В Иноземцев - Расколотая цивилизация

В буржуазном обществе основным условием принадлежности к верхушке общества стали финансовые ресурсы. Подавленный класс пролетариев образовался вследствие как обезземеливания крестьян, так и разорения мелких ремесленников, труд которых стал неэффективен в условиях машинного производства. Установив контроль за финансовыми потоками, представители буржуазного сословия добились монополии на большую часть материальных средств производства, которые уже не могли (в силу в том числе и технологических причин) находиться в собственности отдельных мелких владельцев. Несмотря на то, что пролетаризация общества никогда не переходила опасной черты, промышленные рабочие и буржуа безусловно оказались двумя основными классами индустриальной эпохи. Следует заметить, что самовозрастание капитала, с одной стороны, требовало значительных первоначальных вложений и, с другой стороны, не могло эффективно происходить фактически ни в одной области, за исключением промышленности и торговли; поэтому класс буржуа только имел в собственности все необходимые условия для контроля над обществом.

Что вытекает из приведенного ряда? Проповедуя идею справедливых социальных преобразований, все философы так или иначе призывали к переустройству общества на основе предоставления больших прав и возможностей тем, кто непосредственно создает материальные богатства: этим проникнуты все утопии от Т. Мора до К.Маркса. Однако труд никогда не главенствовал над миром. Рассмотренные нами типы организации классовых обществ показывают, почему труд как производственный ресурс не управлял, не управляет и не будет управлять ни одной хозяйственной системой: власть всегда контролировалась владельцами того ресурса, который на каждом этапе исторического прогресса обладал наибольшей редкостью и ограниченностью; предложение же труда всегда было избыточным, сама деятельность -- воспроизводимой и повторяемой, а редкость ее -- минимальной.

В контексте нашего анализа мы приходим к пониманию еще одного достаточно примечательного момента. Вне зависимости от того, насколько значительной оказывалась прослойка, разделявшая два основных класса того или иного общества, именно она порождала те социальные группы, которые определяли главные стороны общественного противостояния в следующую историческую эпоху. Если рассматривать переход от античного общества к средневековому, можно увидеть, что именно рентные отношения между прикрепленным к земле колоном и землевладельцем, распространившиеся начиная со II века н.э. и первоначально не игравшие заметной хозяйственной роли, стали социальной моделью, наиболее близкой к феодальным отношениям. Если оценивать кризис феодального общества, еще более очевидным становится, что и пролетарии, и буржуа вполне сформировались как значимые общественные страты еще в позднем средневековье, а затем, в период перехода к индустриальному обществу, лишь закрепились статусно и выросли численно. Отсюда также следует, что возникающее постэкономическое общество (во всяком случае -- на этапе его становления) будет характеризоваться такой социальной структурой, в которой и пролетариат, и современная буржуазия не будут играть доминирующей роли, хотя, безусловно, и сохранятся как отдельные социальные слои. Новое противостояние родится в иной плоскости, основой власти в формирующемся постэкономическом обществе станет новый ограниченный ресурс, а два полярных класса со временем инкорпорируют в себя все сегодня существующие общественные группы. При этом уже теперь можно с достаточной уверенностью определить, что именно станет важнейшим ресурсом нового общества: им окажутся способность усваивать и создавать знания, обеспечивающие технологический прогресс и формирование новых социальных технологий. Постэкономическая революция является в полной мере интеллектуальной революцией, подготавливающейся, проявляющейся и воплощающейся в прогрессе теоретического и прикладного знания.

Таким образом, мы подошли к вопросу о том, в каком направлении прежде эволюционировало социальное неравенство, какие принимало формы и масштабы и каковы его тенденции в условиях становления постэкономического общества.

В той же мере, в какой человек всегда стремился к преодолению угнетения и эксплуатации, он стремился и к установлению равенства. По сути дела, эти две цели нередко подразумевались как тождественные. В начале этой книги мы показали, что даже самые масштабные социальные и хозяйственные сдвиги, которые приводят к формированию основ постэкономического общества, не способны, тем не менее, обеспечить преодоление эксплуатации как отчуждения части произведенного продукта от непосредственного производителя. В то же время мы пришли к заключению, что человек преодолевает эксплуатацию в ее субъективном измерении, как только он выходит за пределы материалистической мотивации и подлинно значимым для него результатом деятельности становятся собственные качества и способности, являющиеся его неотчуждаемым достоянием. Однако субъективное преодоление эксплуатации вовсе не означает субъективного установления равенства. Уже сам выход за пределы материалистической мотивации делает человека отличным от тех, кто сохраняет материальные стимулы в качестве основных ориентиров сознательной деятельности. При этом подобное неравенство имеет такой масштаб и такое значение, какого не имели различия в денежном богатстве или социальном статусе. Как следствие, проблема неравенства не только не решается с преодолением эксплуатации, как это могло казаться многим социальным мыслителям в прошлом, но, напротив, становится исключительно острой и болезненной.

Идея преодоления неравенства оказалась столь значимым элементом всех социальных теорий потому, что в течение долгих веков оно считалось не только желанным, но и достижимым. Причем идея эта не была основана на одних только методологических или телеологических посылках.

В разные исторические периоды акцент делался на различных измерениях равенства. Одна из первых его проповедей содержится в священных книгах христианства, где неравенство человека, обусловленное его имущественным, классовым или национальным происхождением, рассматривалось как несущественное по сравнению с равенством всех людей, придерживающихся нового вероучения. Затем акцент был перенесен на необходимость достижения юридического равенства как одно из условий идеального общества; это характерно для европейской философии со времен раннего средневековья и особенно ярко представлено в трудах теоретиков гуманистического направления школы естественного права. Позднее неоднократно отмечалась возможность достижения равенства интеллектуального; этот тезис базировался на весьма примитивных естественнонаучных воззрениях философов-просветителей, однако также имел широкий общественный резонанс. Наконец, идеологи коммунизма считали необходимой чертой совершенного общества установление имущественного равенства, попираемого в условиях буржуазного строя. Примечательна не столько сама эволюция идей равенства, сколько то, что каждая трактовка получала определенное подтверждение своей обоснованности и реалистичности.

Как бы это ни казалось парадоксальным, можно утверждать, что экономическая эпоха представляет собой эпоху ослабления неравенства. Становление античного общества фактически устранило возможность безграничной власти монарха над своими подданными; средневековый строй отверг собственность человека на других людей; индустриальное общество провозгласило юридическую свободу личности. Кроме того, собственно имущественное неравенство также серьезным образом сходило на нет. С каждым новым шагом прогресса оно снижалось уже постольку, поскольку, с одной стороны, низшие слои общества улучшали свое материальное положение, отодвигавшее их от грани, за которой возникала угроза физическому выживанию, и, с другой стороны, между высшими и низшими классами возникали средние слои, усиливающие свою роль и значение. Даже если рассмотреть эволюцию неравенства на протяжении последних трехсот лет, мы получим картину устойчивого снижения неравномерности распределения материального богатства во всех развитых странах (возможно, лишь за исключением США, где индустриальное общество развивалось на собственной основе, а не возникло из недр феодальной структуры[307]). В то же время (и это важно подчеркнуть) само становление индустриального общества вызвало резкое нарастание неравномерности распределения материальных благ между регионами мира; так, Р.Хейльбронер отмечает, что между 1750 и 1980 годами разрыв в благосостоянии индустриализованных и малоиндустриализованных наций, находившихся в середине XVIII века приблизительно на одном уровне развития, вырос минимум в 8 раз[308]. Особенно же привлекает к себе внимание тот факт, что в самих развитых странах тенденция к постепенному снижению остроты проблемы имущественной дифференциации сменилась в последние десятилетия на противоположную; это стало особенно заметным начиная с середины 70-х годов. Так, с 1973 по 1990 год ВНП Соединенных Штатов вырос почти на 55 процентов, но реальная заработная плата рабочих увеличилась чуть более чем на 10 процентов, в то время как прибыль коммерческих компаний подскочила в 2,5 раза[309]. Похожие данные характеризуют ситуацию и в других постиндустриальных странах. Э. фон Вайцзеккер приводит в этой связи пример Германии, где с 1980 по 1990 год валовой национальный продукт вырос несколько более чем на 20 процентов, реальная заработная плата в течение всего этого периода оставалась на прежнем уровне, а прибыль капитала увеличилась более чем вдвое[310].