Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

27 января британский посол в США Рональд Линдсей в беседе с госсекретарем Хэллом сказал: если бы США присоединились к Франции, Англии, СССР и Чехословакии и выступили против Германии в области торговли, она могла бы отказаться от своих экспансионистских планов44. В то же время посол информировал Хэлла о том, что министры иностранных дел Англии и Франции А. Иден и И. Дельбос составили общий план действий в области внешней политики, который предусматривает попытку достигнуть соглашения с Берлином при поддержке Италии. Лондон и Париж намерены совместно действовать и в отношении СССР. "Москва должна ясно понять, что СССР не должен делать индивидуальных выступлений в области международной политики, мешая этим выполнению планов своих демократических друзей тогда, когда ему это выгодно. Это повторялось слишком часто в связи с испанскими событиями, и напряженное положение, создавшееся вследствие этого, слишком опасно, чтобы позволить его повторение". Следовательно, в Лондоне и Париже были очень недовольны позицией советского правительства в отношении событий в Испании. Если Берлин, заявил посол, не согласится на сотрудничество, тогда к нему будут приняты строгие меры, установлен контроль путем бойкота на товары германской промышленности. С содержанием этой беседы, надо полагать, был знаком Рузвельт до встречи с Ренсименом. Поэтому он так конкретно и доверительно разговаривал с ним. В Лондоне считали, что препятствием на пути сближения с США был закон о нейтралитете, принятый конгрессом и подписанный Рузвельтом. Но дипломатия Вашингтона вела сложную и противоречивую игру, выступая, с одной стороны, за нейтралитет в отношении европейской войны, и с другой — искала пути примирения Европы, сближения Англии и Франции с Германией и налаживания международного экономического сотрудничества и мировой торговли. Активное участие в претворении этой идеи принимал американский посол в Париже У. Буллит. Он встречался с главой французского правительства социалистом Леоном Блюмом и министром иностранных дел И. Дельбосом и многими аккредитованными дипломатами иностранных государств. В частности, у него дважды состоялась встреча с полпредом В.П. Потемкиным. Он настойчиво опровергал распространявшиеся слухи о намерениях Рузвельта принять участие в урегулировании вопросов, связанных с положением в Европе. Буллит напоминал, что США вынесли уроки из прошлого, они участвовали в первой мировой войне, понесли человеческие и материальные потери, европейские страны отказались от уплаты военных долгов. Буллит утверждал, что "всякие толки о намерениях Рузвельта сотрудничать с европейскими державами в деле экономического оздоровления и политического умиротворения Европы являются либо плодом недоразумения, либо выражением наивных надежд, которым, конечно, не суждено осуществиться"^. 22 февраля Буллит выступил с большой программной речью на банкете в Американском клубе. Текст ее был одобрен президентом Рузвельтом. В ней он заявил, что правительство США решительно отказывается от участия в общеевропейской войне, если она возникнет, оно придерживается нейтралитета, тем не менее готово к сотрудничеству с Европой в целях ее экономического оздоровления. Разъясняя этот тезис известному французскому журналисту Перти, он сказал, что в ближайшее время Рузвельт собирается в глубокой тайне встретиться в Вашингтоне с Жоржем Бонэ и, вероятно, представителем английского правительства. Они обсудят вопрос об оказании экономической и финансовой помощи Германии46. Без Англии такие переговоры не могут происходить. Сам Буллит в конце февраля собирался отправиться в Вашингтон для подготовки тайных встреч президента с французскими и английскими эмиссарами. Белый дом и госдепартамент планировали выяснить путем переговоров возможности международного сотрудничества в целях экономического оздоровления Европы и ее примирения. Буллит верил в реальность этого плана, ему удалось убедить и президента Рузвельта, хотя неосуществимость его была очевидна, ибо в Берлине не собирались ограничивать рост вооружений и отказываться от провозглашенных внешнеполитических целей. Наблюдая за дипломатией европейских государств, В.П. Потемкин сообщал из Парижа в Москву, что намечаемые переговоры в Америке приобретают "более или менее ясные очертания. Каков будет их практический результат, предвидеть трудно"47. Многое зависело от позиции Англии. Трояновский полагал, что Советскому Союзу необходимо налаживать отношения с США, пытаться урегулировать назревшие вопросы, стремиться к получению кредитов, расширению торговли и экономических связей, а это было связано с уплатой долгов. Советник полпредства К.А. Уманский, тоже внимательно изучавший отношение США к советской России, придерживался несколько иного взгляда по некоторым вопросам советско-американских отношений, в частности относительно получения кредитов и развития торговли. По его мнению, не стоило так сильно стремиться к расширению торговли и экономических связей с США, как этого хотел полпред. Уманский скептически относился к перспективам советско-американских связей, полагая, что их улучшение возможно скорее путем урегулирования вопроса о долгах. И чем быстрее, тем лучше. Советник констатировал медленное осознание американцами опасности для них на Тихом океане и в Южной Америке. Уманский отмечал, что пока нет видимых признаков желания Рузвельта активизировать с СССР политические отношения. В целом в стране, по его наблюдениям, росло понимание военной угрозы и вследствие этого уменьшалось давление изоляционистских кругов на президента. В Белом доме стали серьезно задумываться о неспокойном положении в Европе, налаживании отношений с Францией и Италией путем урегулирования проблемы долгов и возможного предоставления им займов. Советник предупреждал, что не следовало слишком оптимистически оценивать перспективы политики Рузвельта в отношении Москвы, хотя некоторые сдвиги и произошли48. И действительно, Рузвельт не проявлял поспешности во внешнеполитических акциях, предпочитая выжидать, наблюдать и придерживаться нейтралитета. В отношениях с Советским Союзом оставалось много неурегулированных вопросов. В Вашингтоне по-разному относились к СССР. Консервативные элементы были недружелюбно настроены. После отъезда Буллита из Москвы существенных изменений не наступило. Летом было продлено торговое соглашение на следующий год. Другие важные вопросы не решались. Госдепартамент решил проанализировать состояние американо-советских отношений с учетом только что закончившегося судебного процесса по делу так называемого троцкистско-зиновьевского блока, получившего широкий негативный резонанс в мировой печати. Это было поручено посольству в Москве. Следует отметить, что правительства многих стран с предубеждением относились к предложениям и дипломатии Москвы. Действия руководства страны нередко усугубляли и без того негативное отношение к СССР. Отрицательно сказывались политическая борьба внутри партии, происходившие в стране репрессии, разоблачения искусственно раздуваемых заговоров, судебные процессы, строгое регламентирование пребывания иностранцев в СССР и ограничение их контактов с советскими людьми. Обо всем этом иностранные посольства сообщали в свои столицы, а зарубежные газеты широко публиковали негативные материалы. В августе 1936 г. в Москве начался открытый процесс по делу так называемого антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра, привлекший внимание государственных деятелей, политиков и дипломатов зарубежных стран. 20 августа в "Правде" было опубликовано обвинительное заключение по делу Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева, Г.Е. Евдокимова, И.Н. Смирнова, И.Н. Бакаева и других. Все они обвинялись в убийстве СМ. Кирова и подготовке покушения на И.В. Сталина, В.В. Молотова, К.Е. Ворошилова, А.А. Жданова, Л.М. Кагановича и других советских руководителей. Никаких конкретных фактов и вещественных доказательств не приводилось. Обвинения строились на признаниях, вырванных следователями у обвиняемых под давлением. Страна была потрясена. Страх, взаимные подозрения и недоверие охватили все слои советского общества. На страницах европейских газет, особенно в Германии и Польше, развернулась широкая кампания против московского процесса. Об этом сообщали в Москву полпреды Я.З. Суриц из Берлина и Я. Давтян из Варшавы49. Сотрудники американского посольства наблюдали за начавшимся процессом. Лой Гендерсон систематически информировал о его ходе госдепартамент. Эти телеграммы изучались сотрудниками дипломатического ведомства. В газетах публиковались статьи. Американцы организовывали пикеты у советских полпредства и консульства. Посольству в Москве стало также труднее работать. Усилилась изоляция. Контакты с советскими гражданами были затруднены. В зал суда допускалось ограниченное количество дипломатов, только главы дипломатических миссий. Американскому посольству был выдан один билет для поверенного в делах Лойя Гендерсона, а его просьба получить еще один была отклонена. Возвратившись из, зала суда, он провел совещание с сотрудниками посольства, а 27 августа, после вынесения приговора, отправил пространную телеграмму в Вашингтон. Для журналистов и дипломатов, говорилось в депеше, было странно поведение обвиняемых на суде. Они оговаривали себя, Троцкого и других известных советских руководителей, которые в прошлом были в оппозиции к Сталину. Они безропотно признавались в "преступлениях", объясняли их мотивы. Иностранным наблюдателям трудно было поверить в то, что они слышали. Подсудимые подтверждали участие в заговоре, намерение убить Сталина и других руководителей. Из их показаний следовало, что ими руководил и давал инструкции Троцкий, и все нити заговора вели в Берлин. Иностранные наблюдатели обратили внимание на то, что подсудимые одобряли политику Сталина, во всем обвиняли Троцкого и германский фашизм, охотно отвечали на вопросы прокурора Я. Вышинского, не вступая с ним в споры. Суд, по мнению многих дипломатов и журналистов, представлял собой политический фарс. Так сказал норвежский посланник Гендерсону50. Приговор Военной коллегии Верховного суда 16 подсудимым произвел глубокое впечатление на общественность страны и иностранных дипломатов. С августа по декабрь в Вашингтон из Москвы поступило множество телеграмм о судебном процессе. Это не могло не отразиться негативно на советско-американских отношениях, что нашло отражение в обширном докладе, составленном американским посольством в Москве и получившим высокую оценку госдепартамента. В докладе констатировалось, что во взаимоотношениях между двумя странами в центре внимания находились такие проблемы, как долги, Коминтерн, вопросы торговли, статус наиболее благоприятствуемой нации и защита американских граждан. За истекшие три года ожидания обеих стран в большинстве своем не оправдались. Американское правительство, в частности, было недовольно отказом советского правительства от урегулирования проблемы долгов и претензий, деятельностью Коминтерна, которая якобы оказывала негативное влияние на отношения двух государств; роста советских заказов и закупок товаров, на что рассчитывала Америка, не произошло. Советское правительство, отмечалось в докладе, постигло также разочарование прежде всего в связи с тем, что администрация Вашингтона отказалась от сотрудничества на Дальнем Востоке против активных действий Японии и от поддержки советской внешней политики в Европе. Администрация США не пожелала принять во внимание тот факт, что советское руководство не ответственно за действия Коминтерна и его организаций, не предоставила гарантированные долгосрочные кредиты, не заключила с советским правительством торговый договор в 1934 г., не распространила принцип наибольшего благоприятствования на все импортируемые в США советские товары. Все это создавало напряженность в советско-американских отношениях, мешало установлению взаимопонимания и созданию дружеской атмосферы, отмечал Гендерсон. Выражая неудовлетворение состоянием советско-американских отношений, в чем обвинялся в основном Советский Союз, и всемерно оправдывая политику и действия официального Вашингтона, Лой Гендерсон пытался показать, как трудно иметь дело с Советским Союзом в силу разных социальных систем, расхождения в целях и задачах, преследуемых двумя государствами во внешней политике. Советский Союз, отмечал он, стремится посредством проведения так называемой коллективной безопасности (этим выражено его отношение к ней. - Г.С.) и заключения ряда пактов о взаимопомощи воспрепятствовать вооруженной агрессии со стороны государств, в частности Германии и Японии, удерживать гегемонию Москвы над революционными силами в других странах и создать условия для получения товаров, необходимой финансовой и технической помощи от иностранных государств. В беседах с сотрудниками посольства, учеными, журналистами советские дипломаты обычно обращали внимание на то, что США, одобрив закон о нейтралитете и воздерживаясь от поддержки миролюбивых сил и государств в их борьбе против агрессоров, не желают брать ответственность за происходящие в мире события. За их словами о солидарности не следуют официальные заявления, заключения договоров и соглашений о готовности оказать в случае неспровоцированной агрессии хотя бы финансовую и техническую помощь. Касаясь проблемы долгов, Гендерсон констатировал, что советское правительство, возможно, готово было бы оплатить долги и удовлетворять претензии американских граждан, но в таком случае оно обязано уплатить долги и другим странам, что не в состоянии сделать. Поэтому мала вероятность на изменение ее политики по вопросу долгов. Говоря об экономических связях, автор доклада отмечал, что СССР хотел бы получать от США оборудование и техническую помощь для того, чтобы превратиться в независимую индустриальную страну. Но экономика страны гораздо больше нуждается в кредитах. Европейские страны охотно предоставляют их СССР. "По моему мнению, советское правительство, — подчеркивал Гендерсон, — будет продолжать быть недовольным состоянием советско-американских отношений до тех пор, пока американское правительство не предоставит ему кредиты на удовлетворительных условиях"51. Без кредитов трудно ожидать увеличения торговли между двумя странами. Такой вывод отражал реальное положение дел. Советское правительство недовольно также и торговыми отношениями с Америкой, нежеланием Вашингтона подписать коммерческий договор, как это делают другие страны. У него нет уверенности в стабильности торговли с Америкой. Не так легко советским гражданам получить визу на въезд в США. Следовало бы продумать, как устранить многие раздражающие факторы в американо-советских отношениях. Лой Гендерсон считал, что всякая попытка сотрудничать с Москвой, которая желает иметь "определенные договоры о взаимной военной помощи в случае неспровоцированной атаки", будет риском, так как доктрина мировой революции Кремля является далеко идущей целью, несмотря на текущие тактические шаги. Советский Союз, заключал свой доклад американский дипломат, вмешивается во внутренние дела США. Ознакомившись с докладом, руководитель восточноевропейского отдела госдепартамента, как пишет американский историк Т.П. Меддакс, был согласен со многими его положениями и выводом о незначительных итогах деятельности посольства в Москве52. И все же Гендерсон был против принятия советских предложений. "Мне кажется, что даже частичное удовлетворение их, — считал он, — повлечет за собой радикальные изменения в американской внешней политике"53. Это повлекло бы прежде всего пересмотр закона о нейтралитете, на что никогда бы не пошел конгресс.