Пьер Монтэ - Египет Рамсесов
Наступал день, когда ребенку уже нельзя было бегать нагишом с одной только ниткой бус на шее. Тогда мальчику давали пояс и набедренную повязку, а девочке – платье. Первые одежды были событием в жизни ребенка. Старые придворные, такие, например, как Уна или Птахшепсес, хорошо помнили день, когда они впервые «застегнули пояс» при фараоне таком-то. Правда, этот день, очевидно, совпадал для них с первым днем обучения в школе. Дети же крестьян, ремесленников и простолюдинов оставались дома, обучались пасти скот, пользоваться разными орудиями – короче, приобщались к занятиям своих родителей, чтобы заменить их, когда придет время.
IV. Слуги и рабы[*26]
Среди лиц, окружающих знатную особу, порой нелегко отличить помощников в делах от слуг. Но сами египтяне их никогда не путали. Хапиджефаи, номарх Сиута, иногда распоряжался имуществом дома своего отца, то есть своим личным, а иногда – имуществом царского дома, то есть государственным, которым ему доверили управлять. Именно из своих средств он вознаградил тех, кто участвовал в заупокойном культе отца. Но заупокойный культ был для египтянина лишь продолжением земной жизни, поэтому мы можем с полным основанием заключить, что хозяин содержал и вознаграждал своих слуг из своих личных средств.
Множество египетских терминов приблизительно соответствуют нашим понятиям «слуга» или «прислуга»: «послушные призыву», кравчие – «убау» (это слово писали с определителем «сосуд» или просто иероглифом «кувшин»), и, наконец, «шемсу». Последнее слово изображалось сложным иероглифом, состоящим из длинной трости с загнутым концом, свернутой и перевязанной ремнем циновки и маленькой метелки. «Шемсу» сопровождал своего хозяина при выходах. Когда тот где-либо останавливался, «шемсу» разворачивал и расстилал циновку, брал в руку длинную трость, а другой рукой время от времени помахивал метелочкой. Таким образом, хозяин мог с удобствами принимать управляющих и выслушивать отчеты. Другой «шемсу» носил за ним сандалии. Когда хозяин останавливался, он вытирал ему ноги и обувал его.[138] Кравчие прислуживали во время еды. Они накрывали на стол. Они всегда были рядом с хозяином, выслушивали доверительные признания, могли вовремя что-то подсказать, о чем-то напомнить, а потому обладали значительным весом. Кравчие фараона участвовали во всех крупных процессах и расследованиях.
Все вышеперечисленные слуги, по-видимому, были свободными людьми. Они могли уйти от хозяина, заняться ремеслом или приобрести поместье и, если позволяли средства, в свою очередь, нанять себе слуг и наслаждаться жизнью. Бата, после того как старший брат жестоко с ним обошелся, заявляет, что не будет больше ему служить. Анупу придется отныне самому пасти свои стада. В данном случае хозяин и слуга были братьями, но мы вправе думать, что, даже если бы между ними не было никакого родства, Бата все равно оставил бы свое место. Реджедет, жена жреца, родившая трех сыновей от самого Ра, поссорилась со своей служанкой и велела ее высечь («Сказки сыновей фараона Хуфу»). Служанка ушла от нее без всяких объяснений. Правда, ее сурово наказал собственный брат, а потом сожрал крокодил, орудие божеского мщения, – она была наказана за то, что вознамерилась открыть фараону тайну Реджедет, а не за то, что оставила свое место. И, разумеется, хозяин всегда мог прогнать слугу.
И наоборот, людей, которых называли «хемуу» или «баку», можно рассматривать, во всяком случае в эпоху Нового царства, как рабов. С ними не только жестоко обращались, но в случае побега пускались за ними в погоню. Писец сообщает своему хозяину, что «два человека сбежали от конюшего Неферхотепа», приказавшего их бить. С тех пор как они исчезли, больше некому пахать. Говорю об этом моему хозяину».[139] В один прекрасный день двое рабов сбежали из резиденции Рамсесов либо потому, что их били, либо из любви к свободе. На их поиски был отправлен начальник лучников Какемур. Он выступил из Пер-Рамсеса и на следующий день прибыл к укреплению Чеку. Здесь ему сообщили, что беглецы прошли южнее Чеку в тот же день. Когда военачальник достиг крепости, то здесь узнал, что рабы перебрались через стены севернее башни Сети-Меренптаха. От дальнейших поисков пришлось отказаться, и дело было закрыто.[140][*27] Однако не всем рабам так везло. В гробнице Неферхотепа писец выстраивает рабов перед лицом своего повелителя, У одного раба руки связаны, и его ведут на веревке. Двое других уже наказаны, и стражник готовится их связать. Сцену эту можно было бы назвать: «Возвращение беглецов».[141]
По большей части все или почти все рабы были чужеземцами. Их захватывали во время победоносных кампаний в Нубии, Ливии, Восточной пустыне или Сирии, а затем по приказу фараона или отдавали тому, кто их пленил, если речь шла об индивидуальном подвиге, или распределяли между воинами, когда в плен попадало сразу много врагов. Доблестный Яхмес таким образом приобрел за свою многолетнюю службу в армии девятнадцать рабов – десять женщин и девять мужчин – главным образом с иноземными именами: Памеджаи, Паам, Истарумми, Хедеткуш; другие рабы с египетскими именами, видимо, достались Яхмесу во время кампании в Дельте, а возможно, он сам заменил их ханаанейские или нубийские имена на египетские, как это произошло с Иосифом.[142]
Хозяин мог продать своего раба или отдать внаем. Человек, которому понадобились новые одежды, нанял на два-три дня сирийскую рабыню. Неизвестно, какую работу она должна была выполнить, но цену за рабыню запросили немалую.[143]
Одного из горожан Фив заподозрили в том, что он участвовал в ограблении гробниц, потому что он вдруг начал вести роскошную жизнь. Судья спрашивает его жену:
«– На какие средства ты купила рабов, которые были с ним?»
Она отвечает:
«– Я не видела серебра, которое он за них заплатил. Он был там [в отлучке]».[144]
Недавно изданный папирус из. музея в Каире приводит несколько способов покупки раба. Торговец по имени Райа предлагает одному человеку купить у него молодую сирийскую рабыню. Они договариваются. Плату за рабыню покупатель вносит не серебром и не золотом, а различными предметами. Стороны произносят клятвы при свидетелях, и суд их регистрирует. Рабыня становится собственностью нового хозяина и сразу же получает египетское имя.[145]
Когда правительство занялось грабителями гробниц, многие рабы были признаны виновными. Судьи не церемонились с ними, назначая двойное и тройное количество палочных ударов. Впрочем, с преступниками из свободных людей обходились не лучше.
Хозяин бил своих рабов, но точно так же угощал палками пастухов, слуг и злостных должников. Поэтому лишь немногие могли похвастаться, как некий Неджемиб, живший в эпоху Древнего царства, что его со дня рождения ни разу не били палками перед лицом сановников.[146] Впрочем, никто не знает истины. Вполне возможно, что этого счастливейшего из смертных не раз угощали палкам без свидетелей, о чем он, разумеется, умалчивает.
Короче говоря, если учесть все препятствия, которые мешали простолюдинам вырваться из тисков нужды и поменять свое положение на лучшее, станет ясно, что участь свободных людей самых низших классов мало чем отличалась от участи тех, кого мы называем рабами. Мы уже цитировали документ, рассказывающий, как бывший раб цирюльника получил свободу, унаследовал дело своего бывшего хозяина и женился на его племяннице. Таим образом умелые и ловкие рабы обретали свободу и становились равными с прочими египтянами.
V. Домашние животные
Собака, верный друг и помощник человека на охоте, имела право входить в дом. Она скромно устраивалась под креслом хозяина и дремала.[147] Собака пастуха тоже не отходила от своего хозяина, который голосом или жестами приказывал ей собрать стадо или гнать его в нужном направлении.[148]
Пастушьи или сторожевые собаки были в основном борзыми на высоких ногах, с вытянутой мордой и длинным хвостом, с большими висячими или заостренными и стоячими ушами. В эпоху Нового царства уже почти не встречаются ни африканские борзые с торчащими трубой хвостами, ни сторожевые псы средней величины со стоячими ушами, а еще реже – таксы, которые были в моде во времена Среднего царства. Кроме борзых получила распространение порода небольших собак, «кеткет». Именно такого «кеткета» подарили «обреченному царевичу», но он с презрением отверг его и потребовал настоящую собаку.[*28]
Борзых, как правило, держали на привязи, но иногда позволяли свободно бегать повсюду.
Другими привычными для египтян домашними животными были обезьяны, которые иногда даже выполняли обязанности слуг. Например, на одном изображении Монтухерхепешефа[149] обезьяна держит собаку на довольно коротком поводке. Собаке такое своеволие не нравится, и она скалится на обезьяну и, наверное, рычит.
