Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

но

59 . К этому моменту единение Германии с Италией становилось более тесным, чего нельзя было сказать об отношениях Англии с Францией. Взоры Муссолини были устремлены в сторону Берлина, где также желали союза с дуче в связи с планами касательно стран Центральной и Восточной Европы, в первую очередь Австрии. Гитлеровская дипломатия целенаправленно вела переговоры с Римом. В октябре итальянский министр иностранных дел Галеадцо Чиано посетил Берлин, где встретился с Гитлером и Риббентропом. Между ними была достигнута договоренность о признании аннексии Эфиопии Италией, о поддержке правительства Франко, о разграничении сфер экономической экспансии на Балканах и в Дунайском бассейне. Нейрат и Чиано 23 октября подписали конфиденциальный "берлинский протокол". Стороны согласились координировать свою политику по вопросам их отношений с Англией и Францией, путем переговоров разрешить спор о сферах влияния на Балканах и совместно бороться против коммунистической пропаганды. Незадолго до этого, 21 июня, было подписано германо-итальянское торговое соглашение. Сближение между Италией и Германией использовалось обоими государствами в значительной степени как средство давления на Англию. Официальные представители Германии говорили англичанам, что они вынуждены идти на установление более тесных контактов с Италией вследствие изоляции и Берлин готов в любой момент отказаться от сближения с ней в случае установления дружественных отношений между Великобританией и Германией. Цель же Муссолини состояла в том, чтобы склонить Германию поддержать Италию в признании Англией захвата Эфиопии и отказаться от господства на Средиземноморье. Особенность ситуации заключалась в том, что в это же время продолжалось усиленное проникновение Германии в страны Центральной Европы и на Балканы. Экспансия, как экономическая, так и политическая, сопровождалась ослаблением итальянского влияния, но Рим вынужден был мириться с этим, уступая натиску германского капитала. Тем не менее в целом между этими двумя странами существовала общность интересов. Испанская проблема являлась цементирующим началом, показав совпадение их намерений и планов. "В Берлине было констатировано, что оба правительства желают одного и того же, думают одно и то же и будут продолжать одно и то же"60, — отмечал 5 ноября полпред в Риме Б. Штейн. Италию и Германию объединяли также антисоветская политика, борьба против создания системы коллективной безопасности в Европе. В ноябре 1936 г. Муссолини, выступая в Милане, поспешил провозгласить "начало новой эпохи". Гитлер назвал дуче государственным деятелем мирового масштаба. Безмерно довольный Бенито Муссолини, непомерно тщеславный и властолюбивый, мечтавший о возрождении Римской империи, в ответ заявил, что заключенное соглашение в Берлине представляет "ось", вокруг которой будут вращаться другие европейские государства61. Но Гитлер одновременно вел переговоры и с Токио. * * * Для осуществления экспансионистских планов Гитлеру важно было иметь союз не только с Италией, но и с Японией. Начиная с 1934 г. рейхсканцлер начал думать о сближении с Японией, рассматривая ее как важного и долговременного стратегического союзника в борьбе за территориальный передел мира. В Берлине полагали, что такой альянс побудит Англию и Францию больше считаться с Германией в случае военного конфликта в Средиземноморье и на Дальнем Востоке. В свою очередь Япония рассчитывала на помощь Германии при проведении политики в Азии, направленной против СССР, Китая, Англии, Франции и США. В поисках именно стратегического союзника в июне 1935 г. германский дипломат Гаку посетил японского военного атташе в Берлине полковника Осима и предложил ему обсудить возможность заключения германо-японского соглашения. Эта идея нашла отклик в Токио. Начались переговоры. К сере дине 1936 г. в министерстве иностранных дел Германии был выработан проект соглашения с секретным приложением. 24 июня японский МИД дал в основном положительное заключение, но все еще оставались разногласия. Для их устранения требовалось некоторое время. Положение Японии в мире в то время было не совсем благоприятным. Ее отношения с Советским Союзом оставались напряженными. 17 июня советник полпредства Н.Я. Райвид в докладе о внешней политике Японии отмечал обострение ее противоречий прежде всего с СССР, Китаем, а также США и Англией на фоне ее военного и политического сближения с Германией. По его мнению, возможно соглашение японского и германского генштабов, хотя и нет еще оформленного военного союза. Правительство Коки Хирота будет стремиться к усилению вооружения армии и флота, расширению военно-промышленной базы для внешней экспансии в Северном Китае, подготовке там второй военной акции. "Основной удар японской агрессии, — говорилось в докладе, — по-прежнему направлен против Китая при одновременном чрезвычайном усилении военной подготовки всей страны к решающему столкновению с СССР"62. Южное направление остается второстепенным. Такова была оценка полпреда в Токио политики Японии. В НКИД с этим были согласны63. Однако чем дальше, тем больше возникало вопросов об истинных мотивах действий японской дипломатии. Вскоре после своего назначения в апреле министром иностранных дел X. Арита в интервью с иностранным корреспондентом на вопрос о возможности японо-советской войны заявил: "Я не считаю положение настолько серьезным, что может начаться война"64. На вопрос, не предполагает ли Япония заключить союз с Германией, последовал ответ: "Нет, правительство не думает об этом". Но в то время в Берлине уже активно шли переговоры именно о заключении японо-германского союза. В апреле Арита выступил в парламенте, заявив, что Япония нуждается в рынках сырья и сбыта товаров, она намерена вести переговоры с Китаем по вопросам признания Маньчжоу-Го, совместной борьбы против коммунизма и стабилизации в Восточной Азии. Премьер-министр Хирота заявил в парламенте о слишком быстром росте советской обороноспособности на Дальнем Востоке. Военный министр генерал Терауци на секретном заседании парламента на вопрос, насколько правильно, что японские политики и военные против заключения пакта о ненападении с Советским Союзом, сказал: "Военные прежде были против пакта. Мы не думаем, что предложение СССР о заключении пакта имеет большое значение"65. Крупнейшие политические партии — минсэйто и сэйзокай — являлись экспансионистами и сторонниками сильной Японии. Они требовали активных действий в Китае, удерживая Японию от опасной и непопулярной в стране войны с Советским Союзом66. Нельзя также было не принимать во внимание заявление главы японской делегации Макияма, который, отправляясь в Венгрию, заявил, что отношения Японии с СССР находятся в критическом состоянии и Москва должна эвакуировать свои вооружения с Дальнего Востока, а "если СССР будет продолжать вызывающую политику, война неизбежна"67. Ознакомление с докладом советника Н.Я. Райвида, а также другими материалами побудило 26 июня заместителя наркома Б.С. Стомонякова направить письмо полпреду в Токио К.К. Юреневу, в котором обращалось внимание на усиление враждебности военно-экстремистских кругов Японии к СССР. Он интересовался ситуацией в правительстве и армии, промышленных и торговых кругах, настроениями военных в отношении Советского Союза, Англии и США, а также их взглядами на европейские дела. Спустя месяц, 28 июля, Стомоняков отмечал, что в руководящих кругах Японии неоднозначно оценивают средства достижения военно-политических целей. Разногласия между наиболее разумной частью делового мира и экстремистскими элементами касались вопроса о темпах осуществления экспансионистской программы Японии. Многие видели слабость страны в ограниченности ее ресурсов. Отсюда напрашивался вывод: не следует проявлять поспешность в осуществлении внешнеполитической программы. Особенность положения в стране состояла в том, что после февральских событий враждебность определенной части японской военщины к СССР усиливалась; экстремистам удалось внушить довольно широким кругам в стране мысль об опасности, которую представляет Советский Союз для Японии с точки зрения вооруженной мощи на Дальнем Востоке68. В этих условиях необходимо, отмечал Стомоняков, постараться урегулировать отношения на советско-маньчжурской границе. В свое время К. Хирота предлагал образовать пограничные комитеты для демаркации границ, но затем потерял к этому интерес так же, как и министр иностранных дел Харито Арито, тесно связанный с военными кругами. Передовая "Известий" от 18 июня, рассчитанная на то, чтобы оказать в какой-то мере воздействие на японскую общественность и побудить этим правительство Хирота пойти на переговоры с целью урегулирования пограничных вопросов, не оправдала надежд — она не была опубликована в Японии. Для улучшения советско-японских отношений Москва решила вступить в переговоры с адмиралом Сакоидзи, председателем правления Северосахалинского нефтяного общества, по вопросам урегулирования спорных вопросов, касающихся японской нефтяной концессии на Северном Сахалине. Возможно, это смягчило бы напряженность на Дальнем Востоке69. Интересно отметить, что в это время положение на советском Дальнем Востоке привлекало внимание и бывших дипломатов царского правительства России, проживавших в эмиграции в Париже. 17 июня руководитель Совета послов известный дипломат В А. Маклаков обратился с личным письмом к Д.И. Абрикосову, который жил в Токио. До 1917 г. он был послом в Японии, считался ее знатоком. Крайне враждебно относился к Советам. Маклаков констатировал огромный интерес в Европе к Дальнему Востоку, он "больше, чем когда бы то ни было"70. В этой связи он спрашивал Абрикосова: каково соотношение сил противников, может ли Япония одержать победу над Россией в случае возникновения войны и какую позицию займут США к ней. Он просил объективно и субъективно оценить ситуацию. 8 июля Абрикосов прислал Маклакову пространное письмо, в котором признавал, что ему совершенно неизвестны силы советских вооруженных сил на Дальнем Востоке, которые, по его мнению, трудно снабжать в течение длительного времени. Между тем, как утверждают иностранные военные агенты, "советское правительство сосредоточило на Дальнем Востоке весьма серьезные силы, что эта армия прекрасно вооружена, что вся пограничная полоса покрыта рядом солидных укреплений и что с точки зрения авиации Красная Армия имеет значительное преимущество над японцами"71. Такого же мнения придерживаются японцы, лихорадочно модернизируя армию и вооружение, расходуя на это почти половину бюджета страны.