Морис Самюэл - Кровавый навет (Странная история дела Бейлиса)
(66) Наконец-то тут появился какой-то материал, который так необходим был Голубеву, Чаплинскому и администрации! Материала было немного (а вскоре его осталось еще меньше), но они сочли его достаточным для ареста; не просто допроса, а ареста в том виде, как мы его уже выше описали.
Приказ об аресте был отдан 21-го июля, мобилизация всего наряда полиции, налёт и арест были проведены на заре 22-го июля. Может быть, администрация решила бы выждать чего-либо более существенного, если бы могла предвидеть, что случится позже в этот же самый день.
Красовский узнал о третьем показании Шаховского в тот день, когда он его давал, т.е. 20-го июля; он был сильно взволнован и стал подробно расспрашивать на Лукьяновке о характере фонарщика. Среди опрошенных был один человек, заслуживающий особого внимания в этой хронике: это был сапожник Наконечный, чья сапожная мастерская помещалась в том же доме, что и квартира Чеберяк. Он, конечно, знал Чеберяк; он также знал и Бейлиса и фонарщика.
Как и другие жители Лукьяновки, он одинаково боялся полиции и "гангстеров" и еще больше страшился мысли быть замешанным в убийстве Ющинского; но то, что ему рассказал Красовский, было для Наконечного просто невыносимо.
Наконечный был из числа тех скромных, маленьких людей, готовых заступиться за собрата, несправедливо обижаемого сильными мира сего.
Вот что Красовский сказал о нем на суде: "Наконечный стал очень волноваться; он сказал: "Ведь это ужасно! показания Шаховского у судебного следователя - сплошная ложь! Шаховской живет вблизи кирпичного завода; он крал там дрова, а иногда доски; Бейлис его поймал, и с тех пор он его ненавидит".
Когда я отправился к судебному следователю, Наконечный там уже побывал".
Смелое, добровольное вмешательство сапожника возымело свое действие; 22-го и 23-го июля, когда Бейлис с сыном уже сидели в тюрьме, фонарщик показывал в 4-ый, а затем и в 5-ый раз.
И вот что он заявил: "Я никогда не говорил жене, что я (67) видел, как Мендель тащил Андрюшу к печи". "Я тут встретил в вашем кабинете Наконечного; неправда, что я говорил ему, что надо Бейлиса засадить - хотя Бейлис и сказал полиции, что я воровал дрова". "После моей очной ставки с Наконечным я вам скажу, что все, что я говорил о моей встрече с Андрюшей самая божеская правда, я ничего не придумал. Женя сказал мне, что он и Андрюша катались на мяле, а потом перестали, потому что кто-то их прогнал. О бородатом мужчине Женя ничего не сказал, это я сам добавил, так как никого кроме Менделя не могло там быть; я это прибавил, так как сыщики учили меня и приставали ко мне. Признаюсь, я говорил Наконечному, что буду показывать против Бейлиса за то, что он сказал, что я крал дрова; все прочее чистая правда".
Фонарщика спросили, кто из сыщиков приставал к нему; он назвал некого Полищука и еще одного. Полищук был агентом тайной полиции, назначенным в начале расследования помощником Красовского, и наружно, как будто работавшим с ним лояльно. Это был тот самый Полищук, добывший как мы это увидим позже, очень серьезный материал, уличавший Чеберяк.
Но самая главная его задача была привести следствие к обвинению еврея, и с этой целью он поочередно, или угрожал фонарщику, или же ублажал его водкой.* Таким образом, за спиной Красовского, он натаскивал чету фонарщиков, чтобы притянуть Бейлиса к делу об убийстве. От Ульяны он добился версии, хотя и не согласованной с версией ее мужа, но тоже указывавшей на Бейлиса.
Третья версия, в противоречии к первым двум, дана была женщиной, известной под кличкой "Волковны" или же "Анны-Волчихи" (настоящее ее имя было Захарова) - жалкое, заброшенное существо, получившее свое прозвище не из-за каких-нибудь звериных галлюцинаций, а потому что в летнюю пору она обыкновенно спала в овраге, называвшемся "Волчий Яр".
Полищук преподнес прокуратуре все три версии - пусть, мол, выбирают какую хотят... И, как это ни удивительно, прокуратура использовала их - все три!..
Первое показание Ульяны Шаховской содержало в себе (68) следующие подробности: "Мне тридцать лет, я неграмотная, православная, замужем два года. Андрюшу я давно знала, называла его "домовой". Марта 12-го, к 8-ми часам, я шла в бакалейную лавочку; около дома моей тетки я увидела Андрюшу и Женю (тут шло описание Андрюшиных пальто и книг, о которых сказано выше). Позавчера (7-го июля 1911 г.) я встретила давнишнюю мою подругу Аню, по прозвищу "Волковна". Вот она мне и сказала: "Ты живешь возле самой пещеры, а я далеко, а вот я-то все и знаю, мне-то все и известно. И тут она мне рассказала, что Андрюша и Женя и еще третий мальчик играли на заводском дворе, и мужчина с черной бородой схватил Андрюшу и потащил его к печи, а два других мальчика убежали; она не сказала, кто был этот мужчина".
Во втором своем показании Ульяна Шаховская добавила некоторые подробности: "Позавчера Полищук приказал мне найти Волковну; я пробовала, но не знала, где искать; Полищук, муж и я, все мы выпили водку, и я не могу припомнить, что я ему (Полищуку) еще говорила; еще забыла сказать: когда Волковна мне сказала, что мужчина тащил Андрюшу, она была подвыпивши".
Все показания Шаховских были полностью оглашены на суде. Затем, когда Ульяну привели к присяге, и судья и обвинитель тщетно пытались заставить ее давать связные показания - кроме путаницы и неразберихи ничего из этого не получилось. Она повторила версию, будто бы полученную ею от Волковны; также повторила, что Волковна была тогда навеселе. Однако она отрицала, что сообщила об этом разговоре Полищуку; может быть, она и говорила другим людям, но ни в коем случае не Полищуку.
Затем она стала отрекаться: да, она рассказывала эту историю Полищуку, когда он угощал её и мужа водкой; Полищуку хотелось, чтобы она обвиняла Бейлиса; он сказал, что ей будет награда, если она переменит свое показание. Через несколько минут она снова стала сама себе противоречить: все это было не так, Полищук не заставлял ее обвинять Бейлиса. В общем, все в ее показании смешалось в каком-то тумане, из которого проступал Полищук, водка, Волковна, Женя, Андрюша и мужчина с черной бородой, который мог бы (69) быть и Бейлисом. Ульяна оставалась стойкой только в одном пункте: 12-го марта, утром, она видела Женю и Андрюшу вместе - это, видно, прочно запечатлелось в ее памяти.
Показания Ульяны Семеновны Шаховской на суде глубоко разочаровали прокурора. Что же касается Анны-Волковны, то для ее выступления слово "разочарование" было бы недостаточно сильным определением. Несмотря на все предшествующее, обвинение возлагало самые радужные надежды на Волковну; когда она приближалась к судьям для дачи показаний, прокурор встал и своим решительным жестом дал понять, что уверен в победе и не потерпит отлагательств.
Начал он допрос* совместно с председателем суда:
Судья: "Что вы знаете об этом деле?"
Свидетельница: "Что я знаю? - Я ничего не знаю".
Судья: - обращаясь к прокурору: "У вас есть какие-либо вопросы?"
Прокурор: "Пожалуйста, посмотрите на этого человека, сидящего на скамье между двумя конвойными.
Свидетельница: "Батюшка мой, куда это я должна глядеть?"
Прокурор: "Поверните голову направо и вы увидите сидящего там человека; кого вы там видите?"
Свидетельница: "Что значит, кого я вижу? Я вижу человека между двумя солдатами, один - справа, другой - слева".
Прокурор: "Но кто этот человек? Узнаете ли вы его?"
Свидетельница: "Как же не узнать? - Он похож на жида".
Прокурор: "Знаете ли вы именно этого жида?"
Свидетельница: "Что вы, батюшка! Разве я могу знать всех жидов? - он похож на жида - вот и все...
Прокурор: (поворачиваясь к судье) - "Прошу прочесть свидетельнице протокол её показания перед следователем".
Председатель суда читает ее показание, и государственный прокурор возобновляет допрос Волковны. Прокурор: "Вы слышали?" - Она: "Да".
Прокурор: "Так вот, вы показывали тогда, что вы (70) видели, как в 12 часов дня еврей Бейлис тащил на своих плечах на завод Зайцева, православного, христианского мальчика, Ющинского".
Свидетельница: "Я говорила? Я ничего не говорила; я этого жида не знаю, я ничего не знаю".
Прокурор: "Но вы ведь видели собственными глазами жида, тащившего на своих плечах христианского мальчика?"
Свидетельница: "Я ничего не видела; разве это возможно, чтобы жид тащил на своих плечах христианина?"
Прокурор: "Но вот тут написано, что вы это сказали".
Свидетельница: "И что это вы толкуете, отец родной? Я ничего не писала; разве я умею писать, читать?".
Прокурор: (обращаясь к судье): "Больше вопросов нет".
Допрос продолжается другим обвинителем:
Вопрос: "Знали ли вы Ющинского?"
Ответ: "Какого Ющинского?"
Вопрос: "Христианского мальчика, умученного жидами?"
Ответ: "Благодетель ты мой, не знала я его - царство ему небесное".
Вопрос: "А вы не видели, как они его тащили? *.
Ответ: "Ничего я, батюшка мой, не видела - царство небесное душе его...".
