Ричард Теймс - Япония : история страны

Сегунат Асикага

Истощенные усилиями противостоять монголам, неспособные надлежащим образом вознаградить своих сторонников и ослабленные неподходящими на роль наследников лидерами, Ходзе метались от одного дела к другому, пытаясь восстановить национальные финансы, приказывая простить старые долги и аннулировать продажи заложенных земель, а затем объявляли эти приказы недействительными и аннулировали уже аннулированное.

Почуяв упадок династии, император Го-Дайго (1288-1339) немедленно начал интриги против Ходзе. В 1333 году он сумел сбежать из островной ссылки и при поддержке придворных Киото, жаждавших прежнего величия, и западных феодальных магнатов, движимых жадностью и завистью к восточным, набрал воинов. Режим Камакура послал отряды для сокрушения мятежников, по иронии одну из армий возглавлял потомок клана Минамото, Асикага Такаудзи (1305-1358). Когда еще один полководец развернул свои войска и направился прямо на ставку Ходзе, последние совершили массовое самоубийство.

Асикага Такаудзи. Портрет на шелке (ок. 1360 г.)

Период личного правления Го-Дайго, известный также как «Реставрация Кэмму», оказался недолговечным. Выказывая покровительство избранному кругу придворной знати, император не только оттолкнул от себя бывших военных союзников, но и зарекомендовал себя человеком, не понимающим реалий политической власти. Не вняв урокам прошлого, он упорствовал в глупости и пытался ввести очередной национальный налог для строительства новой огромной императорской резиденции. Группа заговорщиков во главе с Асикага Такаудзи начала войну, которая шла с переменным успехом, и, невзирая на героическое самопожертвование самого преданного сторонника Го-Дайго, Кусуноки Масасигэ (ум. в 1336 году), окончилась бегством Го-Дайго через реку Есино в гористые районы на юге Нары. Одним из побочных следствий неудачной попытки повернуть политическое время вспять был манифест, написанный Китабатакэ Тикафуса (1293-1354) — «Запись подлинной родословной божественных императоров», — который отражал попытку подтвердить право Го-Дайго на власть через апелляцию к его генеалогии. Начальные слова манифеста («Великая Япония является землей богов») представляют собой один из ранних примеров националистической доктрины об уникальном превосходстве японской нации, которое возникло благодаря непрерывной императорской линии. Как ни забавно, это утверждение возникло именно тогда, когда две ветви императорских наследников сражались между собой насмерть ради того, чтобы решить, какая из них в действительности обладает прямой связью с мистическим прошлым.

«Южный двор» при Есино продолжал существовать более пятидесяти лет. «Северный двор» находился в Киото и подчинялся финансируемым Асикага марионеточным правителям. Обе императорские линии были снова объединены в 1392 году третьим сегуном Асикага, Есимицу (1358-1408). Есимицу сделал резиденцией правительства округ Киото, Муромачи, и поэтому период сегуната Асикага также называют эпохой Муромачи. В 1395 году Есимицу отрекся от трона в пользу младшего сына, Есимоти (1386-1428), чтобы гарантировать преемственность, но при этом остался реальным главой правительства, хотя и не требовал от нового императора и его окружения какого-то особого отношения к себе. Щедрый покровитель и подлинный знаток искусства, он жил в роскоши в прославленном Золотом павильоне (Кинкакудзи), который в настоящее время считается одним из величайших сокровищ Японии. Кроме того, Есимицу внес большой вклад в повторное открытие официальной торговли с Китаем, бывшей под запретом с начала монгольских нашествий. Китайцы разрешали торговые отношения только под видом выплаты дани и, в любом случае, нуждались в торговле с Японией не для себя, но больше как в способе принудить японцев контролировать их кишащие пиратами воды. То, как Есимицу жаждал получить признание в качестве «правителя Японии» от китайского императора династии Мин, сделало его объектом единодушных насмешек японских историков.

Асикага достигли пика власти при расчетливом Есимицу, склонном к алкоголизму Есимоти и его младшем брате, пуритански настроенном Есинори (1394-1441), но они никогда не достигали уровня бакуфу Камакуры. Все трое были безжалостными и жестокими, но в эпоху, отмеченную именно такими качествами, этого было недостаточно для гарантии собственной гегемонии. Сюго перестали быть эффективными назначенцами, поскольку превратили свои должности в наследственные. Крупные феодальные дома — Хосокава, Хатакэяма и Сиба — сами превратились в центральную бюрократию. Обширные регионы, наподобие Кюсю, стали практически автономными. Крестьяне, преследуемые стихийными бедствиями, инфляцией и поборами либо вдохновленные буддийскими образами рая, периодически поднимали восстания. Но именно споры военного сословия за наследование привели к наиболее длительным войнам и, в конечном счете, предопределили судьбу бакуфу.

Восьмой сегун, Есимаса (1436-1490), предпочитавший придворные развлечения все более мрачневшей и катившейся к анархии действительности, в 1464 году решил назначить своим преемником собственного брата Есими. На следующий год, однако, жена Есимаса потребовала еде-лать наследником его сына. Это вылилось в длительные дрязги соперничавших сторон, яростно сводивших между собой старые счеты. Исходом стала война Онин (1467-1477), в ходе которой был сожжен Киото, а власть Асика-га над провинциями сведена к чисто номинальной. Более поздние сегуны Асикага были в значительной степени марионетками Хосокава, и японские историки называют столетие их т. н. «правления» Сэнгоку Дзидай — эпохой воюющих государств.

Искусство посреди пепла

Несмотря на беспорядки, экономическое развитие продолжалось, хотя и неравномерно. Порты Хаката, Сакай (Осака) и Хего (Кобэ) существенно выросли. Замки в Одавара и Кагошиме превратились в центры процветающих городов. Улучшились и техники орошения земель, поскольку стали использовать водные мельницы. Улучшение качества мечей означало и улучшение фермерских орудий. Выращивание ячменя, рост использования удобрений и одновременное культивирование двух растений на одном поле — все благоприятствовало повышению урожайности. Регионы стали специализироваться на выращивании чая, льна и гашиша; японцы научились производить бумагу, шелк и одежду из хлопка; стали появляться свободные купцы, которые противились ограничивающей деятельность системе гильдий: так начала возникать ориентированная на рынок модель производства, отходившая от практики простого замещения товара исключительно в целях собственного выживания.

Фильм режиссера Куросавы «Семь самураев», действие которого происходит в ту эпоху, изображает крестьянство, страдающее от жестоких бандитских налетов, но даже Куросава в конечном счете отдает победу крестьянам. Возможно, подобно шедшей в то время в Англии войне Алой и Белой розы, феодальные побоища этого периода принесли больше бед их непосредственным участникам, чем невинным свидетелям. Способность общин к быстрому восстановлению после поджогов и грабежей, а также стремительный рост численности населения и его миграция на значительные расстояния развили экономическую и социальную гибкость и привели к образованию устойчивого излишка, необходимого для «инвестирования» в цели, которые в узком смысле были «не производительными», то есть в культуру.

Асикага с особым почтением относились к одной из дзэн-буддийских сект под названием Ринзай, отбирая из ее членов (т. н. группы «Пяти монастырей», Гозан) монахов, которые служили советниками, кураторами, дипломатами и учителями. Если дзэн и не являлся государственной религией, он был, без сомнения, философией правящего класса — не вдаваясь сами во все тонкости учения, верхи нередко склонялись перед теми людьми, кто их постиг.

Возводимые в тот период дзэнские монастыри зачастую украшались в строгом китайском стиле, в свою очередь отражавшем индийское влияние. Китайские предметы искусства и импрессионистские по духу картины тушью, пейзажи, высоко ценились и служили для японцев источником подражания. Признанным мастером искусства суйбоку-га (школа живописи, в которой рисунок выполняется черно-белой тушью) стал монах Сэссю (1420— 1506), на самом деле учившийся в Китае. Отсутствие лишнего и передача ощущений веса и глубины при помощи нескольких точных штрихов обозначали и вдохновленные идеями дзэн сады «сухих пейзажей» (карэ-сансуй), которые можно увидеть в Киото в садах Реандзи и Дайтокуд-зи, где камни и белый песок создают впечатление бегущей воды.