Людвиг Стомма - Недооцененные события истории. Книга исторических заблуждений
1. Франсиско Миранда (1750–1816), сын испанского магната и индеанки. Герой войн эпохи Великой французской революции (его имя, между прочим, значится на Триумфальной арке в Париже), несмотря на многочисленные поражения, создатель Венесуэлы.
2. Хосе Франсиско Сан Мартин (1778–1850). Креол, то есть в тогдашнем понимании смесь негритянской, индейской и европейской кровей. Этот в отличие от Миранды сражался с французами. Вернувшись на свой континент, освободил Чили, а также поспособствовал независимости Аргентины и Перу.
3. Симон Боливар (1783–1830). Наполовину или на четверть индеец, а наполовину или на четверть негр (испанские специалисты в области генеалогии не признали за ним права на иберийское дворянство), освободитель Колумбии, Перу и той части, которая, обретя свободу, в знак благодарности назвалась его именем.
4. Хосе Феликс Рибас (1784–1815). Метис, супергерой индейских крестьян, под которым во время атаки на Каракас были убиты одна за другой три лошади. Его солдаты (Роберт Харли, «Libertadores»; Варшава, 2004) дружно твердили, что с таким командиром стыдно отступать.
5. Андреас Санта-Крус (1792–1865). Креол, умудрившийся в отчаяннейших политических баталиях сохранить в Перу конституционное право.
6. Бенито Пабло Хуарес Гарсиа (1806–1872). Индеец, освободитель Мексики, национальным героем которой он стал, от Максимилиана Габсбурга и поддерживавших его французских солдат. Пожалуй, первый в истории политик, столь бескомпромиссно боровшийся за отделение церкви от государства, что породило теологию освобождения, которая по сей день является главной головной болью ватиканских консерваторов.
7. Мигель Гарсиа Грандос (1809–1878). Метис. Создатель свободной Гватемалы, хотя мечтал, несомненно, о большем, стремясь объединить все государства Центральной Америки, расположенные южнее Мексики.
8. Франсиско Панчо Вилья (Доротео Аранго, 1877–1923). Метис. Предводитель крестьянского восстания в Мексике. Предательски убит.
9. Эмилиано Сапата (1883–1913). Индеец. Элиа Казан снял о нем фильм («Вива Сапата!», 1952), где представляет его героическим, но придурковатым простаком, которым манипулируют иностранные агенты. На самом же деле Сапата был крупным лидером, которому Мексика обязана своей национальной идентичностью, что пока явно недооценено.
Именно эти люди (а можно было бы назвать и других) сделали Центральную и Южную Америку независимыми. В порнодетективе Жерара де Вилье «Samba pour SAS» (Paris, 1966; дело происходит в Южной Америке) герцог Фалькенхаузен жалуется своему брату благородных кровей князю Малко, что все еще не женат. Правда — признает он — здешние девушки очаровательны, но у каждой есть примесь индейской или негритянской крови, а это может потом проявиться в потомстве… Малко понимающее кивает. В этом исключительно расистском фрагменте есть своя неосознанная доля правды. Современные исследования латиноамериканской культуры свидетельствуют, что она содержит в себе элементы южноевропейской, индейской, а также до некоторой степени африканской культур, как следствие импорта рабов в XVII и XVIII вв., прежде всего в Бразилию. Однако смешение вовсе не означает нивелирование или ассимиляцию. Это отлично видно на примере Соединенных Штатов, где латиноамериканские эмигранты ни в коей мере не чувствуют своей культурной общности с белыми, а уж тем более с афроамериканцами. Хью Томас констатирует («Покорение Мексики»; Катовице, 1998): «Информация периода конкисты весьма противоречива, что позволило беззастенчиво манипулировать цифрами в пропагандистских целях (Лас Касас превзошел в этом отношении многих других, не заботясь даже о сопоставлении данных на соседних страницах. — Л. С.). Когда в XVIII в. принялись за составление истории завоеваний, на оценку численности мексиканского населения до покорения страны влияли, прежде всего, взгляды историков на конкисту. Иезуит Клавихеро, находившийся в 1770-х гг. в изгнании в Болонье, начал выдвигать идею мексиканской самоидентичности, утверждая при этом, что древнюю Мексику населяло тридцать миллионов человек. В свою очередь Вильям Робертсон полагал, что испанцы завышали численность аборигенов, дабы подчеркнуть величие своих приобретений. С тех пор подобный подход стал характерным для всех исследователей. Те, кто стремился прямо или косвенно осудить конкисту, предпочитали крупные цифры, стремясь тем самым доказать, что испанцы несут ответственность за величайшую демографическую катастрофу в истории человечества». Вот это и называется «Черная легенда». А ведь в отличие от североамериканских поселенцев, деяния которых стерты мифологией вестернов и блеском американского успеха, испанцы вовсе не уничтожили индейцев. Наоборот, они смешались с ними, а это привело к тому, что их праправнуки совершенно справедливо выступили против какого-то там наместника из Мадрида. Впрочем, песни они поют уже другие и танцуют по-другому, да и литература у них иная. Кортес и Писарро не уничтожили индейцев, а создали, сами того не сознавая, совершенно новую культуру, которой, кто знает, возможно, суждено в будущем стать культурой всей Америки от Арктики до Антарктики.
Генрих VIII
Пятнадцатого апреля 1513 г. по приказу короля Генриха VIII из Плимута вышла эскадра под предводительством адмирала Эдварда Говарда, состоящая из 24 военных кораблей, то есть большинства боевых единиц, которыми располагал английский король на тот момент. Цель экспедиции — атаковать базирующийся по другую сторону Ла-Манша в порту Ле-Конке французский флот, уничтожить его и обеспечить таким образом вторжение во Францию. Поначалу все, казалось бы, благоприятствовало нападавшим. Под прикрытием темноты они подошли к побережью на расстояние нескольких морских миль, будучи в полной уверенности, что застанут противника врасплох. На рассвете, воспользовавшись попутным ветром, они подняли все паруса и устремились вперед. Однако тут-то и начались неудачи. На неточных картах, имевшихся в распоряжении Говарда, не было нанесено несколько сотен скалистых островков, и как было между ними маневрировать? Беспорядочно мечущиеся английские корабли были замечены с берега. Эффект неожиданности был потерян. Мало того, французы получили время на перегруппировку. Их главной целью был корабль Говарда. Когда идущая на абордаж французская галера ударила в борт флагмана, несчастный адмирал упал в воду. Спешащие ему на помощь английские корабли, совершая резкий разворот, потеряли ветер и стали легкой добычей французов. Чтобы не оказаться в их положении, остатки эскадры Генриха VIII отступили и бросились наутек, причем в такой панике, что в результате столкновения со своим же еще один корабль пошел ко дну.
В свою очередь французы атаковали 18 июля 1545 г. Разведка донесла Франциску I, что английский флот сконцентрирован в неудобной для обороны акватории вокруг острова Уайт (около Спитхеда). Имели место бунты не получавших жалованья моряков. Многие вражеские корабли нуждались в ремонте, были отмечены недостатки в снабжении, что позволяло надеяться, в случае чего, на нехватку у островитян пороха и ядер. Вот отличная возможность унизить этого вероломного стареющего толстяка Генриха VIII и в придачу на долгое время обезопасить свои северные границы. Франциску I уже шестьдесят один год — возраст по тем временам очень солидный. Его одолевают болезни, когда король не пьянствовал и не волочился за очередными красотками, он мучил придворных своими вечными страхами скорой смерти. А тут такая оказия сойти в гроб увенчанным лаврами победителя! Франциск в восторге отдал приказ. Адмирал Клод д’Аннебо барон де Рец проявил, тем не менее, осторожность. К его удивлению рапорты шкиперов галер, посланных на разведку, не подтвердили донесений шпионов. Беда в том, что английский флот стоял под прикрытием береговых батарей. Пришлось бы выманить его в открытое море и там навязать бой. Нетрудно догадаться, что англичане не собирались клевать на такие понятные уловки. Напрасно корабль д’Аннебо маячил прямо перед английской эскадрой, напрасно велел без толку палить из пушек. Имело место только одно краткое столкновение, в результате которого портовые пушки потопили один французский корабль, а тем, в отместку, удалось повредить[22] английский флагман. На том и завершилась битва, которой, по сути, и не было. Зато французы могли похваляться, что безнаказанно разгуливали в английских водах и насмехались над этими «красными пожирателями бифштексов». Зигмунт Рыневич («Лексикон мировых сражений»; Варшава, 2004) констатирует: «Битва окончилась ничем». Что ж, можно и так сказать.
Летом 1588 г. против англичан выступила испанская Непобедимая армада под командованием герцога Медина-Сидония. В ее состав входило 124 больших корабля, в том числе 20 галеонов, с 1100 орудиями и 27 000 солдат, подготовленных к сражению на палубах, к десанту и абордажу, то есть нечто типа современной морской пехоты. Позднее католическая пропаганда начала утверждать (причем аргумент-то был весьма рискованный, учитывая, кто командовал испанскими силами), что только внезапно разыгравшийся шторм разметал корабли армады. На самом деле все было иначе. Флот Алонсо Переса де Гусмана герцога Медина-Сидония, потеряв всего-навсего восемь второстепенных судов, преодолел пролив Ла-Манш и бросил на якорь в Кале, где пополнил запасы. Значительная часть испанцев сошла на берег. Проводились даже занятия по строевой подготовке на городских набережных. Откуда ни возьмись «англичане, пользуясь попутным ветром, направили на стоявшую на якоре испанскую флотилию восемь зажженных брандеров. Испанцы в панике рубили якорные канаты и в беспорядке выходили в море, где их уже поджидали англичане, перехватывая и уничтожая отдельные корабли» (Эдмунд Косяж, «Морские сражения»; Варшава, 1994). Поскольку испанским судам в порту угрожала опасность, им пришлось выйти в открытое море и вынудить противника принять генеральное сражение. А вот тут к превеликому их изумлению оказалось, что у англичан не только лучшие корабли, но и отлично обученные экипажи. Уже через несколько часов испанцы потеряли 16 кораблей, а когда бежали, еще 31.
