В Иноземцев - Расколотая цивилизация

рос носит теоретический характер, и решение его может быть достаточно определенно предложено уже сегодня; второй может быть пока только поставлен. Их можно сформулировать следующим образом: что окажется основным достоянием высшего класса будущего общества; как в рамках постэкономической системы новые формы классового неравенства могут быть поставлены под контроль и не стать источником опасного социального конфликта? Для исследования обеих этих проблем следует обратиться к истории классового противостояния на протяжении различных эпох и рассмотреть ее с несколько нетрадиционной и, как может показаться, даже отчасти наивной точки зрения.

К истории классового противостояния

История классового противостояния стара, как сам социум. Даже первобытные племена могут называться сообществами в собственном смысле этого слова только с того момента, когда составляющие их люди осознали собственные материальные интересы, отличные от интересов других людей, тем самым выделив самих себя из массы движимых инстинктами высокоразвитых приматов. Это не могло не породить некую схему соподчинения индивидуальных интересов и стремлений; разумеется, она в значительной мере базировалась на принципах, почерпнутых людьми того времени из чисто биологических типов организации, и поэтому основой авторитета вождя племени и его власти было естественное стремление соплеменников к выживанию. Будучи по преимуществу инстинктивным, в абсолютно враждебной человеку природной среде оно не могло реализоваться вне пределов архаической первобытной общины. В таких условиях власть вождя, что весьма знаменательно, определялась его опытом, умениями и знаниями, без которых общине было бы гораздо труднее выживать в борьбе за собственное существование.

Первые общества, традиционно рассматриваемые как классовые, возникли в форме гипертрофированной общины в ответ на необходимость совместного ведения хозяйства. В новых условиях власть вождя, государя или императора распространялась на столь большое сообщество, что для ее сохранения эволюционным образом сформировалась многоступенчатая социальная система, предусматривавшая уже не непосредственную необходимость подчинения вождю, а традицию подобного подчинения, уходящую далеко в прошлое. Весьма симптоматично, что первоначально возникшие классовые структуры часто, хотя и не всегда вполне осознанно, обозначаются философами и социологами как традиционные общества. При этом нельзя не отметить, что под такое определение подпадают и системы, где властная традиция тесно переплеталась с другой традицией, самой мощной из известных истории, -- религиозной. Между тем налицо феноменальный факт: во всех обществах, где верховный вождь воспринимался как воплощение божества, классовая структура в традиционном ее понимании отсутствовала, и основное противостояние проходило не между господствующим и подавленным классом, а между властителем и его народом. Этот факт был настолько очевидным уже для историков эпохи Просвещения, что впоследствии никто (кроме советских марксистов) уже не пытался объединить азиатские монархии, египетскую империю, сообщества доколумбовой Америки и греко-римскую цивилизацию в единый тип производства.

На смену этим обществам (в пределах восточного Средиземноморья) или в качестве развивавшихся параллельно с ними пришли социальные системы, весьма не случайно названные в период позднего средневековья обществами классической древности. Нетрудно догадаться, что классического было обнаружено в древности средневековыми владыками: то была, разумеется, военная машина, которая водрузила сначала знамена македонской армии, а затем и орлы римских легионов на индийской границе. Военный характер социальной организации проявился в античном обществе как никогда прежде и никогда впоследствии; фактически все свободные граждане могли исполнять воинские обязанности, огромные массы насильственно удерживаемых и принуждаемых к труду рабов населяли Средиземноморье, государство могло развиваться и даже поддерживать себя в глазах граждан только через территориальную экспансию, в результате чего границы империи включали в себя территории, между которыми не только не существовало значимых хозяйственных связей, но в пределах каждой из которых (что подтверждается примером вполне динамичного развития частного производства в греческих полисах и колониях) нельзя было найти никаких серьезных предпосылок для скоординированной деятельности больших масс людей.

В отличие от античных империй, новые социальные структуры европейского средневековья продемонстрировали полную неспособность сохранить прежний порядок. Хорошо известно, что первые короли готов стремились не разрушить Римскую империю, а лишь стать ее властителями; между тем в период распада римского государства в хозяйственном базисе общества произошли такие перемены, которые сделали сохранение прежних социальных форм невозможным и резко понизили роль и значение военного фактора в целом. Родились отдельные государства, которые, по аналогии с национальными государствами Нового времени и городами-государствами античности, можно назвать территориальными государствами, где общность населения достаточно естественным образом задавалась совокупностью хозяйственных, этнических и культурных факторов. В новых условиях возникла система, естественным элементом которой стала существенная степень хозяйственной свободы; в ее рамках сформировалась целая "лестница" суверенитетов, возникли анклавы и города, не подчинявшиеся верховным правителям, где власть в значительной мере делегировалась снизу и поддерживалась лояльностью граждан. И так же, как оказались правы мыслители средневековья, говоря об античном строе как о периоде классической древности, не ошибся и К.Маркс, когда, размышляя о буржуазной революции, ознаменовавшей исторический предел этого строя, назвал ее политической революцией, завершающей историю политического общества.

Социальная система, сменившая политическое общество, оказалась основана прежде всего на доминировании чисто хозяйственной необходимости. Технологический прогресс, источником которого стали возросшая свобода человека и новая роль науки, обеспечил относительную защищенность человека от сил природы, он отринул обычаи и статуты, на которых базировались традиционные социумы, сделал военную силу смехотворной по сравнению с потенциалом, освобождаемым научно-технической и хозяйственной экспансией, и в полной мере поставил политическую верхушку общества на службу финансовому капиталу. К началу нашего столетия в развитых странах сформировалось экономическое общество, основанное на всеобщей связи производителей и потребителей посредством рыночного механизма, примате частной собственности, полной хозяйственной и политической свободе личности и эксплуатации, имеющей место в рамках вполне равноправных с юридической точки зрения отношений.

Сегодня мы стоим на пороге постэкономической эпохи, отрицающей важнейшие принципы экономического общества. Какие изменения принесет этот переход с точки зрения социальной структуры? Какие тенденции общественного прогресса получат дальнейшее развитие, а какие останутся в истории? В поиске ответов на эти вопросы рассмотрим три проблемы, каждая из которых сегодня решается, как правило, образом, весьма непохожим на тот, который мы хотим здесь предложить. Они связаны, во-первых, с тем, какие новые классы приходят на смену предшествующим и каков характер перехода от одного типа классовой структуры к другому; во-вторых, с тем, что именно выступает основным достоянием доминирующего класса, позволяющим ему распространять свою власть на общество; в-третьих, с тем, в каком направлении эволюционировало на протяжении истории социальное неравенство, какие оно принимало формы и масштабы и какими могут быть соответствующие тенденции в условиях становления постэкономического общества. Но сначала следует сделать несколько предварительных замечаний, касающихся движущей силы, определявшей последовательную смену отмеченных выше эпох развития цивилизации.

На наш взгляд, на протяжении всей истории человечества наиболее очевидно наблюдаемой тенденцией оставался прогресс материальных производительных сил и основанное на нем укрепление независимости человека от сил природы. Важнейшей формой проявления данного процесса становилось все более неукротимое доминирование хозяйственных отношений над всеми прочими составляющими социальной системы. За этим, в свою очередь, стояла тенденция ко все более полному осознанию человеком своего материального интереса как детерминирующего его устремления и поступки. Последнее фактически тождественно процессу становления экономического общества. Таким образом, мы считаем возможным утверждать, что вплоть до настоящего времени история классовых обществ представляла собой экспансию экономических сил по отношению к факторам, определявшим структуру инстинктивной деятельности, а затем и к силам традиции, военным и политическим. В этой системе координат экономическое общество возникает там и тогда, где и когда появляется возможность индивидуализированного производства и обмена; соответственно, архаические общества в полной мере относятся к доэкономической эпохе, классические -- к экономической, а традиционные представляют собой промежуточную социальную форму, которая может быть отнесена как к той, так и к другой категории с примерно одинаковой степенью условности. Движение в направлении экономического общества развертывается, повторим еще раз, под воздействием нарастающей степени "кристаллизации" материальных интересов человека.