Ричард Теймс - Япония : история страны

Дзэн

Слово «дзэн» (по-китайски «чань») происходит от санскритского «дхьяна» (медитация). Дзэн возник в VI веке в Китае и начиная с XII века получил широкое развитие в Японии. Целью дзэн является достижение просветления (сатори), но не такими традиционными методами, как изучение манускриптов, выполнение ритуалов или совершение богоугодных дел.

Техники дзэн включают в себя глубокую медитацию (дзадзэн), которую практиковал Догэн (1200-1253) — основатель секты Сото; разгадывание загадок (коан), как рекомендовал Эйсай (1141-1215) — основатель секты Рин-дзай; и даже «физический шок», например от громких криков или внезапного удара рукой либо увесистой палкой. Все школы подчеркивают важность тесной личностной связи между учеником и мастером. Презрение дзэн к мелочной логике, его усилия примирить самоконтроль со спонтанностью и оригинальное чувство юмора («Представьте звук хлопающей ладони»; «Каким было твое настоящее лицо до того, как ты родился?») — все способствовало его глубокому проникновению в среду правящего класса.

Дзэнские идеалы изящества и сдержанности позднее проявили свое влияние в таких различных областях, как каллиграфия и стрельба из лука, искусство писания тушью и роспись по керамике, чайная церемония и садовый дизайн. Один из самых почитаемых садовых дизайнеров был последователь дзэн Мусо Сосэки (1275-1351). Будучи странствующим монахом, он вписывал в природный ландшафт сады, которые разбивал вокруг небольших горных церквушек. Подобное смешение «природного» и «искусственного» отражает типичное для дзэн отрицание реальности и смысла категориальных различений, каковое, например, выражали целенаправленно отобранные и уложенные камни, призванные напомнить, что они тоже порождения природы и тоже могут «жить» и даже «расти». На склоне лет Мусо стал настоятелем киотских монастырей Тенрюдзи и Ринсэндзи, где создал еще более сложные пейзажные сады. Его последнее творение, сад при Сайходзи, прославилось тем, что там растут преимущественно мхи.

Внимание дзэн к самостоятельному пути к спасению способствовало своеобразному эксцентрическому индивидуализму, примером которого стала жизнь «сумасшедшего монаха» Иккю Содзюна (1394-1481). Он нарушал условности и традиции, нередко посещал бордели, был накоротке с крупнейшими торговцами и содержал компанию богемных помощников, среди которых был Боку-сай (умер в 1496 году), написавший портрет Иккю и его биографию. Другим учеником Иккю был священник Дзю-ко (Мурато Сюко, 1422-1502), служивший Есимаса консультантом по китайскому искусству и придумавший ритуал чайной церемонии с ее степенными поклонами и маленькими соломенными домиками. Утонченный каллиграф и одаренный поэт, писавший по-китайски и по-японски, Иккю в то же время был и страстным проповедником. Несмотря на свою непредсказуемость, он был назначен настоятелем киотского храма Дайтокудзи и использовал свои контакты с богачами для дорогостоящего финансирования восстановительных работ в монастыре. Даже на старости лет он не чурался скандалов, поддерживая демонстративно публичную любовную связь со слепой женщиной-музыкантом Мори.

Кузнецы, скульпторы и ученые

Как гласит японская пословица, «меч — душа самурая». Два меча самурая были знаком его отличия и его инструментом. В период Камакура искусство изготовления мечей достигло непревзойденной высоты, что не удивительно — с учетом доминирования в то время военного сословия. Крайняя серьезность, с которой подходили к изготовлению мечей, выражалась в том факте, что к кузницам относились будто к храмам, а сами кузнецы перед работой совершали синтоистские церемонии, призванные обеспечить состояние ритуальной чистоты. Мечам часто давали имена и передавали от отца к сыну как семейные сокровища. Прямые железные мечи стали ввозить из Китая и Кореи еще в III веке до н. э.; характерные для Японии изогнутые мечи появились к X веку, с той поры началось развитие различных школ их изготовления. Кузнецы научились сочетать в мечах мягкую и твердую сталь, тем самым оружие, по словам одного из специалистов, получалось одновременно со свойствами молотка и клинка: оно было достаточно острым, чтобы отражать другие мечи и не разрушаться, и достаточно тяжелым, чтобы разрубить человека от плеча до пояса единственным ударом. (Самым страшным считался удар от бедра.) Вдоль заостренного края лезвия проходил ха-мон — линия узора, возникающая после закалки в ре-

зультате формирования в металле мелкозернистых кристаллических структур. Некоторые рисунки хамон были похожи на изморозь на траве, другие — на звезды на небе: кузнецы придавали им неповторимые узоры, которые должны были служить для идентификации меча и подписью сделавшего его мастера. Кроме того, более простым способом пометить меч был тан — рукоять, вкладывавшаяся в руку, которая также указывала на происхождение меча. Постепенно среди ремесленников произошла специализация, в отдельное направление выделилось изготовление ножен для мечей и различных мест для их хранения и подставок, причем все эти предметы выглядели по-разному в зависимости от использования. Мечи стали главным предметом экспорта в Китай, так, только посольство 1483 года увезло с собой 37 000 клинков.

Другим искусством, достигшем новых высот, оказалась скульптура, многие объекты которой ставились вместо изображений, разрушенных в ходе войн Минамото за власть. Японские мастера обычно работали не с камнем, а с деревом либо бронзой. Скульптуры, которые они делали, обильно расписывались и нередко украшались глазами из кристаллов, коронами из драгоценных камней или металлическими мечами. Значительная часть фигур изображала буддийских богов или святых, но важной инновацией периода стало появление реалистичных статуй, с портретным сходством, например статуй выдающихся проповедников или государственных деятелей. Напротив, охранявшим буддийские храмы демоническим фигурам придавали преувеличенно злые лица, позы и жесты, что должно было наводить ужас на верующих. В иконографии подчеркивались спокойствие и сострадание Будды

Великий Будда в Камакуре

либо ужасы ада — так пытались передать базовые принципы утонченной веры неграмотным крестьянским массам.

Величайшими скульпторами эпохи были Кокэй, его сын Ункэй (умер в 1223 году) и внук Танкэй. Все шесть сыновей Ункэя также стали скульпторами, и их потомки продолжали работать скульпторами в Камакуре вплоть до XIX века. Самая грандиозная — в буквальном смысле — скульптура этого периода — 52-футовая статуя бронзового Будды, сделанная в 1252 году; она остается одной из самых известных достопримечательностей Камакуры.

К важным достижениям искусства того же времени относят живопись на многометровых полотнищах (эмаки-моно) и создание гончаром Тосиро в Сэто печи для изготовления японского фарфора. Тосиро (он же Като Саэ-мон Кагемаса), как говорят, учился в Китае и считается отцом-основателем прикладной японской керамики, хотя с исторической точки зрения это весьма призрачная личность.

Развитие литературы запаздывало по сравнению с развитием искусств, поскольку военное сословие использовало письменность больше в практических целях. Знание письма, в основном, служило для таких государственных целей как изготовление грамот, составление различных перечней и отчетов о придворной жизни и свидетельствовало об усилиях сегуната привнести административный порядок в хаос феодальной действительности. Документы составлялись на специфической смеси разговорного японского и официального китайского языков, смешивая в себе национальные и иностранные элементы и отражая тем самым постепенное возникновение в Японии собственной формы письменности.

Песни и устные рассказы о войне удовлетворяли потребности самураев в литературном разнообразии. Сэн-сом не считает стихотворения, в изобилии сочинявшиеся при дворе, полноценной поэзией, находит их скучными и педантичными, хотя затем великодушно заключает, что «стихосложение, в самом худшем случае, является простительной слабостью, и, возможно, оно помогало поддерживать поэзии свой дух живым». Из дошедших до наших дней работ можно назвать отдельные фрагменты и поэмы, созданные наиболее вдумчивыми из членов религиозных орденов. Самое известное произведение — «Ходзеки» («Записки из кельи») Камо-но Темэя (умер в 1216 году), рассказ о беспрестанно преследовавших автора бедствиях и несчастьях, которые в итоге разрушили его карьеру и привели к уходу в отшельники. Пострадав последовательно от пожара, голода и землетрясения, он обрел утешение в красоте времен года и более всего любил «подремать в тишине».