Зоя Ножникова - Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев
Затем, сделав семь миль и пересекши реку Тверцу, мы прибыли в довольно большой городок Выдропужск, расположенный на берегу Тверды, и спустившись оттуда вниз по реке на семь миль, достигли города Торжка, в двух милях ниже которого переправились на рыбачьей лодке через реку Шаногу и отдыхали один день в городке Осуге. Через реку Осугу мы переправились на плоту.
На следующий день, проплыв семь миль по реке Тверце, мы пристали к Медному. Отобедав здесь, мы опять сели на наше суденышко и через семь миль, 14 апреля, достигли славнейшей реки Волги, а также княжества Тверь. Некогда это было славное княжество, да и теперь тоже, но все принадлежит великому князю московскому.
Тверь. Немецкая гравюра, XVII в.Там стояло несколько больших кораблей, на которых возят купеческие товары до моря, называемого московитами Хвалынским, по-латыни — Каспийским и Гирканским, и обратно.
Здесь мы взяли судно побольше, намереваясь из-за дурной дороги проплыть несколько миль. Но не проплыв и полумили по Волге, там, где река поворачивает направо, — потому-то мы и заметили это слишком поздно, — мы увидели, что в этом месте река замерзла и была заполнена обломками льда. С величайшим трудом, обливаясь потом, мы пристали в одном месте. Лед смерзся высокой кучей, и мы едва выбрались на берег. Оттуда сухим путем пешком добрались мы до крестьянского дома, там ждали, пока приведут несколько плохоньких крестьянских лошадей, и на них я с немногими сопровождающими прибыл к монастырю Святого Илии, куда с ближайшей почтовой станции доставили лошадей лучших и в большем числе.
Переменив здесь лошадей, мы добрались 15 апреля до городка Городни, расположенного на Волге, в трех милях от монастыря. Откуда прямо в Шошу — это весьма судоходная река (три мили);
Шорново, почтовую станцию (три мили), 16 апреля, городок Клин, расположенный на реке Януге (шесть миль);
Пешки, почтовую станцию (еще шесть миль).
17 апреля — Черную Грязь на реке того же имени (шесть миль), и наконец 18 апреля в Москву, три мили».
Леса, болота, комары
Летом по Московии лучше было не ездить, особенно в дожди, а весной и осенью дорога становилась почти непроезжей. Иосафат Барбаро, венецианский купец, выдававший себя за дипломата (или, как нередко приходилось слышать Барону от русских, дипломат, выдававший себя за купца: кто-де их, венецианцев, разберет!), живавший при дворе великого князя московского Василия II Васильевича Темного и в середине XV века не раз путешествовавший из Венеции и других стран Европы в Московию и обратно, со знанием дела писал:
«Летом там не отваживаются ездить слишком далеко по причине величайшей грязи и огромнейшего количества слепней, которые прилетают из многочисленных и обширнейших тамошних лесов, в большей части необитаемых».
Адам Олеарий, чей путь в Московию пролегал через Лифляндию и новгородские земли, в своих записках за 1634 год создал настоящую песнь ужаса:
«Посреди множества болотистых и лесистых местностей мы впервые имели сильнейшие неудобства и неприятности: днем — от больших мух и ос, накусавших большие волдыри на нас и наших лошадях, а ночью — от комаров, которых мы могли отгонять только дымом, неприятным для наших глаз и нашего сна.
Эти места представляются нездоровыми, ввиду пресного озера и многих расположенных кругом болот. При нас целых три недели тут было такое множество комаров, или огненных мух, которые летят кругом огня и сами себя сжигают, что не видно было с ладонь свободного от них воздуха и нельзя было ходить с открытым лицом, не испытывая неудобств. Ежегодно в это время гнуса встречается очень много. Мы испытывали массу тягот, вследствие беспрерывного леса и сырого кустарника, от комаров, мух и ос, так что мы из-за них ни днем, ни ночью не могли ехать или спать спокойно. Физиономии большинства наших людей, которые не береглись как следует, были так отделаны, точно у них была оспа. Гнуса этого в летнее время во всей Лифляндии и России несказанно много. Лифляндцы называют комаров «русскими душами». Умные путешественники должны раскрывать для защиты от комаров сетки или палатки, приготовленные из тонкого или особым способом сотканного, с мелкими дырочками, холста. Там, где они желают отдохнуть, они разбивают эти палатки и скрываются под ними. Крестьяне же и ямщики, у которых таких палаток нет, разводят большой огонь, усаживаются и ложатся к нему так близко, как только можно, и все-таки едва пользуются покоем».
Московское государство было преимущественно лесное. Приезжим иностранным путешественникам вообще вся страна казалась обширным лесом. В самом начале XVI века, опираясь на сведения, полученные в 1517 году, Герберштейн писал:
«Владения Московского государя простираются далеко на восток — до реки Иртыш, от устья которой до Китайского озера три месяца пути. Из Китайского озера, скрывающегося в густых лесах, берет начало река Обь. Сюда приходят черные люди и приносят на продажу разнообразные товары. Леса тянутся до области Лукоморье, жители которой каждый год точно в день, посвященный у русских Святому Георгию, 27-го ноября, умирают, а весной, 24-го апреля, оживают наподобие лягушек. Там, говорят, живут люди чудовищного вида: у одних из них, наподобие зверей, все тело обросло шерстью, у других песьи головы, у третьих вместо головы грудь, а глаза на груди, а еще есть люди с длинными руками и без ног. А в реках водится рыба с головой, глазами, носом, ртом, руками, ногами совершенно человеческого вида, но без всякого голоса; говорят, что как и прочие рыбы, она вкусная. Где конец этого леса, никто не знает».
Сорок лет спустя, в 1557 году, венецианский посол Марко Фоскарино, который посетил русскую землю по торговым делам, добавлял:
«Обширны пустыни и леса этой страны, значительная часть которой представляет собой равнину. Громадную часть Московии занимает страшный на вид Герцинский лес. Теперь он не так страшен, как в древние времена, о которых остались только рассказы. Хотя он сейчас уже не кажется густым от частых рощ и непроходимых урочищ, и стал реже вследствие многочисленных строений, расположенных по всем направлениям, он все же пугает. В нем живут лютые звери. Этот лес беспредельной величиной обманывает тех, кто из любознательности захотел бы найти его конец».
Охота на белок. Рис. А. Брандта, начало XVII в. Пахота, сев и жатва. Миниатюра из Лицевого летописного свода, XVI в.Мощь античного Герцинского леса, как называли Аристотель и Птоломей горные леса, покрывавшие Европу, могла дать иностранным путешественникам лишь отдаленное представление об истинных размерах леса Московитского. О нем было известно, что он тянется от Лифляндии до Гор Земного Пояса, которому в новые времена, в XVII веке, дали новое название: Урал-горы, и дальше до конца Земли. Там, за границами любой карты, жили дикие и страшные народы Гог и Магог, давным-давно запертые в крепости Александром Македонским. Если им удастся вырваться оттуда и напасть на христианский мир — настанет Страшный суд.
Правда, московитские леса, кое-где уже расчищенные под жилища и пашню, весною казались ярким зеленым садом, наполненным бесчисленным множеством певчих птиц. Но у путников под колесами повозок и копытами лошадей были только сырость и грязь, обилие воды, болота, мириады комаров и мошек. На подъезде к большим городам дороги нередко мостили деревом, но ездить от этого не становилось проще. В мягкой земле деревянные мостовые прогибались, выгибались, в них застревали колеса, лошадям то и дело грозила опасность повредить ноги. В лесах скрывались дикие звери. В лесах скрывались дурные люди, чьим промыслом был грабеж, а нередко и душегубство.
Зимний путь
Итак, когда бы ни отправиться в путь, на дороге все равно будут поджидать западни. Летом в грозу удар молнии мог прервать путешествие надолго, если не навсегда; весной караван остановят разливы вод, осенью — слякоть и раскисшие дороги; зимой не каждый конь унесет седока от стаи волков, и не всегда удастся отбиться от них факелами. Олеарий, правда, утверждал, что ему говорили, будто бы волков можно напугать просто — достаточно волочить за санями на длинной веревке дубину. Барон в этом сомневался, однако считал зиму наименьшим злом, а русский мороз благом.
Зимой, когда дорога покрывалась снегом, любые возки ставились на полозья. В Баварии, Швабии, австрийских землях, в Северной Европе, откуда бывали родом многие приезжавшие в Москву иностранцы, снега выпадало достаточно, и сани не были редкостью. И все же большинство путешественников XV-XVII веков приезжали в Московию из стран с мягким и теплым климатом. Их до глубины души поражали мороз, лед, снег. Многие видели их впервые. Венецианец Иосафат Барбаро писал в середине XV века: «Мороз там настолько силен, что замерзает река!» Многие ли жители Венеции могли ему поверить?
