стали утверждать и права женщин. Джудит Сарджент Мюррей, дочь видного политического деятеля из Массачусетса, писавшая под псевдонимом «Констанция», опубликовала эссе «О равенстве полов» в 1790 году, но широкое обсуждение этого вопроса началось только после выхода в 1792 году книги английской феминистки Мэри Уолстонкрафт «Обоснование прав женщин» (A Vindication of the Rights of Women). Фактически, экземпляры её работы, которую Аарон Берр назвал «гениальной книгой», можно было найти в большем количестве частных американских библиотек времён ранней Республики, чем «Права человека» Пейна. Хотя женщины не нуждались в том, чтобы Воллстонкрафт говорила им, что думать, её книга, несомненно, высвободила сдерживаемые мысли многих женщин. Как сказала филадельфийская квакерша Элизабет Дринкер, Воллстонкрафт «говорит мои мысли». Отрывки из книги появились сразу же, и к 1795 году было опубликовано три американских издания.
Внезапно о правах женщин заговорили повсюду. «Права женщин больше не являются странным звуком для американского уха», — заявил конгрессмен-федералист Элиас Боудинот из Нью-Джерси в 1793 году. «Теперь они звучат как привычные термины во всех частях Соединённых Штатов». В 1790-х годах Сюзанна Роусон, писательница, драматург и актриса, поставила серию пьес, посвящённых всеобщим правам мужчин и женщин. Джудит Сарджент Мюррей, полагая, что «сцена, несомненно, является очень мощным двигателем в формировании мнений и манер народа», также попробовала свои силы в написании пьес, чтобы продвигать дело прав женщин. К сожалению, её пьеса «Медиум», поставленная в Бостоне в 1795 году, выдержала только одно представление. Гораздо более успешным оказался роман «Кокетка». «Основанный на фактах», написанный Ханной Вебстер Фостер и опубликованный в 1797 году. Этот роман напрямую обращался к женщинам с вопросами образования, трудоустройства, прав и двойных стандартов сексуального поведения; он оставался чрезвычайно популярным на протяжении всего девятнадцатого века.
Хотя в этот ранний период не возникло организованного движения за права женщин, путь к будущему был подготовлен. Мюррей, писавшая в 1798 году под именем «Констанция», заявила, что ожидает «увидеть наших молодых женщин, формирующих новую эру в женской истории». В последующие десятилетия после революции женщины обрели новое сознание своей самоценности и своих прав.
Для мужчин-реформаторов было непростой задачей отстаивать права женщин, пока они оставались юридически зависимыми от мужчин; любое признание прав должно было быть подхвачено и использовано в непредвиденных целях. Когда в 1788 году Верховный суд по ошибкам в Коннектикуте постановил, что замужняя женщина имеет право завещать своё недвижимое имущество кому пожелает, это решение вскоре было расценено как решение, «направленное на ослабление уз общества». Как только социальные связи были ослаблены, было трудно предотвратить их повсеместное расшатывание. Поскольку права на самом деле были несовместимы с неполноценностью, поддерживать эту неполноценность становилось все труднее и труднее. Поэма 1801 года начинается с традиционного признания подчинённости женщин мужчинам. «Что мужчины должны править, а женщины повиноваться, / Я признаю их природу и их слабость». Однако заканчивается стихотворение на совсем другой ноте. «Давайте не будем заставлять их возвращаться назад, с суровым челом, / В пределы невежества и страха, / Ограничиваясь исключительно домашними искусствами: / Производя только детей, пироги и пирожки».
Многие мужчины, конечно, были встревожены тем, что может означать признание равноправия женщин. «Если однажды мужчина поставит свою жену в равное положение с собой, — заявлял в 1801 году один писатель из Филадельфии, — то всё кончено, и он обречён на пожизненное подчинение самому деспотичному правительству». Тимоти Дуайт, президент Йельского университета, ранее был одним из ведущих сторонников предоставления женщинам образования, равного мужскому. Но он не был готов принять идею, которую проповедовала Мэри Воллстонкрафт. Если женщины освободятся от семьи и станут по-настоящему независимыми, спросил он воображаемую Воллстонкрафт: «Кто будет готовить наши пудинги, мадам?». Когда она ответила: «Делайте их сами», он надавил на неё ещё сильнее. «Кто будет ухаживать за нами, когда мы болеем?» и, наконец, «Кто будет ухаживать за нашими детьми?». Этим последним вопросом о роли матери Дуайт заставил воображаемую им Воллстокрафт смущённо замолчать. Очевидно, разговоры о равных правах женщин были приемлемы до тех пор, пока эти права не затрагивали традиционную материнскую роль женщины в семье.
Примирить права женщин с их традиционными семейными ролями оказалось непросто. Некоторые говорили, что права женщин на самом деле являются обязанностями — заботой о муже и детях. Другие говорили, что равенство прав мужчин и женщин можно найти только в духовном или социальном смысле. В самом деле, теперь женщин поощряли общаться наравне с мужчинами почти во всех общественных местах, чего раньше не было. Если и мужчины, и женщины имеют права, то эти права должны уважаться обоими полами. Хотя мужчины имели юридическое превосходство, они не могли грубо попирать права женщин. По сути, в этот просвещённый век отношение к женщинам должно было стать показателем цивилизованности. Разве «дикари» не относились к своим женщинам как к «бременным животным»? Если американцы хотели, чтобы их считали утончёнными и благовоспитанными, они, конечно, не могли вернуться к тем «варварским дням», когда женщину «считали рабыней бесчувственного хозяина и обращались с ней». И всё
