Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов
— Слушаюсь, господин ротмистр! — Гуторов щёлкнул каблуками сапог. — А что с арестованными делать? Может, выпорем и отпустим?
— Ещё чего! Кузню сжечь.
— С людьми? — Прапорщик от удивления даже присел на стул.
— Вы не поняли приказа, прапорщик? Это не люди, это предатели. Исполнять!
Отряд организованно уходил по засыпанной снегом лесной дороге. Позади, в селе, жарким огнём горела сельская кузня, вокруг которой бегали поливавшие её водой из вёдер мужчины и женщины. Повсюду кричали, рыдали, но грохот огня заглушал все звуки. Вскоре обрушилась полыхавшая кровля. В «знак благодарности» за кров и стол Павловский оставил трупы, голод, истерзанные души и ненависть. Горе накрыло село и округу.
2
Восемнадцатый год наползал на Россию тяжёлой, страшной тучей, рокотавшей отзвуками последних сражений Первой мировой войны и первых боёв войны Гражданской. Эта жуткая туча то отражала всполохи горевших дворцов и усадеб, то обагрялась испарениями потоков крови расстрелянных большевиками генералов и адмиралов, армейских, флотских и жандармских офицеров… Страна вслепую протискивалась в узкое горло жестокого, никого не щадившего будущего.
В январе (по старому стилю) декретом ВЦИК большевики разогнали Учредительное собрание, отказавшееся признать советскую власть, её правительство и декреты; была принята «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», закрепившая политическое и социальное бесправие русской интеллигенции; изданы декреты Совнаркома об организации Рабоче-крестьянской Красной армии и Рабоче-крестьянского Красного флота; церковь была отделена от государства; аннулированы все государственные внутренние и внешние долги.
В феврале было принято новое летоисчисление, вместо юлианского календаря вводился григорианский; опубликован декрет ВЦИК «О социализации земли»; началось всеобщее наступление германских и австро-венгерских войск по всему фронту, германские войска захватили Киев и Псков; расформировывалась русская армия, отдельные части вновь создаваемой Красной армии еле сдерживали натиск немцев; в Москве и Петрограде Б. В. Савинков создал антисоветскую и антибольшевистскую организацию «Союз защиты Родины и свободы».
В марте был подписан Брест-Литовский мирный договор с Германией, Россия сепаратно вышла из войны; английские войска высадились в Мурманске, началась иностранная военная интервенция. Советское правительство во главе с Лениным переехало из Петрограда в Москву.
Формировалась Красная армия. Многие, очень многие переходили на сторону новой, злой, но упорно сражавшейся с интервентами советской власти. Так поступили генералы Д. П. Парский, М. Д. Бонч-Бруевич, А. А. Брусилов, А. А. Маниковский, П. П. Лебедев, А. А. Самойло, барон А. А. фон Таубе, В. А. Ольдерогге, В. Н. Егорьев, В. И. Селивачёв, Н. М. Потапов (а вместе с ним и практически всё руководство русской военной разведки), адмиралы В. М. Альтфатер, Е. А. Беренс, А. В. Немитц[11]…
Разворачивалось Белое движение. Её основой стала формировавшаяся с конца 1917 года Добровольческая армия под командованием вначале генерала М. В. Алексеева, затем — генерала Л. Г. Корнилова. Погибшего при штурме Екатеринодара 13 апреля Корнилова заменил генерал Антон Иванович Деникин. Против власти Советов восстают область Войска Донского, Кубань, Северный Кавказ, Поволжье, многие районы Урала, Сибири, Забайкалья.
Отдельные, оставшиеся верные присяге, воинские части и многочисленные группы офицеров бывших Северного и Северо-Западного фронтов, концентрировались в Эстонии и Латвии, на западе Петроградской, юге и юго-западе Псковской губерний, надеясь, что хоть кто-то вспомнит о них, обогреет, накормит, организует и поведёт к какой-то цели… Однако генералы, ошарашенные крушением монархии, а затем и Временного правительства, арестами и расстрелами, долго запрягали на Северо-Западе России. Именно поэтому роль организаторов Белого движения здесь взяли на себя молодые офицеры, ротмистры и капитаны. Но штабс-ротмистра Павловского среди них не было.
В начале февраля восемнадцатого Павловский распустил по домам своё войско и вместе с прапорщиком Иваном Гуторовым (благо тот был из Старой Руссы) отправился домой, в Новгород. Мария Дмитриевна, не имевшая от сына весточек почти год и уже не раз ставившая свечи в церкви за упокой души, встретила его без слёз, сняла с него грязные сапоги, рваную солдатскую шинель и молча отправилась топить баню. Зато Наталья раскрыла настежь шлюзы своей радости и нерасплескавшейся любви, обливаясь счастливыми слезами, потащила Павловского в баню, раздела его и долго мылила, тёрла мочалкой огрубевшее, но такое милое тело, поливала горячей водой с настоем ромашки, разделась сама и забралась к нему на полок.
Мария Дмитриевна не торопила молодёжь, приготовила ужин, выставив на стол свои стратегические запасы, спасавшие их с Натальей в голодную зиму: солёные, огурчики, грузди и рыжики, квашеную капусту, румяное с мясными прожилками сало. На столе дымилась кастрюля с варёной картошкой и сверкала в неярких отблесках керосиновой лампы бутылочка довоенной «Смирновской». Сидели допоздна. Женщины рассказывали местные новости, о том, как комиссар Временного правительства Булатов долго не сдавал в губернии власть большевикам, поэтому, возможно, в Новгороде не было таких массовых арестов. Но всё равно в городе опасно. Повсюду военные и чекистские патрули, проверяют документы, идут обыски в домах бывших офицеров, жандармов, полицейских, чиновников, богатых купцов. Их, слава богу, участь эта пока миновала. Да и уголовщина совсем распоясалась. Грабят по ночам, убивают, каждое утро в городе находят раздетые догола трупы.
— Что дальше делать будешь, Серёженька? — спросила мать с тревогой.
Павловский медлил с ответом, закурил, пересел на большой старый диван. Что ему сказать матери? Он и сам толком не знал, что делать.
— Надо осмотреться, мама, постараться выяснить обстановку в Питере, восстановить прежние связи с коллегами, однополчанами… Если не возражаете, поживу у вас некоторое время тихо и незаметно.
Женщины лукаво переглянулись и хором радостно ответили:
— Конечно, Серёженька, конечно!
— О средствах не беспокойтесь, имею кое-что получше бумажной рухляди.
Он встал, вышел в прихожую, вернулся с солдатским сидором, извлёк из него два увесистых мешочка и высыпал их содержимое на стол. Женским взорам предстала картина сверкающих золота и камней. Здесь были золотые украшения с крупными драгоценными камнями и камни россыпью: бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры, опалы, топазы, агаты…
— Откуда это у тебя, Серёжа? — в изумлении воскликнула Мария Дмитриевна.
Павловский беззаботно ответил:
— Так, военные трофеи.
Мать повертела в руке тяжёлый золотой перстень старинной работы с крупным синим сапфиром, пристально поглядела на сына, но ничего не сказала.
— Вам этого надолго хватит. А это, — Павловский выбрал серёжки в виде подвески из трёх рубинов, соединённых ажурными звеньями, — это, Наташа, тебе. Носи на здоровье.
Наталья с горящими от радости глазами расцеловала его в губы и побежала к трюмо мерить подарок.
До середины марта
