Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира
Точно известно лишь то, что каго считались отдельной группой населения и что их вынуждали жить в мрачных деревушках и пригородах. Почти все, что известно о них, касается их преследования. Сохранилось очень мало сведений об их жизни и занятиях, хотя они, кажется, очень сильно ощущали свою принадлежность к своему сообществу. В Тулузе в 1600 году группа каго потребовала проверить их кровь в доказательство того, что они точно такие же, как другие люди. Когда началась революция, каго штурмовали здания муниципальной администрации, чтобы уничтожить свои свидетельства о рождении. К несчастью, одной памяти местных жителей оказалось достаточно, чтобы поддержать традицию. Очень длинные рифмованные песни сохранили имена каго для будущих поколений не хуже чем картотека бюрократа.
Один молодой пастух-поэт, каго, написал на баскском языке автобиографическую песню, по которой можно судить, как долго он учился терпеть насмешки судьбы в школе гонений.
Его любимая, пастушка, «со слезами на своих прекрасных глазах» пришла пожаловаться ему: отец перевел ее на другое пастбище, потому что кто-то сказал ему: ее жених – «агот» (так звучит слово «каго» по-баскски). В приведенной части песни первой начинает говорить девушка:
Jentetan den ederrena ümen düzü agota:Bilho holli, larrü churi eta begi ñabarra.Nik ikhusi artzaiñetan zü zira ederenna.Eder izateko aments agot izan behar da?So’ izü nuntik ezagützen dien zuiñ den agota:Lehen sua egiten zaio hari beharriala:Bata handiago dizü, eta aldiz bestia.Biribil et’orotarik bilhoz üngüratiaHori hala balimbada haietarik etzira,Ezi zure beharriak alkhar üdüri dira.Agot denak chipiago badü beharri bata,Aitari erranen diot biak bardin tüzüla.
Говорят, что агот – самый красивый из мужчин:Светлые волосы, белая кожа и глаза синего цвета.Ты самый красивый пастух, которого я знаю.Неужели, чтобы быть красивым, надо быть аготом?Вот как можно узнать агота:Сначала ищи признаки на ушах.У него одно ухо слишком большое, а другоеКруглое и все покрыто волосами.Если это так, ты не из их народа,Потому что твои уши совершенно одинаковы.Если у аготов всегда одно ухо слишком маленькое,Я скажу своему отцу, что твои оба одинаковые.
Это преследуемое племя, которое хотело уничтожить свои отличительные признаки, не было остатком варварской эпохи. Загадочные каго были людьми нового времени и гражданами Франции, предвестниками государства, в котором правосудие станет сильнее, чем традиция. Песня кончается предположением, что когда-нибудь экономическое развитие устранит различия между племенами: «Если бы я был богат, как вы, твой отец не сказал бы, что я агот».
Но отличительные признаки племен оказались необыкновенно стойкими; их не стерли ни законы, ни богатство, ни время. Эти признаки пережили индустриализацию, миграцию населения в города, а в некоторых местах уцелели даже после полувека существования телевидения и автомобильных дорог. Вельши – группа населения, живущая вдоль Вогезского горного хребта; когда-то ее диалект был островком романских языков в германском языковом море. Они до сих пор живут кланами, ищут для своей молодежи работу внутри кланов, чтобы не дать своей общине уйти на Эльзасскую равнину. Потомки прежних жителей Опона и Лизеля и сего дня населяют эти водные пригороды Сент-Омера. Похоже, что даже каста каго, сама того не сознавая, сохраняет себя в новых поколениях. Недавно один антрополог, который определял их родословные по юридическим документам, обнаружил: потомки каго до сих пор имеют склонность заключать браки в своей среде и занимаются своими традиционными профессиями, хотя никогда не слышали о каго.
Чтобы выковать из этой бурлящей массы микроскопических королевств одну страну, была нужна сила более мощная, чем политическая воля. Дискриминация была источником жизни и силы племенной Франции. Но она же была одним из средств, которые укрепляли единство современной нации. Когда Франсуа Марлен в 1780 году случайно столкнулся в городе Мец с большой общиной отверженных, он не знал, что видит перед собой далекое будущее: «Их загнали в тесноту, на эту маленькую улицу и каждую ночь запирают здесь, как заключенных в тюрьме. Этих несчастных заставляют носить черные куртки и белые ленты, чтобы их можно было отличить от прочих людей. Кроме этого, их можно узнать по бородам и по выражению упрека, которое отпечаталось на их лицах. Это упрек не за то, что их считают преступниками, а за то, что вынудили жить в таких унизительных условиях».
Евреев во Франции, за исключением Рейнланда, было очень мало, а в некоторых департаментах не было вовсе. Однако «дело Дрейфуса» разделило французскую нацию на две части так же, как Богородица из Роксезьера отделила одну аверонскую деревню от другой.
В отсутствие евреев там, где не знали о каго, одним из самых распространенных оскорбительных прозвищ для унижаемых племен было «сарацины». Так называли десятки маленьких групп населения от Па-де-Кале до долины Луары и Оверни и от оконечности полуострова Жиронда до Савойских Альп. Племена Бюрен и Шизеро на одном и на другом берегу реки Соны в Бургундии считались «сарацинами»: люди этих племен были маленького роста, смуглые и лечили болезни с помощью особенного «восточного» массажа. (Сведения о том, что они носили тюрбаны и клялись Аллахом, не вполне достоверны.) Черноглазых и черноволосых жителей обширной долины Валь-д’Айол возле Пломбьер-ле-Бен тоже называли сарацинами. Один из их кланов был знаменит умением лечить переломы и вывихи. Иногда видели, как дети людей этого клана, сидя на ступеньках крыльца, играют с разобранными на части скелетами.
Арабские поселенцы из колоний, возникших вдоль пути арабских армий, вторгавшихся во Францию в VIII веке, могли бы оставить в наследство местным жителям черты своей внешности, свои слова и даже свои профессиональные навыки. Но если нанести на карту места проживания всех «сарацинских» племен Франции, станет очевидно: они существовали почти везде, кроме тех мест, где можно было бы ожидать сильное арабское влияние.
В конечном счете главным отличительным признаком общины было не ее этническое происхождение, а то, что она жила в данном месте, а не в каком-то другом. На этом местном уровне река истории – медленный поток, в котором есть и обратные течения, и скрытые подводные пропасти. Летом 2004 года скалы вдоль дороги, которая круто поднимается вверх из долины Валь-д’Айол и ведет на север, были оклеены листовками, призывавшими людей, которые когда-то считались сарацинами, сказать «нет» исламизации Франции. Для некоторых своих жителей племенная Франция до сих пор опасная, разделенная враждой страна.
4. О Óc Sí Bai Ya Win Oui Oyi Awè Jo Ja Oua
В шестнадцатый день прериаля второго года «единой и неделимой» Французской республики (4 июня 1794 года) представитель департамента Луара-и-Шер шел на заседание Конвента по городу, разделенному враждой, которая была хуже любой войны между племенами. В этот день гражданин Робеспьер был избран председателем Конвента. Следующие семь недель во Франции будет править гильотина. Но ум аббата Анри Грегуара был занят более серьезными делами. Четыре года назад он послал во все муниципалитеты Франции список вопросов по поводу «патуа» (patois) – этим словом презрительно называли все диалекты, то есть все наречия страны, кроме официального государственного языка в его стандартной форме. В «Энциклопедии» оно толкуется так: «Испорченный язык, на котором говорят почти во всех провинциях… На настоящем «языке» говорят только в столице». Основные вопросы были такие: есть ли у жителей этой местности свой диалект? Можно ли на нем выразить отвлеченные понятия или он изобилует непристойностями и ругательствами? Патриотичны ли местные жители? И самый важный вопрос из всех: как можно уничтожить их диалект?
Аббат Грегуар не был языковым террористом. Он боролся за отмену рабства и смертной казни и за то, чтобы евреи получили полные права гражданства. Он пытался спасти сокровища нации от революционного «вандализма» (и изобрел слово «вандализм»). Он хотел усеять страну библиотеками и школами, но считал, что все это невозможно без общего для всего народа языка. Без национального языка не может быть нации.
Грегуар сам был из бедной семьи, из Лотарингии. Он знал, что невежественный и разделенный на части народ легко эксплуатировать. Для его слуха патуа были голосами суеверия и подчиненности. Как сказал один из его собратьев-революционеров, разнообразие языков – «одна из самых крепких опор деспотизма». Правительство уже истратило целое состояние на перевод своих декретов на каталонский, баскский, бретонский, провансальский и эльзасский языки, но, по мнению Грегуара, в долгосрочной перспективе единственным хорошим решением было заставить эти старинные языки умолкнуть навсегда.
Поблуждав по стране, до него добрались ответы от народных представителей, мэров, священнослужителей и полуграмотного крестьянина из Бретани. Из некоторых регионов – Пикардии, центра Франции, большой части Оверни и почти всей Бретани – ответы вообще не пришли: то ли там ни у кого не было нужных сведений, то ли никого не интересовало непонятное бормотание крестьян. Но и полученных откликов было достаточно, чтобы аббат Грегуар яснее представил себе сложенную из кусков французскую нацию, чем кто-либо до него.
