Василий ШУЛЬГИН - 1921 год.
Засмеялись….
— В огороде — бузина… а за шкафом?
— «Крук»!..
— Это что значит?
— Это значит — ворон…
Но другой голос прибавил:
— Идите лучше к нам, дядя Вася…
* * *Там уже были все. Полковники, капитаны, поручики, галлиполийцы и не галлиполийцы, таинственные конспираторы и просто наивные беженцы, молодые rigolo — пессимисты и старые мрачные оптимисты — как они все вмещались в этой комнатушке!
Зина в стотысячный раз раскладывала пасьянс, причем никто не знал, о чем она, собственно, думает, хотя и можно было предполагать, о чем…
П. Т. разбавлял спирт водой… Женька откупоривал сардинки, Mardi (женщина, которая была вторником: см. «человек, который был четвергом») возилась с примусом, который не горел, почему она заводила стакатто смеха спускающимися зубчиками по всей хроматической гамме сверху вниз… Мандолина неуверенно старалась выявить «куявяк», а гитара аккомпанировала ей брехливо, но с апломбом…
Вечерний сеанс начался…
Пели, пили, декламировали, рассказывали, спорили, опять пили и опять пели…
Старшее поколение все заводило какие-нибудь ископаемые «Не искушай», «Ночи безумные», «Очи черные»… Младшие стремились к Вертинскому…
* * *«В бедный маленький город,
Где вы жили ребенком»…
Или:
«Я помню эту ночь… Вы плакали, малютка»…
* * *И здесь плакали — «под гитару»… Украдкой, конечно, чтобы никто не видел…
Ведь «попугай Флобер» твердит свое:
Jamais, jamais, jamais,[26]
«В бокал вина скатился вдруг алмаз »…
Jamais, jamais, jamais…
Ах, знаем — все знаем!.. «Давным, давным давно» — все знаем:
Jamais, jamais, jamais…
«И плачем по-французски »…
* * *По-французски, и по-английски, и по-немецки, и по-польски, и по-сербски, и по-бразильски, и на всех языках…
* * *— Ну, Mardi, довольно… не надо…
— Ах, нет, нет… Спойте еще… спойте… про «вранжелистов»…
— Ну, ладно… Только это торжественно… Господа офицеры!.. На молитву… Шапки долой!..
* * *Хор. (На мотив «Вечер был, сверкали звезды».)
«Бог и в поле пташку кормит,
И поит росой цветок,
Бесприютных «вранжелистов»
Также не оставит Бог…»
* * *— На-кройсь!!!
— Так…
— Ну, зачем же вы…
— Эх, стоит плакать?!
* * *— Довольно, господа…
— Господа!.. Четыре часа!
— Прощайте… До свидания… До свидания!..
— Тише, господа… И так уже все жильцы бранятся во всех этажах…
— И как это только гитана терпит!..
— Не сломайте только лестницы…
— Боже… как она трещит!..
* * *Мансардный день окончен. Занавес падает…
Глава третья. Из дневника моей соседки
«Мальчуги»
Я просто одурела от радости, хватала их за головы, целовала, хохотала… Тогда Вольде говорил преувеличенным басом:
— Ну, перестань же, перестань!.. Не срамись, пожалуйста!..
А Люська, старший, «хихикал», т.е. как-то особенно смеялся — нежно и тихонько…
* * *Они мне свалились, как снег на голову… Внезапно.
Кто-то постучал в дверь, я открыла и увидела их — двух братьев, о которых я ничего не знала и боялась надеяться, что они живы… Олега-Люську и Вольде…
* * *После затихнувшей бури восторга, они рассказали о своих мытарствах — отступление от Перекопа, эвакуации… Оба чудом вышли, чудом попали на пароход… чуть ли не на последний… До сего времени — в Галлиполи… Получили отпуск и приехали повидаться…
— Значит, вы знали, где я? Читали мое объявление в газете?
— Как же… читали…
— Отчего же сразу не приехали?
Они переглянулись.
— Чудачка, — сказал Вольде. — Как это мы могли приехать без отпуска?
— Какого отпуска? Разве эти формальности соблюдаются у вас?
Они еще раз переглянулись и расхохотались.
— Ну, вот… А ты думаешь, у нас там табор цыганский, что ли?.. У нас, брат ты мой, — строго… Дисциплина!..
— Ну, расскажите же скорее, как у вас там… Здесь, в Константинополе, про Галлиполи такие слухи ходят, что волоса дыбом подымаются… Голод… болезни… все разбегаются… Правда ли это?
— Возмутительные разговорчики…, — пробасил Вольде. — Тыл несчастный!
Олег, тот ничего даже не сказал, презрительно скривился.
— Ну, расскажите же…
— Как это рассказать?! Право, уж и не знаю…
— Ну, как! Да вот — во-первых: отдают честь? Носят погоны?
Они в ответ начали хохотать… И так заразительно, неподдельно-весело, что невольно и я присоединилась к ним… Давно уж не слыхала такого смеха… Здесь все больше ноют или истерически подвывают…
— «Малахиты»!.. «тыловые мародеры»!.. за нашими спинами прячутся и скулят… «Довольно нашей кровушки»… Да ты посмотри… как мы одеты? Что мы — оборваны? Звезды у нас на шапках? Или ваши «штрютские панамы»?..
Действительно… Надо только на них посмотреть, чтобы хоть отчасти понять… Какие-то светленькие гимнастерки, чистенькие, глаженые… Пуговицы аккуратно пришиты… У Вольде погон с «вольноопределяющимся шнурком», у Люськи — у того сохранился серебряный «старорежимный» погон корнета… Пояса кожаные. Совсем приличные брюки — тоже сапоги…
— Ну, а как живете?.. Насчет «вообще»?
— Весьма и весьма… Приезжай — увидишь… Не так, как здесь… Отнюдь!.. У нас, «выражаясь», — кусочек России… Наш кусок!.. Наша речь, ну, там — обычаи… «наша власть»… Поняла?
— Ну, власть!?
— Вообрази… Разве это не власть? Всеобщее уважение!.. И турки, и греки, и «сережки»…
— Что за «сережки»…
— «Сережки» — черномазые… сенегальцы… Ну, что — «сережки»! «Хранцюзы» с нами считаются… И очень даже!.. Вот грозятся насчет пайка… а не отымут… А почему? Потому что «чувствуют»… сообразила?
— А Кутепов — какой? Хороший?
— Кутепов — это Кутепов… Вот!.. он грозно сжал свой кулак и потряс перед носом… Он такой… Но, «извиняйте пожалуйста», он не самодур… справедливый… «На коротком поводу»… нас… понимаешь? То-то и оно… Иначе нельзя… Вот «губа» у нас… Ваши «паникеры» раскудахтались: «губа, губа»… У страха глаза велики… А вот я, к примеру, ни разу еще не нюхал губы… Так-то, брат ты мой!..
— Ну, а насчет быта…
— Пристала с бытом!.. Какой тебе «быт»? Я тебе не писатель… в «Осваге» [27] не служил… Быт? Ну что там? Ну, учение военное и вообще… школы там разные… всякие курсы языков… автомобильные курсы… газеты… «устная газета» — слышала?? То-то же… И театры есть… хоры-то какие… Расчувствуешься!.. И церкви… Как-то живем…
— А личная жизнь?
— Опять ученые слова!.. Ну, вот тебе — личная: флирт?.. Вовсю!.. Свадеб масса… Вот И. женился… Ты его, кажется, знаешь?
— Ну, дорогие мои,— только вы подождите жениться!
— Мы? А зачем нам?.. Мы дачу себе строим…
— Что?..
— Да… это тебе не фунт изюму… понимаешь — готово почти… Помещение — вот как эта комната… Стенки каменные, крыша железная… Окно… Обстановку соорудили… Приезжай — будешь жить… как «помещица», так сказать…
— Это называется «домовладелица»…
— Все равно!.. Где нам!.. Мы не гордые… слов ученых не изучали… Вот дом строим — с автомобилями возимся… Машину на «ять» изучили…
— А кормят как?
— Кормят? Гм… Хлеба маловато… Ерунда!.. Как-то живы… Есть такое… ты знаешь, конечно… в Евангелии… «Не единым хлебом»… Вот и мы так… Понятно?
— Ну, еще рассказывайте!..
— Ну что еще… купаемся… рубашки себе моем… О России думаем… когда в нее вернемся… Это у нас вообще… все думают… От рядового до генерала… потому и крепко друг за дружку держимся… Чтоб скопом нагрянуть… Оно и понятно…
* * *Им дали чаю с булочками, за которые они принялись с увлечением… Бедные «мальчуги» — давно таких булочек в глаза не видали…
А после чая с прибавившейся энергией они рассказывают, перебивая друг друга…
— Вообрази!.. Идут наши юнкера… «шаг печатают»…. Ась-Два!.. Ась-Два! На посту — «сережка»… наши на него наступают… Он с винтовкой — наши безоружные… Делают «зверские лица»… печатают… безмолвно… «Сережка» не выдерживает… Бросает винтовку и ка-ак побежит! Наши орут вдогонку: «Сережка!.. Не бойся»!.. Он останавливается, скалит зубы: «Харош, рус, харош»!… И все довольны…
Господи! Какие они бодрые, веселые, эти два мальчика, ничего в своей жизни не видевшие, кроме походов, боев и лишений!.. Откуда у них это здоровье — физическое и духовное?! Вот сидят себе на диване, болтают всякий вздор, хохочут — будто ничего не было… То есть не было того, что почти всех нас сломило и пригнуло к земле…
