Лев Демин - Семен Дежнев
Не был ли Тыгын предвестником объединения якутских родов и племен в раннее государственное образование? Можно ли рассматривать появление такой фигуры шагом к якутской государственности? Советские ученые в том числе и якутские, отвечают на этот вопрос сдержанно и по существу негативно. Приведем высказывание из такой авторитетной публикации, как книга очерков «Якутия в XVII веке», изданная в Якутске (1953) под редакцией С.В. Бахрушина и С.А. Токарева. «Наши источники не подтверждают этих представлений о межплеменных объединениях государственного типа якутов той эпохи. Более того, нет никаких оснований предполагать, что у якутов существовали какие-либо прочные, постоянные связи между отдельными племенами, связи, которые бы выходили за пределы упоминавшихся временных и эпизодических союзов.
По сравнению с соседними кочевыми народами, оленеводами и охотниками якуты располагали более сложными и развитыми религиозными представлениями. Духовные существа, которым они поклонялись, делились на светлые, или «верхние», божества и злые и темные, или «нижние». Был культ светлых божеств, покровителей плодородия и скотоводства. В их честь и устраивались «кумысные» праздники «ысыах». Изображения этих божеств-покровителей хранились в жилищах и хлевах. Очень долго у якутов сохранялись и элементы тотемизма. Каждый род имел свое почитаемое животное-тотем, например лебедя, гуся, ворона и т. п. Строго запрещалось употреблять его в пищу. С религиозно-мистическими представлениями якутов были связаны и обряды присяги или клятвы. Простейший вид присяги заключался в том, что присягаемый выпивал воду с солью. Если он при этом проливал воду на землю, то считался виновным.
С течением времени якуты, придя на Лену с юга, расселились тремя большими территориальными группами — по средней Лене и Алдану, по нижнему течению Вилюя и нижней Олекме. Вся остальная часть ленского бассейна оставалась заселенной эвенками. Четкой границы расселения между ними не было. Заселяя периферию Якутии, эвенки местами вклинивались в районы обитания якутов, кочевали по верховьям Яны, Индигирки и Колымы. К северу от места обитания их восточной ветви расселялись юкагиры, а к югу, охватывая и Охотское побережье, — эвены. С этими народами судьба также не раз сталкивала Семена Ивановича, всегда стремившегося к добрососедству и дружбе с ними.
Если якуты вели оседлый и отчасти полуоседлый образ жизни, эвенки, эвены и юкагиры, вытесненные из центральной Якутии, продолжали вести кочевой образ жизни. К этому предрасполагали поиски новых оленьих пастбищ и охотничьих угодий. Необычайная подвижность этих народов мало способствовала устойчивости общественных отношений. Они жили родами, происходившими от большой семьи, отделившейся от первоначального рода. Каждый род управлялся старейшиной — тайшей или тойоном, а по русской терминологии — князцом, который, впрочем, не имел такого влияния, как якутский тойон. Юкагирский родовой старшина был обычно и шаманом.
У всех этих народов разложение родоплеменного строя и имущественное расслоение еще не зашло так далеко, как у якутов, хотя и здесь имело место имущественное неравенство, выделялась своя родоплеменная верхушка. Племенная организация складывалась далеко не везде, тогда как у якутов она сложилась давно и повсеместно. У эвенков русские наблюдали в XVII веке существование рабства, хотя оно, по-видимому, и не получило у них столь широкого распространения, как у якутов, и носило более патриархальный характер. Известны случаи, когда эвенки давали рабов в качестве калыма за невесту, продавали, закладывали, выменивали за соболиные шкурки.
При мирных отношениях с соседними народами якуты вели с ними торговлю, выменивая у них соболиные шкурки и другие меха на скот, молочные продукты, а также металл и предметы ремесла. Этот обмен, принимавший архаичный вид «взаимных подарков», был обоюдовыгоден. Он сопровождался угощениями и плясками. Пушной промысел втягивал эвенков, а отчасти эвенов и юкагиров, в торговый обмен с якутами, а потом и русскими.
Но часто мирные отношения нарушались. Эвенкийские роды враждовали и воевали и между собой, и с юкагирами, и с якутами. Придя на Лену, русские служилые люди стали свидетелями вражды и столкновений эвенков с Нижней Тунгуски с верхнеленскими эвенками. Инициатива исходила от первых, и верхнеленские жили в вечном страхе, ожидая нашествия недругов. Частные военные столкновения заставляли эвенков совершенствовать свое наступательное и защитное вооружение. Они использовали луки, рогатины, щиты, металлические или костяные пластинчатые панцири и шлемы-шишаки.
Неспокойным застали русские Ленский край. Стали свидетелями яростных схваток кровавых усобиц между отрядами воинственных князцов, внезапных нападений враждебных племен на мирные поселения соседей, видели опустошенные, разграбленные и выжженные становища, встречали людей изувеченных, со шрамами на лицах — отметинами, оставленными вражескими пальмами во время кровопролитных схваток. Стоило русским появиться на Лене, как стали приходить к ним якуты, эвенки с жалобами на недругов, со слезными мольбами обуздать воинственных князцов, вызволить из неволи своих сородичей, навести мир и порядок. Именно в русских местное население увидело ту реальную силу, которая была способна покончить с межплеменными усобицами и войнами, обеспечить мирную жизнь.
Русские власти были заинтересованы в умиротворении края, прекращении кровавых стычек между племенами. Только мирные условия обеспечивали нормальную хозяйственную жизнь и бесперебойное поступление ясака. Поэтому русские администраторы на Лене видели одну из главных задач своей политики в поддержании мира, обуздании межплеменной вражды. Нередко приходилось вмешиваться в конфликтные ситуации, принимать меры, чтобы гасить их, а против наиболее задиристых князцов предпринимать военные походы. В этих операциях принимал участие и Семен Дежнев. Со становлением русской власти межплеменные усобицы в значительной мере свелись на нет. Удалось достичь этого далеко не сразу, особенно в окраинных районах. Меры властей в этом направлении встретили среди основной части аборигенного населения самую положительную реакцию.
Первоначальное место, выбранное сотником Бекетовым под Ленский (Якутский) острог, так называемое Чуково поле, оказалось неудачным. Весной его заливало вешними водами. Поэтому острог вскоре был перенесен на новое место, верст на десять выше по Лене. Его опоясывали бревенчатые стены длиной 333 сажени (свыше 700 м) с пятью башнями. Внутри острога находились воеводский двор, две церкви, амбары, помещение для гарнизона, тюрьма, изба для аманатов — заложников из числа местного населения.
Распространяя свою власть на просторы Восточной Сибири, русские ставили в качестве опорных пунктов на Лене и ее притоках остроги, острожки, зимовья. Еще в 1630 году был основан Киренск на верхней Лене у впадения в нее Киренги, а в следующем году — Усть-Кутский острог, в устье Куты. В 1632 году возникло Жиганское зимовье, или Жиганы, на нижней Лене. В 1634 году — Верхневилюйское зимовье в верховьях левого ленского притока Вилюя. В 1637 году отряд томских казаков во главе с атаманом Дмитрием Копыловым поднялся вверх по Алдану, правому притоку Лены, и заложил здесь в следующем году Бутальский острожек.
В 1638 году из этого острожка партия казаков, предводительствуемая Иваном Юрьевым Москвитиновым, отделившись от Копылова, поднялась вверх по Мае и Юдоме и вышла перевалами хребта Джугджур на побережье Охотского моря. Так русские впервые вышли на «Большое море-окиян», которое местные жители эвены и ламуты называли Ламским морем. Пункт, которого достиг Москвитин, — это устье реки Ульи, несколько южнее теперешнего Охотска. Здесь землепроходцы прожили два года. На основании экспедиции Москвитина Курбатом Ивановым были составлены первые чертежи Охотского побережья. Хотя чертежи эти, по-видимому, не сохранились до наших дней, о них есть упоминание в челобитной Курбата от 1642 года.
Якутия послужила исходным плацдармом для двух дальнейших мощных потоков землепроходцев и переселенцев. Первый поток, южный, имел своей целью достижение Охотского побережья и Амура. Вслед за экспедициями Копылова и Москвитина последовали походы на Амур Василия Пояркова (1643–1646) и Ерофея Хабарова (1647–1651), знаменитые исторические походы.
Письменный голова якутского воеводства Поярков поднялся с отрядом казаков по Алдану почти до самых истоков, а затем по речкам Учуру и Гонаму. Зимой он
перешел через Становой хребет и вышел к верховьям Зеи, а с открытием навигации спустился по Зее в Амур. Широкая полноводная река поразила землепроходцев величием и красотой. Приамурье представляло собой холмистую степь, которая со временем могла стать щедрой хлебной житницей. А речная пойма была покрыта буйной растительностью. По живописным берегам росли дуб, орех, тополь и еще какие-то неведомые русским деревья. Река изобиловала всякой рыбой.
