Петр Вершигора - Люди с чистой совестью
Молчал камень Довбуша.
К нашему случайному, но очень удобному НП подошли Ковпак, Руднев, Панин. Не маскируясь, группа командиров вышла на поляну.
Вечерело. Далеко справа, в промежутках между выстрелами, которые становились все реже, доносилось далекое журчание моторов.
- Маскироваться! Команду по колонне! Маскироваться! - отчеканил Руднев.
Все подняли головы к небу. Из-за какой горы зайдут на нас немецкие самолеты? Но они не показывались. Шум моторов слышался низко, как из-под земли.
- Шось не то, не то... - говорит Ковпак.
К нам подошел гуцул.
- Авто гудуть, господин товарищ.
- Новая морока. Откуда они тут в этой богом проклятой земле? спросил Ковпак.
- Из Яремчи.
Теперь уже всем было ясно, что из Яремчи. Отчетливо слышался рев моторов. Автомашины, а может, и танки двинулись в горы. Откуда так некстати появилось на нашем пути шоссе?
- На карте никакого шоссе нет, - разводил руками Базыма.
- А карта у тебя какого года? - спросил Руднев.
- Девяносто восьмого.
- Чудак старый. Так тут же война с четырнадцатого по семнадцатый шла. По каким-то дорогам патроны, снаряды и солдатскую крупу возить надо было?
- Верно, пане товарищу. В шестнадцатом году мы сами этот гостинец строили.
- Какой гостинец?
У Франко слово "гостинец" означает: мощеная дорога - шоссе. Но сейчас, кажется, этот гуцульский "гостинец" может стоить нам жизни.
- А камень Довбуша молчит, - сокрушенно говорил Горкунов.
- В одном наше спасение - уже вечереет, - успокаивал его Базыма.
Мы обсуждали положение.
Все столпились вокруг единственной карты 1898 года.
- За царя Тымка, когда земля была тонка, - твоя карта... - мрачно пошутил Ковпак.
Длинная очередь на полдиске разрывными прижала нас к земле. Но враг нервничал, и взятые с превышением пули срубили только около десятка веток... Да одна сшибла шапку с головы Ковпака. Сидя в яме, куда затащил его Панин, дед молча и виновато потирал лысину, выслушивая выговор по партийной линии. Тихий и дельный секретарь парторганизации вдруг пришел в ярость. Он кричал на командира:
- Я в порядке партийной дисциплины вам предлагаю... Это что за мальчишеская лихость со стороны командиров. Я на бюро...
- Ладно, ладно, - успокаивал его Руднев. - Никто ж не знал, что он так близко подберется. Не зацепила?
- Та не. Шкуру обожгла, - и Ковпак опять крепко потер лысину.
Темнело в горах быстро. Проходящая невдалеке колонна забирала все больше и больше вправо.
- Кто там ведет? - уже озабоченно спросил Руднев.
- Войцехович и Аксенов, - ответил Базыма.
- А проводники есть у них? - задал вопрос Ковпак.
Выяснилось, что колонна ушла без проводника. Маскируясь от залетавших со стороны Горланова пуль, не участвующие в бою люди забирали все больше вправо.
- Надо выходить, пока хоть что-нибудь видно на перекрестке, сказал Ковпак.
Послав связного к Бакрадзе и Горланову, мы двинулись по тропе, уже не опасаясь немцев. К камню Довбуша вышли в совершенную темень, почти на ощупь.
- Фашисты прозевали, - устало говорил Руднев. - Замысел у них был правильный - с двух сторон сомкнуть кольцо. С Яремчи - танками, а с Зеленой - пехотой и артиллерией.
- Но выполнить не удалось, товарищ комиссар, - весело откликнулся Володя Лапин.
- Теперь надо путь держать на эту привлекательную гору впереди нас. Ту, что днем видели.
- Это где стада днем паслись?
- Эге ж. Гуцул ее звал Сэнэчка.
Разведчики уже прозвали ее ласково "Синичка". Ох, гора Синичка. Что-то милое, заманчивое есть в твоем имени. Может быть, потому, что южный склон, обращенный к нам, не крутой, а пологий. И весь в полонинах. На них так живописно были рассыпаны днем пасущиеся отары. На самой большой полонине все видели пастушечью колыбу. В промежутках между бомбежками и боем можно было заметить, куда гнали свои стада на водопой гуцульские ватаги.
- В этой тьме не только колыбу, носа собственного не увидишь, ворчал Горкунов.
- В долине еще темнее, Федя. Остановка. Будем ждать колонну.
Через несколько минут уже раздавался храп. Люди улеглись вокруг скалы Довбуша и сразу уснули. Теперь, чтобы продолжать движение, нужно будет полчаса ходить вдоль колонны, гонять связных и командиров, взывать к партийной совести парторгов. Иначе не поднять смертельно уставших людей.
- Пускай часа два-три поспят, - сказал Руднев. - Петрович, поручаю тебе вести. Направление - на пастушью хатку. А пока подразведай и нащупай путь. Сориентируйся. Двинемся на заре.
Я искал проводника, но он где-то застрял среди навалом лежащих между камней человеческих тел. Может быть, он уснул, а может, и сбежал.
В разведку пошел с Володей Лапиным. Мы прошли шагов двести. Ломали ветки и выкатывали на тропу камни. По ним на ощупь будем возвращаться обратно. Иначе не найти колонну.
Володя остановился.
- Перекресток. Вкопан в землю столб.
Мы осветили его фонариком.
- Столб верстовой. Или пограничный, - определил Лапин.
- А может быть, лесничество? - почему-то сказал я.
Может быть, потому, что смертельно хотелось обнять этот серый столб и прикорнуть хоть на несколько минут.
- А какая разница? - удивленно спросил Лапин.
В самом деле. Мы осмотрели столб с винтообразными полосами. Доска с бляхой сбилась набок и заржавела. Только какая-то хищная птица, не то польский орел, не то немецкая курица, проступала сквозь ржавчину.
- Нет, это не лесничество, - заключил Володя.
- Ну, хватит разглядывать столб, Володя. Вперед! - сказал я из опасения, что через минуту свалюсь и не встану.
Ползем. Вправо начинается дорога. Я слышал веселый шепот своего напарника.
- Эге, это уже не горная тропа, товарищ подполковник. Это дорога, лесной просек. По ней свободно может пройти и конь и обоз. А с трудом - и машины.
Влево, немного поднимаясь в гору, вилась тропа.
- Володя! Дальше мы не пойдем. Тропа найдена. Можно возвращаться.
- Стоп! Что-то есть. Нашел, товарищ подполковник, - зашептал Володя.
Он взял меня за руку и потянул вперед. Посреди тропы я нащупал не то тоненькое деревце, не то воткнутую в землю палку. Как будто примеряя, кому из нас начинать эту смертельную чехарду, мы переставляли на палке кулаки. Верхушка ее была расщеплена. Моя рука сверху. Я ощупываю ладонью - бумага. Выдернул ее из расщелины. Мы сели и ощупали землю вокруг воткнутой палки. На расстоянии полуметра эта довольно высокая жердь была окружена небольшими колышками.
- Погоди, Володя. Давай разберемся. На бумаге, должно быть, что-то написано. Свети.
Лапин долго возился с фонариком, ворчал, открыл его, что-то вертел, поплевывал на контакт. Наконец лампочка дала еле заметный, похожий на светящегося червячка блик. Его хватило лишь на то, чтобы осветить одну-две буквы. Так, повозившись с четверть часа, возвращаясь от буквы к букве, мы наконец прочли: "Форзихтиг, минен".
- А чего это "форзихтиг, минен"? Похоже на фамилию, - сказал Володя.
Глаза слипались. Слушая товарища, я соображаю в полусне, ворочая мысли, как жернова: "Пожалуй, действительно это фамилия. Где-то в немецкой классике это есть. Что-то такое. "Мина фон Берлихинген"? Кажется, Гете писал что-то? Или Лессинг? А есть еще Гец фон... фон Барнгейм... Или, наоборот? Э-э, да черт с ними!"
- Я знал, - сказал Володя. - Форзихтиг - это эсэсовское звание такое. Помните, изучали мы как-то. Гаулейтер, ландвирт, форзих... Это какой-нибудь большой или самый меньший начальник.
"Но почему же колышки в земле?"
Словно электрический ток пробежал по телу.
- Скорее! Фонарик! - И я крепко, до боли в пальцах, прижал кнопку, как будто угасающий свет мог от этого разгореться ярче.
Нагнулся к кругу, утыканному колышками. В центре круга я нашел три усика. Рожки, похожие на щупальца улитки, торчали из земли. Так и есть: это противопехотная "лягушка". Самая страшная для человека, взрывающаяся дважды мина. Первым взрывом она выбрасывается из земли. Подпрыгнув на уровень полутора-двух метров, разрывается. Она наносит поражение двумя сотнями шрапнелей, заключенных в ней. Редко убивая, она страшно ранит. Чаще всего в грудь и голову. Такая штучка, взорвавшаяся посреди колонны, может одна вывести из строя полсотни людей... Опытные минеры знают не только, как ее втыкать, но и как вынимать... Были среди наших ребят и такие, которые не раз подрывались на ней, но оставались живы и невредимы... Нужно только после первого скрежещущего взрыва моментально упасть на землю, и смертоносная шрапнель пройдет поверху... Но для этого нужно обладать быстротой реакции летчиков-истребителей.
- Ну ее к черту! Кидайте лягушку, товарищ подполковник! Поползли обратно, - шептал Лапин.
И, задним числом испугавшись, мы поползли назад к спящей колонне. Благо так удобнее нащупывать оставленные ветви и камни. Казалось, вот-вот грянет сзади взрыв.
- А лежачего лягушка-то и не берет... Ага! - захихикал Лапин.
И мне почудилось, что он в темноте не то показывает язык, не то тычет фигу назад к перекрестку, заминированному врагом.
