Миф о «застое» - Алексей Владимирович Самсонов
– Там вы и изобрели своё подслушивающее устройство?
– Да. Это устройство с названием “Буран” предназначалось специально для прослушивания объектов, находящихся на дальнем расстоянии, а также тех объектов, в которых невозможно разместить микрофоны. Прежде всего, это касалось дипломатических представительств».
И далее:
«Корр.: За это время вы сделали ещё какие-то изобретения в области шпионской техники?
– В основном совершенствовал эту технику, но самым, пожалуй, интересным была организация прослушивания квартиры Сталина.
– Сталина?! Вы не оговорились?
– Нет, нет. В его рабочем столе и в различных частях его квартиры госбезопасностью были установлены специальные микрофоны. Довольно часто мне приходилось прослушивать записанные с помощью этих микрофонов плёнки, а затем убирать с них посторонние помехи и шумы. Так что я Сталина себе прекрасно представляю. И ругают его сегодня, считаю, напрасно».
Кто слушал Сталина? Кто получал эти плёнки? Знал ли о том, что его слушают, сам Сталин? Где сейчас эти плёнки? В «вашингтонском обкоме»? Поэтому весь этот «культ личности» был организован для «народа», а как сам Сталин к нему относился – см. главу 3 «Миф о “культе личности”» в книге «“Сталинизм”: правда о Сталине и миф о Кобе».
Как видим, Сталин не обладал всей властью в стране. Нет, властью над, например, Орловским обкомом, он обладал, но в глобальном масштабе – нет. Например, не мог по своей инициативе изменить политику, а как попробовал – случайно умер.
Юрий Власов писал: «Старый больной человек рассказывал мне: “Я служил в аптеке 4-го управления. Временами приезжал человек. Он был из КГБ. Приходил ко мне, так как я был одним из тех, кто составлял лекарства для кремлёвской больницы. Этот человек просматривал рецепты и говорил, например: “Вот этому больному добавьте в порошок (таблетку, микстуру)” – и давал мне упаковочку, где уже всё было дозировано. Смысл добавлений заключался в следующем: вместо расширения сосудов лекарство вызывало их сужение.
А другие лекарства вообще начинали действовать через полгода или 8–9 месяцев после их принятия. Я старался не интересоваться такими больными. Что умирали – знал. Что у других положение ухудшается – тоже знал. Как не знать? Я просто ни с кем ни одним словом о них не обмолвился.
Я сознавал, в чём участвую, но любое неподчинение или несогласие означало мою немедленную смерть» [221; с. 75–76].
Абсурд? Честно сказать, прочитав это, я так и подумал. Но… в начале марта (Пурим!) в гаагской тюрьме умер Слободан Милошевич. При вскрытии тела выяснилось, что Милошевичу давали препарат против проказы и туберкулёза, которыми он никогда не болел. Это – рифампицин, который имеет свойство нейтрализовывать действия лекарств, которые Милошевич принимал от сердечной недостаточности. В результате, он и умер от недостаточности.
А вспомните Гамаля Абдель Насера. В 1979 г. еженедельник «За рубежом» (№ 26) в статье «Смертоносная мазь» сообщил, что Насер погиб от рук своего врача Утейфи. Он был агентом «Моссада» и во время массажа втирал президенту особую мазь, постепенно приводящую к параличу сердца.
Во время «перестройки» нам все уши прожужжали о том, что Сталин, мол, придумал дело врачей…
С середины 70-х начинается цепочка нужных для Андропова загадочных смертей среди правящей верхушки. Никому не удалось умереть на руках у врачей – или хотя бы при свидетелях! Сценарий был один и тот же: вечером человек здоров – ночью его оставляют без всякого присмотра – утром находят очередной труп. И Чазов даёт стандартное заключение – «сердечная недостаточность»… Ну, прямо как Милошевич!
В апреле 1976 года умер друг Брежнева министр обороны маршал Андрей Антонович Гречко, который был министром с 1967 года. У него было хорошее здоровье, но Андропова не любил. Его смерти предшествовали следующие события. В 1972 году между СССР и США был подписан договор ОСВ-1. И уже в ноябре начались переговоры о подписании нового договора ОСВ-2. Этот договор должен был ограничить количество атомных межконтинентальных ракет наземного базирования, ракет на подлодках, а также количество тяжёлых бомбардировщиков. Однако при этом не учитывались американские (и их союзников по НАТО) ядерные средства передового базирования, достигающие территории СССР. Министр обороны Гречко резко выступил против подписания нового договора, так как он ущемлял интересы СССР. Однако активно «за» подписание договора выступали Андропов, Косыгин и Устинов (тогда Секретарь ЦК, курировавший оборонную промышленность, будущий министр обороны).
С середины 1960-х в стране сложился порядок, при котором все более или менее значительные фигуры партийного и государственного руководства, а также их близкие и дальние родственники, оказались под колпаком КГБ – «охранялись». Офицеры охраны и курьерской связи, персонал государственных дач, повара, водители служебных автомобилей, портные – все они, обслуживающие высших руководителей партии и государства, – либо состояли в штате КГБ, либо в той или иной форме с ним сотрудничали. Это называлось «обеспечением безопасности государственного руководства», но с равным правом эту систему можно было бы назвать системой тотальной слежки за высшими должностными лицами СССР. А результаты слежки докладывались Андропову. Единственное, что в те годы удавалось советским лидерам делать незаметно для КГБ – так это умирать.
Происходило это обычно так: вечером человек в добром здравии отправлялся спать, выпив «лекарство». Утром удивлённая охрана обнаруживала его в постели мёртвым. Старый, мол, стал! Именно это случилось с Гречко. Вечером после работы он лёг спать. Утром пришедший его будить адъютант увидел его мёртвым. (Спустя 6 лет похожий случай произойдёт и с Брежневым. Вечером поужинал и отправился спать. Правда, за ужином, как пишут «вспоминатели», один раз кашлянул. Утром явившиеся его будить сразу аж два офицера КГБ и констатировали: умер!)[42].
Новый министр обороны Устинов был другом Андропова. Так образовалась тройка: Андропов – Громыко – Устинов. Брежнев к тому времени сильно заболел.
Далее: в июле 1978 года умер секретарь ЦК Кулаков. Кулаков так же отличался крепким здоровьем и держался, как и Суслов, от медицины подальше – ничего не помогло! Нужно было освободить место в ЦК для Горбачёва. Вот что предшествовало этой смерти.
Известно, что секретарём ЦК по сельскому хозяйству Брежнев хотел назначить Медунова, а Андропов хотел, чтобы им стал Горбачёв.
Весной или в начале лета 1978 года Андропов сказал Чазову про Горбачёва: «Вы не ошибаетесь в нём. С ним можно дружить». Это следовало понимать так: «Горбачёв в деле». Тогда же Андропов добавил: «Конечно, было бы хорошо, если бы он был в Москве. Но на сегодня я не знаю, как это сделать» [383; с. 98].
