Коллектив авторов - Путешествия Христофора Колумба /Дневники, письма, документы/
Оттуда я отправился в другое селение, лежащее в трех лигах к востоку, и заключил подобный же договор с местными индейцами и их касиком. Затем я направил второго моего спутника к адмиралу с просьбой послать в это селение человека для закупки и доставки припасов.
Отсюда я направился дальше и пришел к одному великому касику, которого звали Уарео, в местность, что ныне носит название Мелилья, находившуюся на расстоянии 13 лиг от места стоянки кораблей.
Этот касик принял меня очень хорошо, отлично накормил и приказал своим вассалам доставить в течение трех дней большое количество провизии, которую я должен был оплатить так, чтобы ублаготворить индейцев.
Я условился, что, когда они доставят припасы, их будет здесь уже ожидать человек, который оплатит все принесенное; и третьего своего спутника я отправил с припасами, которые нам здесь дали для адмирала. Я попросил касика дать мне двух индейцев, которые сопровождали бы меня до края острова; один из них должен был нести гамак, в котором я спал, другой – пищу. Таким образом я дошел до края острова, к восточному его пределу, и прибыл к касику, который носил имя Амейро, и вступил с ним в дружественные и братские сношения, обменявшись с ним именами, а это почитается тут как знак великого побратимства. Я купил у этого касика очень хорошее каноэ и дал ему за него добрый бронзовый шлем, что был у меня в сумке, рубашку, а было у меня их только две, и куртку.
Я сел в это каноэ и вышел в море на поиски тех мест, что недавно покинул. Меня сопровождали шесть индейцев, которых касик отпустил со мною, чтобы они мне оказывали помощь во время плавания. Когда я добрался до пункта, где заготовлялась провизия, я нашел там христиан, посланных адмиралом. Поручив им взять все, что я добыл, я отправился к адмиралу. Он встретил меня очень радушно и не мог наглядеться на меня, обнимая и расспрашивая меня обо всем, приключившемся в пути, благодаря господа за то, что он уберег меня от дикарей и целым и невредимым доставил к сородичам. И так как в то время, когда я вернулся к кораблям, у наших людей не было уже ни крошки хлеба, все очень обрадовались моему приходу: ведь я покончил с голодом как раз в ту пору, когда нужда в пище дошла до крайности. Каждый день приходили к кораблям индейцы, доставляя съестные припасы, и приносили они их из мест, где я заключил соглашения. Припасов же этих было достаточно для 230 человек, которые были при адмирале.
Спустя 10 дней, адмирал вызвал меня для беседы с глазу на глаз и, сказав, что находится в великой опасности, обратился ко мне со следующими словами: «Диего Мендес, сын мой, никто из тех, кто находится здесь со мною, кроме меня и вас, не подозревает о большой опасности, которая нам угрожает. Нас очень мало, а этих дикарей-индейцев великое множество, и все они весьма непостоянны и своевольны, и в любой час им может взбрести на ум придти сюда, и без особого труда спалят они нас в этих двух кораблях, превращенных в дома с соломенной кровлей. Что стоит им с берега метнуть огонь на корабли и сжечь нас всех? И может случиться, что если сегодня они охотно доставляют съестные припасы, соблюдая договор, заключенный с вами, то завтра это соглашение окажется им в тягость, и они не принесут нам ничего; мы же слишком малочисленны, чтобы взять у них силой то, чего они не пожелают отдать добровольно. Я придумал выход из положения, предлагаю его на ваше усмотрение: на купленном вами каноэ попытаться дойти до Эспаньолы и приобрести там корабль, который и поможет нам избежать большой опасности, в какой мы здесь ныне находимся. Каково ваше мнение?».
Я ответил ему: «Сеньор, я сознаю, что опасность, которая нам грозит, даже более значительна, чем это кажется на первый взгляд. Совершить же переход от этого острова до Эспаньолы в такой ничтожной посудине, как это каноэ, я считаю делом не только трудным, но и невозможным: пересечь залив в 40 лиг шириной, следуя между островами по морю, чаще бурному, чем спокойному, – мало кто отважится на это и решится подвергнуть себя столь значительный опасности».
Его сеньория не согласился со мной. Он настойчиво заверял меня, что я именно тот человек, который может совершить подобное, на что я ему ответил: «Сеньор, много раз рисковал я своей жизнью ради спасения вашей жизни и всех тех, кто с вами здесь находится, и господь наш чудом сохранял мне жизнь. Тем не менее, немало имеется шептунов, которые твердят, что ваша сеньория оказывает мне всяческие почести в ущерб другим, которые могли бы все делать так же хорошо, как и я. Вот почему мне казалось бы правильным, если бы ваша сеньория созвал бы всех этих шептунов и предложил им осуществить это предприятие, чтобы убедиться, имеется ли среди них кто-нибудь, кто пожелал бы подобное совершить, в чем я сомневаюсь. И если все прочие отстранятся, я отдам свою жизнь, не щадя ее, ради вашего дела, как уж неоднократно это делал раньше».
На следующий день его сеньория [адмирал] приказал созвать всех людей к себе и изложил им сущность дела таким же образом, как и мне. Когда он кончил, все замолкли, некоторые же утверждали, что бесполезно обсуждать подобные планы, ибо невозможно на такой крошечной посудине пересечь бурный и опасный залив в 40 лиг шириной, что между Ямайкой и Эспаньолой погибло много очень крепких кораблей, на которых ходили в море и совершали открытия, так как им было не под силу преодолеть или пересилить ярость и бурный напор течений.
Тогда я встал и сказал: «Сеньор, у меня не больше одной жизни, и я желаю рискнуть ею ради вашей сеньории и блага всех присутствующих здесь, ибо возлагаю надежду на господа-бога, который, зная побуждения, каковыми руковожусь я при этом, спасет меня от гибели так же, как уже спасал не раз». Выслушав мои слова, адмирал встал, обнял меня, поцеловал в щеку и сказал: «Я хорошо знаю, что здесь нет никого, кроме вас, кто отважился бы на такое предприятие.
Надеюсь, что с помощью господа-бога нашего вы выполните это дело так же успешно, как и все, что предпринимали раньше».
На следующий день я втащил мое каноэ на берег, приделал к нему киль, законопатил корпус, смазал его жиром и прибил на корме и на носу доски, чтобы вода не могла заливать каноэ, что случилось бы, если бы борта его остались низкими. Я установил мачту, прикрепил к ней парус и погрузил в каноэ съестные припасы, необходимые для меня, моего спутника-христианина и 6 индейцев. Всего нас было 8 человек – большее число не могло бы поместиться в каноэ.
Затем я простился с его сеньорией и со всеми остальными и отправился вдоль берега острова Ямайки, где мы находились, а от места, где стояли наши корабли, до края острова было 35 лиг. Это расстояние я прошел с великим трудом и подвергаясь не малым опасностям, так как по пути я попал в плен к индейцам, морским разбойникам; однако бог чудесным образом вызволил меня.
Когда же я дошел до края острова и стал выжидать, пока море успокоится, чтобы продолжать плавание, на берегу собралось много индейцев, которые решили убить меня и захватить каноэ со всем его содержимым.
Они принялись метать жребий, чтобы решить, на чью долю выпадет осуществление задуманного ими предприятия. Узнав об этом, я скрытным образом вернулся к своему каноэ, которое находилось в трех лигах от этого места, и, подняв паруса, пошел к стоянке адмирала. И случилось это спустя пятнадцать дней после того как бог чудесным образом вызволил меня из рук дикарей.
Его сеньория обрадовался мне и спросил, желаю ли я повторить путешествие. Я ответил, что выйду в плавание, если смогу взять с собой несколько человек, которые останутся со мной на краю острова до тех пор, пока я не отплыву в море. Его сеньория дал мне 70 человек (в их числе был и его брат – аделантадо), и они отправились в путь и оставались со мной, пока я не вышел в море, и сверх того еще три дня. Таким образом я вернулся на край острова, где пробыл четыре дня. Видя, что море успокоилось, я распрощался со своими спутниками, и они со мной, проливая при этом слезы.
Препоручив себя богу и нашей владычице из Антигуа, плыл я пять дней и четыре ночи, ни на миг не выпуская весла из рук и управляя каноэ, в то время как спутники мои гребли.
Господу-богу, нашему владыке, угодно было, чтобы по истечении пяти дней я дошел до острова Эспаньолы, к мысу Сан Мигель7. Последние два дня мы не ели и не пили, потому что у нас уже не было ни пищи, ни воды. Я пристал на своем каноэ к прекрасному берегу, куда вскоре явилось много людей, живущих в этой стране, и принесли они с собой немало съестных припасов. Тут я пробыл два дня на отдыхе.
Я взял шесть индейцев из здешних мест, оставив тех, которых привез с собой, и пустился в плавание вдоль берега острова Эспаньолы. Мне пришлось пройти 130 лиг до города Санто Доминго, ибо там находился правитель командор де Ларес [Овандо].
И пройдя не без трудов и опасностей восемьдесят лиг, – остров в то время был еще не завоеван и не усмирен, – я доплыл до области Асуа8, которая находится в 24 лигах, не доходя до Санто Доминго; там я узнал от командора Гальего, что правитель отправился в область Харагуа, чтобы усмирить ее. Область эта находилась в 50 лигах оттуда. Узнав это, я оставил мое каноэ и направился в область Харагуа, где нашел правителя. Он задержал меня здесь на шесть месяцев, пока не сжег и не повесил 84 касика, властителей, имеющих в своем распоряжении вассалов, в том числе Накаону, главную властительницу острова, которой все подчинялись и служили9. Когда все это было окончено, я дошел пешком до Санто Доминго, расположенного в 70 лигах от Харагуа, и там стал ждать прибытия кораблей из Кастилии, которых ожидали уже свыше года. Богу угодно было, чтобы как раз в это время прибыли три корабля. Один из них я купил и погрузил на него съестные припасы: хлеб, вино, мясо, свиней, телят и фрукты. Отправил я этот корабль туда, где находился адмирал, с тем, чтобы он и все его люди смогли добраться до Санто Доминго и оттуда направиться в Кастилию. Я же с двумя другими кораблями вышел в Кастилию раньше, чтобы отдать отчет королю и королеве обо всем, что произошло в этом путешествии.
