Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств
Так жили мы, так умирали с вами...
Варга умолк, прислушиваясь к утихающему звону струн. Негромко повторил:
И где могил любимых братьев нет!..
И Энкель так же тихо:
И горе у живых в груди теснится,
Нам незачем сегодня слез стыдиться...
- А Варга неожиданно резко:
- Слез нет!.. Нет, и не будет!..
- Нет... не будет... А где Зинн и другие?
- Тащат своего цыпленка.
Варга исчез в хижине и через минуту сквозь звон гитары весело крикнул:
- А ты знаешь, Людвиг, моего эскадрона прибыло! Они ведут сюда еще и того чешского летчика Купку, которого, помнишь, вытащили из воронки... - Он расхохотался. - Бедняга тоже безлошадный, как и я. Говорит, что, как только вырвется отсюда, раздобудет новый самолет и перелетит обратно в Мадрид... Вообще говоря, неплохая идея, как ты думаешь?
- Вопрос о выводе добровольцев решен, - размеренно произнес Энкель, - и мы не можем...
- Ты не можешь, а мы можем! - нетерпеливо крикнул Варга. - Чорт нам помешает!.. Вернемся - и больше ничего... Плевать на все комитеты! Только бы вывести отсюда немцев, а там, честное слово, вернусь в Мадрид! Непременно вернусь!
- Верхом? - иронически спросил Энкель.
- Чех возьмет меня с собою на самолете.
Пальцы Варги проворней забегали по струнам.
- Эх, нет Матраи!.. Без него не поется.
Из темноты хижины до Энкеля донесся жалобный гул отброшенной гитары. Он пожал плечами и сказал:
- Пожалуйста, минуту внимания, майор... Я изменяю порядок движения бригады. Твои люди поведут лошадей с больными.
В дверях выросла фигура Варги.
- Мы условились: эскадрон отходит последним. Мы прикрываем тыл!
- Нет, - голос Энкеля звучал сухо, - последними идут немцы.
- А что, по-твоему, мои кавалеристы... - начал было Варга, однако Энкель, не повышая голоса, но так, что Варга сразу замолчал, повторил:
- Последними идут тельмановцы... So!
Варга шумно вздохнул.
- "So", "so"! - передразнил он Энкеля. - Значит, мы... госпитальная команда?!
Он хотел рассмеяться, но на этот раз не смог.
Это был уже третий пограничный пункт, к которому французские власти пересылали бригаду, отказываясь пропустить ее через границу в каком-либо ином месте. И вот уже третьи сутки, как бригада стояла перед этим пунктом. Полосатая балка шлагбаума была опущена; в стороны, насколько хватал глаз, тянулись цепи сенегальских стрелков, виднелись свежеотрытые пулеметные гнезда. Вдали, на открытой позиции, расположилась артиллерийская батарея.
Истомленные горными переходами, лишенные подвоза провианта, в износившейся обуви, ничем не защищенные от ночного холода, даже без возможности развести костры на безлесном каменистом плато, бойцы бригады с недоуменной грустью смотрели на ощетинившуюся оружием границу Франции.
У сенегальцев был совсем нестрашный вид: забитые, жалкие в своих шинелях не по росту, в ботинках с загнувшимися носами и в нелепых красных колпаках, они часами неподвижно стояли под палящим солнцем. В их глазах было больше удивления, чем угрозы.
Даррак, Лоран и другие французы пытались вступить с ними в переговоры, но африканцы только скалили зубы и поспешно щелкали затворами. С испугу они могли и пустить пулю...
Энкель и Зинн третьи сутки напрасно добивались возможности переговорить с французским комендантом. Он передавал через пограничного жандарма, что очень сожалеет о задержке, но еще не имеет надлежащих инструкций.
Солнце село за горы. Энкель, упрямо поддерживавший в бригаде боевой порядок, лично проверил выдвинутые в стороны посты сторожевого охранения. А наутро четвертых суток, едва край солнца показался на востоке, посты, расположенные к северо-востоку, донесли, что слышат приближение самолетов. "Капрони" сделали три захода, сбрасывая бомбы и расстреливая людей из пулеметов.
Не обращая внимания на ухавшие с разных сторон разрывы и визг осколков, Варга подбежал к Зинну. Багровый от негодования, с топорщившимися усами, венгр крикнул:
- Посмотри!..
И показал туда, где на открытой вершине холма стояла французская батарея. Зинн навел бинокль и увидел у пушек группу французских офицеров. Они все были с биноклями в руках и, оживленно жестикулируя, обсуждали повидимому, зрелище бомбежки бригады. Со всех сторон к этому наблюдательному пункту мчались верховые и автомобили.
- Знаешь, - в волнении произнес Варга, - мне кажется, это они и вызвали "Капрони"!
- Все возможно.
- Посмотри, они чуть не приплясывают от удовольствия после каждой бомбы! Если бы здесь могли появиться еще и фашистские танки, те сволочи были бы в полном восторге.
- Ты не считаешь их за людей?
- Люди?!. - Варга плюнул. - Вот!.. Если бы они были людьми, республика имела бы оружие. От них не требовалось ни сантима, - только открытая граница. Они продали фашистам и ее. Проклятые свиньи! Ты мне не веришь, я вижу. Идем же... - И он увлек Зинна к группе бойцов, прижавшихся к земле между двумя большими камнями.
Когда Зинн спрятался за один из этих камней, первое, что он увидел, были большие, удивленно-испуганные глаза Даррака.
- И эти негодяи называют себя французами! - сквозь зубы пробормотал Даррак.
За его спиною раздался неторопливый, уверенный басок каменщика Стила:
- Посмотри на их рожи - и ты поймешь все.
Увидев комиссара, Даррак поспешно сказал:
- Прошу вас, на одну минутку! - и потянулся к биноклю, висевшему на груди Зинна. Он направил бинокль на ту же группу французов, на которую показывал Зинну Варга. Он смотрел не больше минуты.
- И это французы... это французы!.. - растерянно повторял он, опуская бинокль.
Лоран сидел, прижавшись спиною к камню и молча глядя прямо перед собой.
Все так же неторопливо раздался голос Стила:
- А тебе, Лоран, это еще один урок: теперь ты видишь, что если в Испании фашизм официально и носил итало-германскую этикетку, то, содрав ее, ты мог бы найти еще довольно много других названий - от французского до американского! Фашизм, дружище, - это Германия Гитлера и Тиссена, Франция Фландена и Шнейдера. Это Англия Чемберлена и Мосли... Это, наконец, Америка Дюпона и Ванденгейма!..
- Тошно!.. Помолчи!.. - крикнул Лоран.
- Эх ты, простота! Дай нам попасть во Францию...
- Я мечтаю об этом, мечтаю, мечтаю! - кричал Лоран. - Дай нам только пробраться за эту проклятую полосу с черномазыми - и ты увидишь, что такое Франция, ты увидишь...
В волнении он было поднялся, но Стил сильным рывком посадил его за камень.
Зинн перебежал к единственной палатке, сооруженной из одеял. Здесь было жилище и штаб командующего бригадой. Энкель стоял у палатки во весь рост и, что удивило Зинна, тоже внимательно разглядывал в бинокль не удаляющиеся итальянские самолеты, а все ту же группу офицеров на французской земле.
- Смотри, - сказал он, увидев Зинна, - они спешат к холму даже на санитарных автомобилях, но ни одну из этих машин они не подумали послать сюда!
Но Зинн его не слушал, он спешил организовать помощь бойцам, раненным во время налета.
- Что я говорил? Ага! Что я говорил?! - услышал Энкель торжествующий возглас Варги и, взглянув по направлению его вытянутой руки, увидел на дороге, ведущей к пограничной заставе, колонну конницы. Накинутые поверх мундиров бурнусы развевались, подобно сотне знамен, за спинами всадников.
- Стоило им дождаться спектакля, который сами же они и устроили, захлебываясь, говорил Варга, - как они, повидимому, готовы открыть границу и выразить сожаление, что опоздали на полчаса. О, это они сумеют сделать! Скоты, проклятые скоты!
- Меня интересует другое, - проговорил Энкель. - Чтобы задержать нас, они не решились поставить на границе ни одного французского пехотинца. Смотри: сенегальцы и спаги. Я не удивлюсь, если следующих, кто идет за нами, здесь встретит иностранный легион.
Между тем автомобиль, мчавшийся впереди конной колонны, подъехал к пограничному столбу. Прибежал жандарм и пригласил Энкеля для переговоров с французским комендантом.
Переход мог состояться только на следующий день.
- Помяни мое слово, - сказал Варга. - Сегодня вечером опять прилетят "Капрони"!
Энкель не спорил. Он отдал приказ рассредоточить людей и надежно укрыть раненых.
Но оказалось, что на этот раз ошибся Варга. Вечером прилетели не "Капрони", а "Юнкерсы". Они точно так же проделали три захода и ушли безнаказанно, провожаемые проклятиями добровольцев.
На следующее утро, ровно в десять тридцать, - время, назначенное французами, - первые солдаты интернациональной бригады (это были раненые французы из батальона Жореса) ступили на землю нейтральной Франции. Собственно говоря, про них нельзя было сказать, что они ступили на землю родины, так как ни один из них не был способен итти. Их носилки лежали на плечах товарищей.
У пограничного столба даже самые слабые раненые приподнимались и сбрасывали к ногам французского офицера лежавшую рядом с ними в носилках винтовку.