А. Фурсов - De Secreto / О Секрете
Вскоре по выходе романа в свет оба факта были подтверждены Элен Пельтье (в замужестве Замойска)[1071]. На основании этого защитники А.Д. Синявского утверждают, что ни о каком его сотрудничестве с органами госбезопасности не может быть и речи[1072].
Вывод явно поспешный.
Прежде всего необходимо отвлечься от истории с Элен Пельтье и установить, в каком качестве Андрей Донатович был завербован: как доверенное лицо или тайный агент? Если органы госбезопасности пытались использовать его как доверенное лицо, то нарисованная им картина вполне вероятна. Если же он был завербован как агент, то его деятельность в таком качестве не могла ограничиваться одной Элен и разыгранный разрыв отношений между ними не мог быть основанием для прекращения его отношений с органами госбезопасности.
Как мы уже знаем, агента от доверенного лица в советское время отличало не только то, что сотрудничество первого с органами госбезопасности было регулярным (а не от случая к случаю), но и то, что оно закреплялось специальными документами, из которых нам известны по крайней мере два: подписка о сотрудничестве и расписка о неразглашении[1073]. Были ли отношения студента А.Д. Синявского с органами госбезопасности оформлены документально? Да. По словам М.В. Розановой, согласившись на сотрудничество, её муж «дал» необходимые «подписки» и «расписки»[1074].
Из этого можно сделать вывод, что он был завербован как агент и история с Элен Пельтье — лишь один из эпизодов в его взаимоотношениях с органами госбезопасности.
Когда роман «Спокойной ночи» появился в печати, один из его героев, выведенный под именем Сергей как осведомитель, выступил в печати и раскрыл свою фамилию. Это был ближайший товарищ А.Д. Синявского того времени, тогда тоже студент Сергей Хмельницкий, по свидетельству которого они были завербованы оба и имели одного куратора («резидента»)[1075].
Статья С. Хмельницкого вызвала взрыв возмущения. Его обвинили в том, что он сознательно клевещет на А.Д. Синявского. Однако возникает вопрос: зачем? Ведь о том, что под именем Сергей выведен он, могли догадаться очень немногие. Эти немногие уже давно обвиняли его в этих связях на основании других фактов. Между тем выступив со статьей, С. Хмельницкий предал эти факты самой широкой огласке.
Если воспоминания С. Хмельницкого ничем нельзя было опровергнуть, их нельзя было и признать бесспорными. Ситуация изменилась, когда в 2011 г. его жена сообщила в своих воспоминаниях, что муж поставил её в известность о сотрудничестве с КГБ ещё в начале 1950-х гг., когда они поженились. А вскоре сообщил ей и о том, что с органами сотрудничает его друг — А.Д. Синявский[1076].
Однако ещё до того, как эти воспоминания увидели свет, точку в споре поставила М.В. Розанова. 8 октября 2005 г. в беседе с Иваном Толстым на радио «Свобода» она признала факт сотрудничества А.Д. Синявского с органами госбезопасности.
Отметив, что «все вещи Андрея Синявского, посланные за границу, передавала за границу, печатала за границей и доверенным лицом Синявского за границей стала не кто-нибудь, а именно Элен Пельтье-Замойская», Мария Васильевна сказала: «Может быть, случилось это только потому, что Андрей Синявский согласился на неё доносить, да, расписался в КГБ, что будет, а потом пошёл к ней и всё рассказал. И что и как доносить, они уже решали вместе. А если что-то сообщить, то в какой форме»[1077].
Значит, рассказанная в романе история с размолвкой — литературный вымысел. В связи с этим, как отмечает С.И. Григорьянц, «вполне заслуживает доверия рассказ Александра Даниэля со слов и отца и матери (порознь) о том, что Синявский ещё в конце пятидесятых годов предупредил их о том, что дал подписку в КГБ»[1078]'. Очевидно, что такое предупреждение не имело бы смысла, если бы Андрей Донатович к этому времени, т. е. к концу 1950-х гг., порвал свои отношения с КГБ.
Таким образом, в нашем распоряжении имеются три свидетельских показания (в том числе одно, принадлежащее жене А.Д. Синявского, у которой не было резона клеветать на мёртвого супруга) о том, что, дав в 1948 г. подписку, А.Д. Синявский сотрудничал с советскими спецслужбами.
Что же тогда послужило причиной его ареста в 1965 г.?
С.И. Григорьянц склонен считать, что А.Д. Синявский был арестован для того, чтобы сделать ему соответствующее имя и затем отправить за границу[1079]. Не отрицая права этой версии на существование, думаю, что требует проверки и другая версия — арест мог быть вызван фактом двойной игры А.Д. Синявского. А затем уже после ареста между ним и КГБ могло быть достигнуто соглашение о его использовании за границей[1080].
И действительно: а) А.Д. Синявский был освобожден досрочно на определённых условиях, которые пока нам неизвестны, б) между ним и КГБ была достигнута договорённость, в соответствии с которой он не должен был изменять свои идеалистические взгляды, в) КГБ предоставил ему возможность не только выехать во Францию, но вывезти с собою некоторые культурные ценности, на вывоз которых существовал запрет, и г) А.Д. Синявскому было сохранено гражданство, которого он никогда не лишался[1081].
Вдумайтесь в этот факт. Гражданин СССР живёт в Париже, читает лекции в Сорбонне, издает антисоветский журнал «Синтаксис» и является одним из столпов русской антисоветской эмиграции. Эдак к 1985 г. он и советскую пенсию заработал.
В чём заключалось значение ареста А. Синявского и Ю. Даниэля? С него берёт начало так называемое правозащитное движение. Уже 5 декабря 1965 г. в Москве состоялся митинг в защиту советской конституции, а затем началась «петиционная кампания». В 1968 г. стала выходить «Хроника текущих событий», в 1969 г. возникла так называемая «Инициативная группа»[1082].
Центрами диссидентского движения в Москве стали «диссидентские салоны», важнейшим из которых была квартира сына советского командарма — Петра Ионовича Якира[1083].
«Благодаря своему имени, — писал А. Амальрик, — он был вхож в круги истеблишмента, но тяготел к демократической публике… Квартира его всегда была полна людьми, иногда довольно странными»[1084].
«Он, — отмечал Юлий Ким, — на свой лад входил в моду, внимание известных людей ему было приятно, перед ним распахивались многие двери, а что касается его дверей, то они просто не закрывались, в квартире народ толокся постоянно и кто только в ней не побывал»[1085].
«Это был, что называется, открытый дом, — вспоминал С.А. Ковалев, — где вечно толклись знакомые, полузнакомые и вовсе незнакомые люди. Мы обычно собирались для составления текстов в большой комнате, где полстены было завешано иконами старинного письма»[1086]'.
«Квартира, — вспоминал А.Э. Левитин-Краснов, — всегда переполненная народом. Проходной двор. И кого здесь только нет: научные работники, дети бывших высокопоставленных лиц, вернувшиеся из лагерей, куда их загнали Сталин и Берия, студенты, приехавшие из провинции, демократические мальчики и девочки со всей Москвы, крымские татары, украинцы, белорусы, евреи всех мастей, со всего Советского Союза, эстонцы, латыши, литовцы. Изредка здесь мелькают немецкие, английские, французские журналисты — и наряду с этим опустившиеся пропойцы, ночующие на вокзалах. Всем одинаковый приём, для всех ласковое слово, ну и чарка водки»[1087].
Однако квартира Якиров была известна в Москве не только как место встреч диссидентствующей интеллигенции. Вспоминая о её посещениях, А. Лавут отмечал, что там всегда можно было получить необходимые «тексты»[1088], т. е. самиздат и тамиздат.
Из воспоминаний Л.Б. Терновского: «Где ещё тогда я мог увидеть всю эту уйму Самиздата, — вольные статьи, размышления, обращения?! Изданные неподцензурно романы Солженицына, книги Замятина, Орвелла, А. Кестлера? И совсем недавние самиздатские творения — “Мои показания” А. Марченко, “Полдень” Н. Горбаневской и первые номера “Хроники”? И не только увидеть, но и взять почитать и дать почитать своим знакомым» — восклицает Л.Б. Терновский[1089].
В начале 1968 г. у П. Якира был произведен обыск, который длился чуть ли не целый день[1090]'. Ю. Ким, сообщивший об этом факте, к сожалению, умолчал о его результатах. Но можно не сомневаться, что от всех самиздатовских публикаций квартира была очищена. Через три года, по свидетельству Л.Б. Терновского, «в январе 72 г. на “Автозаводе” грянул… обыск», «из квартиры увезли чуть ли ни грузовик крамольного Сам- и Там-издата»[1091]. Обратите внимание. Это по меньшей мере сотни килограммов, скопившиеся за три года.
