E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

Наши батареи, эскадра, расположенная на внутреннемъ рейде, энергично, безпрерывно и весьма удачно отвечали перекиднымъ огнемъ.

Продолжавшаяся съ перерывами до часу дня бомбардировка для японцовъ была почти безрезультатной.

Взрывами случайно легшихъ у подножія Перепелиной горы снарядовъ тяжело были ранены два санитара и убито 7 китайцевъ. Кроме того, одинъ снарядъ разорвался въ одной изъ казармъ Тигроваго полуострова. Тамъ тоже было несколько раненыхъ и убитыхъ.

Меня всегда поражало, что во время бомбардировокъ населеніе города мало обращало вниманія на громъ выстреловъ и смертельную опасность отъ рвущихся снарядовъ. Жизнь текла обычнымъ путемъ. Со дня гибели "Петропавловска", после ошеломляющаго впечатленія, произведеннаго этимъ несчастіемъ, и въ особенности, после бомбардировки 2-го апреля – энергія какъ бы удвоилась. Работы повсюду шли ускореннымъ темпомъ.

После последней бомбардировки наместникъ приказалъ спешно минировать море у Ляотешаня.

Еще ранее адмиралъ Лощинскій докладывалъ покойному адмиралу Макарову о необходимости широкаго примененія минной обороны Артура и Бицзыво, где предполагалась высадка дессанта. Адмиралъ Макаровъ скептически относился къ миннымъ загражденіямъ, категорически отклонивъ пользованіе ими по темъ соображеніямъ, что они "срываются" и опасны для самихъ себя, и, главное, что онъ надеется черезъ 2-3 месяца самъ овладеть моремъ.

Только после бомбардировки 2бго февраля и 9-го марта адмиралу Лощинскому было приказано поставить мины у южнаго берега Ляотешаня.

При разстановке въ первыхъ числахъ апреля минъ съ плотиковъ произошло несчастіе. Мины не были тщательно осмотрены и одна изъ нихъ, получивъ ударъ колпакомъ о шлюпку, вероятно, вследствіе бокового сообщенія въ соляномъ контакте, попавъ въ воду,- взорвалась. Убитъ лейтенантъ Поль и несколько человекъ матросовъ.

Съ севера доносились тревожныя вести о неудачномъ сраженіи на Ялу; утверждалось мненіе, что Артуръ будетъ отрезанъ, что японцы готовятъ транспортныя суда для дессанта. Носились упорные слухи о готовящейся новой грандіозной попытке заградить входъ въ гавань.

Работы по вооруженію и укрепленію крепости быстро подвигались впередъ, суда чинились. Только на кинжоуской позиціи оне велись крайне вяло за недостаткомъ людей, строительныхъ матеріаловъ и какой-то совершенно непонятной инертности начальника раіона и генерала Фока.

Генералъ Стессель сиделъ въ Артуре, писалъ приказы, вмешиваясь въ деятельность Смирнова, донимая его придирками, а кинжоускую позицію всецело предоставилъ генералу Фоку.

7-го апреля начальникъ раіона въ приказе за No 110 пишетъ:-"При объезде сего числа я виделъ следующее…

"Въ первой батарее 7-го восточно-сибирскаго стрелковаго дивизіона вывесили белье на деревья. Много разъ было говорено, чтобы этого не было. Фельдфебель зналъ о запрещеніи вешать белье на деревья, виделъ неисполненіе и ничего не сказалъ подчиненнымъ. Грязь у казармъ большая.

"Предлагаю коменданту крепости "Портъ-Артуръ" и командующему 7-йвосточно-сибирской стрелковой дивизіей принять самыя энергичныя меры, чтобы мои приказанія и распоряженія, которыя отдаются, принимались для исполненія, а не къ сведенію. Если будетъ личная, постоянная поверка, то подобнаго явленія не произойдетъ".

"Этотъ приказъ писался по адресу двухъ лицъ, которыя всю энергію, способности вносили на созданіе крепости, обороной которой впоследствіи удивили весь міръ. Генералъ Стессель предлагаетъ лично проверять его распоряженія генералу Смирнову и Кондратенко, которымъ дня не хватало, чтобы проверить, указать и поправить необходимыя работы по вооруженію фортовъ, батарей и укрепленій.

Только тотъ можетъ понять, какъ тяжела была эта травля, кто жилъ въ Артуре, кто виделъ, какихъ нечеловеческихъ трудовъ стоила гарнизону работа на оборонительной линіи, и тотъ, кто впоследствіи, защищая крепость, поливалъ ее своей кровью.

На кинжоуской позиціи творилось нечто невероятное: генералъ Фокъ назначилъ комендантомъ последней командира 5-го восточно-сибирскаго стрелковаго полка полковника Третьякова, но власти ему не далъ и творилъ свою волю. Генералъ Фокъ пріезжалъ на позицію, бранилъ офицеровъ и… уезжалъ.

Когда же полковникъ Третьяковъ настойчиво просилъ орудій, снарядовъ для слабо-вооруженной позиціи, просилъ инженеровъ, рабочихъ для исправленія никуда негодныхъ батарей, указывалъ на необходимость постройки блиндажей, умолялъ дать строительные матеріалы, требовалъ укрепленія новыхъ горныхъ позицій,- генералъ Фокъ выходилъ изъ себя и кричалъ:

– Изменники, все изменники, кто допускаетъ, что Кинжоу плохо укрепленъ! Японцы никогда не возьмутъ. Кинжоу. Я всю японскую армію уничтожу здесь. Пусть они только осмелятся высадиться. Да, хоть японецъ и дуракъ, онъ никогда не двинетъ сюда своихъ силъ, ослабивъ этимъ главную армію.

Полковнику Третьякову приходилось выслушивать подобныя тирады отъ генерала, съ горечью сознавая, что толку ему не добиться, такъ какъ начальникъ раіона думаетъ головой генерала Фока.

Убедившись въ безплодности разговоровъ съ генераломъ Фокомъ, полковникъ Третьяковъ, будучи самъ сапернымъ офицеромъ по образованію, наличными средствами командуемаго имъ полка вместе съ инженеромъ Ф. Шварцемъ работалъ надъ приведеніемъ кинжоуской позиціи въ мало-мальски сносный видъ.

Несмотря на то, что полковникомъ Третьяковымъ постоянно, при каждомъ удобномъ случае, указывалось на более, чемъ неудовлетворительное состояніе кинжоуской позиціи, на которую, въ силу простой логики, долженъ обрушиться первый ударъ осадной арміи, ему не давали ни людей, ни матеріаловъ, ни инженеровъ, ни саперовъ.

Мало того, что не давали новыхъ,- отняли одного изъ двухъ, бывшихъ уже на позиціи.

Какъ отняли?! Этого быть не можетъ!- скажетъ читатель.- Если бы я не зналъ нижеприведеннаго приказа, я тоже бы не поверилъ. Но приказъ состоялся и офицера на время убрали.

Начальникъ раіона, не поинтересовавшись познакомиться съ важнымъ стратегическимъ пунктомъ, каковымъ была кинжоуская позиція, на слово поверилъ генералу Фоку и отдалъ 8-го апреля за No 119 следующій приказъ:

"Прапорщикъ запаса Цветковъ, находящійся ныне въ распоряженіи военнаго инженера капитана фонъ-Шварца на кинжоуской позиціи въ виду окончанія саперныхъ работъ, откомандировывается отъ войскъ, подчиненныхъ командующему 4-й восточно-стрелковой дивизіей…"

Я думаю, что сказать по поводу этого приказа ничего не приходится. Фактъ говоритъ самъ за себя.

Комендантъ крепости генералъ Смирновъ, въ виду массы ненадежнаго элемента среди китайскаго населенія, принимавшаго участіе въ спешно производимыхъ крепостныхъ работахъ, озабочиваясь темъ, чтобы результаты работъ и планы вновь возводимыхъ укрепленій не стали бы достояніемъ японцевъ, приказалъ полковнику Уранову (приказъ отъ 7-го апреля No 288) организовать жандармско-полицейскую службу, которому и подчинилъ всю железнодорожную, городскую и жандармскую полицію. Полковникъ Урановъ 22-го апреля уехалъ на северъ и все перешло подъ начальство ротмистра князя Микеладзе. Дело быстро наладилось. За китайцами былъ учрежденъ строжайшій надзоръ. Японцы ничего не знали, что делалось въ крепости. Такъ дела шли до 28-го мая.

Но къ несчастію 28-го мая князь Микеладзе со всеми своими жандармами былъ ген. Стесселемъ высланъ за Ляотешань безъ права въезда въ Артуръ. Крепость осталась безъ жандармовъ. Шпіонамъ открылось широкое поле деятельности.

Какъ и почему это все произошло, я подробно опишу въ одной изъ следующихъ главъ.

9-го апреля прибылъ съ утреннимъ поездомъ изъ Москвы редакторъ-издатель газеты "Новый край" подполковникъ Петръ Александровичъ Артемьевъ.

Подполковникъ Артемьевъ въ начале января совершенно больной, по настойчивымъ советамъ врачей, уехалъ на югъ Россіи съ темъ, чтобы предпринять серьезнейшій курсъ леченія.

Весть о войне застала его на пути изъ Сингапура въ Коломбо. Несмотря на необходимость леченія, Артемьевъ бросилъ все и примчался назадъ въ Артуръ. Я познакомился съ нимъ въ первый день его пріезда. Онъ произвелъ на меня впечатленіе человека совершенно больного. Только глаза его говорили о той силе воли, которая заставила его забывать физическія страданія и вернуться къ исполненію своего долга. Газета на время отъезда была имъ поручена военному прокурору полковнику Тыртову. Но Артемьевъ, этотъ идейный борецъ за Дальній Востокъ Россіи, не могъ оставаться вдали отъ центра разыгравшихся событій; больной еще теломъ, но бодрый духомъ, онъ вернулся, чтобы лично руководить газетой, которую и довелъ до самой капитуляціи Артура.