Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

Никакой аналогии с положением России и Японии в 1904 г., накануне войны между ними, не может быть, ибо тогда Япония была баловнем Европы и Америки, все симпатии этих государств, отлично осведомленных о слабости России, были на ее стороне. Они смотрели тогда на Японию, как на противовес российской империи. Теперь же, напротив, многие государства рассчитывают, что Советский Союз может обуздать Японию. Европа, раздираемая противоречиями, занята своими делами и не примет участие в японо-советской войне. Что касается США, то они, отмечал Абрикосов, отделены огромным пространством от Японии и не пошлют свой флот к ее берегам, где он может быть уничтожен. Японцы также не сделают этого. "Поэтому я лично думаю, что даже в случае возникновения конфликта на Дальнем Востоке Соединенные Штаты останутся в стороне от него, в ожидании, что конфликт этот ослабит участвующие в нем державы и даст таким образом Америке возможность более энергично выступать в их излюбленной роли охранителя территориальной независимости Китая"72. По его мнению, Япония не была стеснена в проведении политики по обеспечению господствующего положения на Дальнем Востоке. Так заканчивал он свое письмо Маклакову. Его суждения были близки к реальности. В эти дни японское правительство разрабатывало внешнеполитические планы. Армейские круги выступали за экспансию на суше против Китая и СССР, а морские настаивали на движении в южном направлении. 7 августа Совет пяти министров, состоявший из премьер-министра и министров иностранных дел, военного, морского и финансов, одобрил "Основные принципы национальной политики". В этой программе указывалось, что внешняя политика и оборона должны быть направлены на обеспечение позиций Японии на азиатском материке и продвижение в район южных морей. Это означало захват Китая, нападение на Советский Союз, экспансию в направлении Индокитая и Южной Азии. В основе политики империи лежал принцип превращения Восточной Азии в зону японской гегемонии и обеспечения готовности встретить во всеоружии Англию и Америку. В этом документе говорилось об обновлении всей политики страны с целью превращения Японии в "стабилизирующую силу в Восточной Азии". Главным в национальной политике должны быть координирование действий дипломатии и военных кругов на восточноазиатском континенте и расширение продвижения на юг. Для этого необходимо ликвидировать угрозу с севера, т.е. со стороны Советского Союза, укрепить японо-маньчжурскую оборону, обеспечить готовность к борьбе против Англии и Америки. Продвижение в страны южных морей следует осуществлять постепенно и мирными средствами, дабы не вызывать противодействия со стороны Вашингтона, Лондона и Парижа. В целях проведения подобной политики предлагалось усилить военные приготовления, увеличить контингент войск в Маньчжоу-Го и Корее, которые могли бы "в случае военных действий нанести первый удар по расположенным на Дальнем Востоке вооруженным силам Советского Союза. Военные приготовления во флоте призваны обеспечить ему господствующее положение против морского флота США в западной части Тихого океана". В свете новых принципов национальной политики предусматривалось проведение различных финансово-экономических мероприятий, обновление дипломатического и информационно-пропагандистского аппарата, формирование благоприятного общественного мнения в стране.

Четыре дня спустя было одобрено продвижение сначала на север — против Советского Союза, а затем на юг — против Франции, Англии, США и Голландии. Одновременно была принята программа по урегулированию положения в Северном Китае. В ней говорилось: добиться превращения его в антикоммунистическую и проманьчжурскую зону, в базу для сотрудничества Японии, Маньчжоу-Го и Китая, улучшения транспортных средств в случае войны с Советской Россией74. Совет пяти министров, таким образом, фактически взял на себя выполнение функций всего Кабинета. 25 августа была составлена "Программа обновления политики", предусматривавшая стимулирование развития авиации и флота. Она свидетельствовала о переходе страны на путь милитаризации экономики и подготовки к войне. Государственной политикой Японии предусматривалось обеспечение позиций для нее на континенте и продвижение в район южных морей. В этом же документе говорилось о создании на севере прочной обороны в Маньчжурии для того, чтобы "противостоять тем военным силам, которые Россия сможет выставить и использовать на Дальнем Востоке"75. Полпред в Токио К. Юренев сообщал наркому Литвинову о нежелании министра Харито Арита сделать какие-либо шаги в сторону улучшения отношений с СССР. В политических кругах циркулировали слухи о трениях между военно-морским командованием и руководством армии относительно средств достижения внешнеполитических целей. Моряки в лице военно-морского министра адмирала Осаму Нагано настаивали на более форсированном строительстве флота и подготовке к экспансии на юг. 28 августа полпред Юренев телеграфировал в НКИД: "Моряки решительно поддерживают политику продвижения на юг и воздержания от агрессии на север". В то время, когда в Токио шли дискуссии между командованием армии и флота о направлениях продвижения на север или на юг, в Берлине происходили дипломатические переговоры о союзе Германии и Японии, которые для Москвы тайной не являлись, так как советская разведка, разгадав код, достаточно подробно информировала Центр о содержании и характере разногласий. Советские дипломаты в Токио неоднократно спрашивали об этих переговорах. Но японцы упорно отрицали. 14 ноября заместитель наркома иностранных дел Б.С. Стомоняков поручил полпреду К.К. Юреневу посетить министра Арита и заявить ему о получении неофициальных сведений о вероятном оформлении японо-германского соглашения, направленного прямо или косвенно против СССР76. Полпред посетил министра Арита и спросил его, насколько соответствуют действительности слухи о готовящемся германо-японском соглашении. Последовал отрицательный ответ, хотя министр многозначительно и неслучайно заметил о принятии Японией мер против распространения коммунизма, в частности имелись в виду переговоры с одним из государств, которое в этом также заинтересовано77. Полпред остался неудовлетворен беседой. Из Москвы он получил срочную телеграмму с инструкциями еще раз посетить министра и обратить его внимание на то, что соглашение о борьбе против коммунизма является лишь прикрытием для создания союза, направленного непосредственно против СССР. Арита категорически ответил Юреневу: "У Японии есть одно желание — спасти Японию и Азию от коммунистической опасности". "Коминтерну мы противопоставляем также международную организацию", — подчеркнул министр. Когда полпред еще раз спросил министра Арита о японо-германском соглашении, тот отказался даже обсуждать этот вопрос, холодно заявив: "Я не хочу больше дискутировать". Одновременно, 19 ноября Литвинов встретился с китайским послом Цзян Тинфу и спросил его о ходе японо-китайских переговоров. Посол ответил, что японцы требовали совместной борьбы с коммунизмом и сотрудничества вдоль северо-западной границы, но оба их требования отклонены. Литвинов в свою очередь скептически заметил, что, по сведениям советской стороны, Нанкин все же частично принял предложения японцев для нескольких провинций79. Советскому руководству было известно, что на протяжении 1936 г. правительство Чан Кайши вело тайные переговоры с Токио. Японцы настаивали на участии Китая в совместной борьбе против коммунистического движения и добивались образования "автономного" правительства на севере Китая. В частности, 26 сентября Кун Сянси сообщил полпреду Д.В. Богомолову, что японский посол в Китае Сигэру Кавагоэ при встрече с министром иностранных дел Чжан Цюнем потребовал экономических привилегий и создания автономных провинций в Северном Китае, снижения тарифов на японские товары, заключения соглашения о совместной борьбе с большевизмом80. Японцы имели в виду создание военного союза Японии и Китая против СССР, хотя они воздерживались от подобных формулировок. 26 октября замнаркома Б.С. Стомоняков поручил Д.В. Богомолову встретиться с Чан Кайши и Чэнь Лифу и узнать о японо-китайских переговорах и общих внешнеполитических планах нанкинского правительства. «Не пытается ли Чан Кайши договориться с японцами о совместной борьбе с "красной опасностью"?», — спрашивал замнаркома81. Характерно, что именно в этот день японский посол Сигэру Кавагоэ в Нанкине обсуждал с министром иностранных дел гоминдановского правительства Чжан Цюнем вопрос о совместной борьбе против коммунистов. Посол предлагал использовать для этого японских офицеров в китайской армии. Это предложение было отклонено из-за опасения военного конфликта с СССР. "Гоминдановское же правительство намерено держаться по возможности в стороне от такого конфликта82", — сообщал в Вашингтон поверенный в делах США в Нанкине Перек. Разумеется, Москва не могла быть безразличной к действиям японской дипломатии. Она стремилась предотвратить сближение Нанкина с Токио. 7 ноября полпред Богомолов более трех часов беседовал с министром иностранных дел Китая Чжан Цюнем о советско-китайских отношениях. На вопрос Богомолова о состоянии китайско-японских переговоров министр ответил, что политика правительства Нанкина направлена на консолидацию и объединение всех сил страны. Японцы же стремятся вести переговоры с местными властями и пытаются отделить от Китая ряд провинций. Коммунисты ставят своей целью изменить путем вооруженной силы существующий строй в стране. Полпред приветствовал основные установки политики китайского правительства на объединение страны и ее консолидацию, стремление к улучшению советско-китайских отношений. В Синьцзяне у Советского Союза только экономическая заинтересованность, в политическом плане лишь одно желание — всемерно воспрепятствовать проникновению туда японцев и созданию ими там базы для военной агрессии против СССР. Чжан Цюнь пожелал, чтобы переговоры по синьцзянскому вопросу Советский Союз проводил через центральное правительство, ибо в этой провинции сильны сепаратистские тенденции. Собеседники уделили большое внимание переговорам о возможностях заключения пакта о ненападении и торгового договора. Министр признал бесполезность пакта о неагрессии и предложил подумать о сотрудничестве и взаимопомощи. Полпред отметил неподготовленность к этому общественного мнения в обеих странах. Необходимо время. Наиболее целесообразно было бы подписание торгового договора, устранив предварительно имеющиеся по его проекту разногласия83. В Нанкине надеялись, что это произведет впечатление на Японию. Богомолов сказал министру Чжан Цюну, что "сотрудничество Китая и СССР может быть мощным оплотом мира на Дальнем Востоке"84. Заключение торгового договора имело бы большое значение, но еще важнее было бы договориться о подписании пакта о ненападении. Однако 6 ноября Богомолов сообщал в Москву о предпринятом Чан Кайши наступлении 16 дивизиями против Красной Армии. Японцы настаивали сначала на автономии пяти провинций, потом трех, а теперь только на автономии Хэбэя и Чахара, отмечал Богомолов. Они требовали одновременно размещение своих гарнизонов в Китае под предлогом "совместной борьбы против большевизма"85. В этой связи японцы уже дважды предлагали Нанкину совместные акции, рассуждая примерно так: "Коммунисты есть и у вас, и у нас. Они ваши и наши враги. Давайте обсудим сообща методы борьбы с ними"86. Однако правительство Чан Кайши ответило отказом на эти предложения. В тот же день Стомоняков направил телеграмму поверенному в делах И.И. Спильванеку с указанием немедленно посетить Чэн Лифу и выяснить результаты переговоров между министром иностранных дел Китая Чжан Цюнем и японским послом Кавагоэ о совместной борьбе с так называемой красной опасностью в Северном Китае87. Согласно директиве Спильванек встретился с Чэн Лифу и сделал ему заявление, на которое последовал ответ: "Ни согласия, ни соглашения о совместной японо-китайской борьбе с красной опасностью нет и не будет"88. Чэн Лифу просил немедленно передать об этом в Москву. В это время между компартией Китая и гоминданом шли переговоры об урегулировании отношений. По поручению Чан Кайши в них активное участие принимал Чэн Лифу89. 25 ноября в Берлине между Германией и Японией был заключен договор, известный в исторической литературе как Антикоминтерновский пакт90. По указанию Гитлера он был подготовлен бюро Риббентропа, который и поставил под ним подпись совместно с японским послом в Германии В.К. Мусокудзи. По словам Риббентропа, "смыслом и целью пакта были совместные меры по отношению к коммунизму"91. Он был создан как противовес России. При подписании пакта, дополненного секретным соглашением против Коммунистического Интернационала, И. Риббентроп вручил Мусокудзи ноту, в которой говорилось, что Рапалльский договор 1922 г. и Пакт о нейтралитете 1926 г. не утратили силу и не противоречат духу заключенного соглашения92. Из этого следовало, что правительство Гитлера все же не хотело пока обострять отношения с Москвой и стремилось оградить себя от возможного преждевременного втягивания Германии в войну против СССР. В это время Гитлер считал Францию опасным соседом, под влиянием которой находились страны Малой Антанты и Польша. В секретном протоколе к пакту предусматривалась взаимная помощь третьей, неназванной в договоре страны. В день подписания Антикоминтерновского пакта министерство иностранных дел Японии опубликовало заявление, в котором говорилось, что деятельность Коминтерна опасна, она угрожает спокойствию государств и направлена против Японии и Германии. Поэтому необходимо принять оборонительные меры против него. В заявлении утверждалось, что, помимо пакта, никакого секретного соглашения не было заключено. То была неправда, дабы скрыть секретное соглашение, текст которого был представлен Международному военному трибуналу в Токио93. В тот же день министр иностранных дел Арита на заседании Тайного совета с удовлетворением заявил: "Советская Россия должна понимать, что ей приходится стоять лицом к лицу с Японией и Германией"94. В опубликованном варианте Антикоминтерновского пакта говорилось об обмене его участников информацией, касающейся деятельности Коминтерна, и о их сотрудничестве в области профилактических мер. Но главная цель соглашения содержалась в секретном протоколе, в котором отмечалось, что в случае, если одна из подписавших сторон станет жертвой "неспровоцированного нападения или ей будет угрожать нападение", то обе стороны немедленно проведут совместные консультации по вопросам дальнейших действий. Уклончивая формулировка в пакте не могла ввести в заблуждение советское руководство, которое понимало подлинные намерения его участников. М.М. Литвинов в письме полпреду в Греции М.В. Кобецкому указывал, что Гитлер, заключая антикоммунистическое соглашение с Японией, рассчитывал на присоединение к этому акту многих государств, в первую очередь Италии, Польши, Австрии, Венгрии, Финляндии, Болгарии, Румынии, Югославии и Греции. Но пока его расчеты не оправдались. Необходимо иметь в ввиду, что "Коминтерн в соглашении является лишь кодом, под которым надо понимать СССР"95. В конце ноября в германском военном министерстве состоялось совещание, на котором обсуждался вопрос "О германской ориентации на востоке и стратегической позиции Германии". На нем выступили военный министр Бломберг и главнокомандующий сухопутными войсками Геринг, изложившие несколько вариантов войны против СССР. В заключительном слове Фрич заявил, что точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не разрешится вопрос создания базы для операций в восточной Польше96. Как послы в Берлине оценивали Антикоминтерновский пакт? Когда министр иностранных дел К. Нейрат вручал текст соглашения французскому послу А.Ф. Понсэ, последний заметил, что содержание соглашения переводило борьбу с коммунистической опасностью в плоскость международную. Заверения, что оно не направлено против СССР, неубедительны. В соглашении поставлена задача борьбы против коммунизма в третьих странах, а это означает вмешательство в их внутренние дела97. Министр ничего вразумительного на это не мог сказать. Американский посол Додд признал, что предвидел этот договор два года назад и пакт представлял собой союз двух держав против третьей98. На вопрос полпреда Сурица, каково мнение послов относительно заключенного пакта между Берлином и Токио и имелось ли к нему военное соглашение, Додд ответил: между участниками пакта давно существовало военное сотрудничество, хотя, возможно, и оно не было облачено в юридическую форму. Французский посол Понсэ сказал, что одновременно с пактом подписано и военное соглашение. По его мнению, последние события свидетельствовали о консолидации военных сил, которым необходимо противопоставить коалицию демократических стран с участием СССР и Америки. Иных взглядов придерживался британский посол Эрик Фиппс. Оценивая содержание пакта, он отрицал наличие в нем военных статей. Характерно, что все они признавали инициативу Германии при заключении договора, которая вытекала из общей антисоветской политики Гитлера и связана была с обстановкой в Испании в рассчете на воздействие колеблющихся стран". Через три дня после подписания Антикоминтерновского пакта, 28 ноября 1936 г., нарком М.М. Литвинов выступил на Чрезвычайном Всесоюзном съезде Советов с докладом о международном положении. Он отметил, что Япония и Германия заключили союз для борьбы с "международной коммунистической опасностью". По этому вопросу на протяжении 15 месяцев в Берлине в обстановке глубокой секретности происходили переговоры. Это соглашение направлено прежде всего против Советского Союза. Оно представляет угрозу всеобщему миру, безопасности и интересам многих стран. Далее Литвинов заявил: "опубликованное японогерманское соглашение — всего лишь прикрытие для другого, секретного соглашения, которое обсуждалось и парафировалось одновременно и не предназначалось для печати"101. Литвинов не назвал источник информации о секретном протоколе. Впоследствии стало известно, что весной 1936 г. советской разведке удалось получить доступ к кодовой книге японского посольства, содержавшей шифр относительно немецко-японских переговоров. По словам Вальтера Кривицкого, который в то время был резидентом в Нидерландах, Москва систематически получала данные о переговорах. "С тех пор, — признал он позднее, — вся переписка между генералом Осимой и Токио регулярно проходила через наши руки"102. За эту операцию В. Кривицкий был удостоен ордена Ленина. Рассказав предысторию японо-германских переговоров, Литвинов призвал миролюбивые силы к объединению для предотвращения войны. Заявление Литвинова явилось неожиданностью для Берлина и Токио и большой сенсацией в дипломатическом корпусе Москвы. 1 декабря британский посол Чилстон спросил наркома, имеются ли в договоре сведения о характере секретного соглашения между Японией и Германией. Литвинов твердо сказал, что есть неопровержимые доказательства103. Убежденность наркома устранила сомнения посла, который был уверен, что пакт также затрагивал интересы Британской империи. И в этом он не заблуждался.