Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн

эта последняя входила бы в обязанность всякого историка, который вновь поставил бы себе задачею подробное повествование о походе Батория или же о Псковской осаде. В данном случае точкою опоры для критических соображений может служить русское сказание «О прихожении короля Степана на великий град Псков». Здесь дело представляется так, что литовская сила появляется на стенах и в башнях, враги стреляют во град, сходу своего пути очищают ; рва не предполагается, напротив замечено, что в то время еще не была сооружена против проломных мест деревянная стена с бойницами (со многочисленными бои), долженствующая служить дальнейшею защитою, но что пока готово было только ее основание (стр. 24); а ниже (стр. 35) мы узнаем, что ров между каменною стеною и деревянною выкопан был только после приступа. Далее видно, что враги, которых сказание, не различающее составных частей королевского ополчения  [LXVIII]  по национальностям, называет просто литовскими людьми, но под которыми следует разуметь венгров, дольше всего держались в Покровской башне, но в конце концев защитники «и под тою башнею зажгоша» (стр. 32). И так в обоих случаях более точными оказываются показания Пиотровского. Рассказ Гейденштейна отчасти противоречит еще более авторитетному, хотя не столь подробному изложению в письме самого короля Стефана к вице-канцлеру (от 13-го Сентября: Tyргенев, Historica Russiae monum., I pag. 357, № 230; Кояловича, Дневник похода Стефана Батория, стр. 346, № 70) после двухдневной канонады, когда в стене сделан был пролом, он нашел нужным выслать известное число отборных воинов для разведки, открылись ли места, удобные для вторжения в город; но прочие тоже не могли сдержать своего пыла; не дождавшись знака, который должны были подать высланные для разведки, они развернули знамена и пошли на приступ; однако дело не получило хорошего оборота вследствие неудобного положения местности внутри стен и вследствие крутого и высокого спуска — ob loci intra moenia iniquitatem et praeruptum altumque descensum; — тем не менее занятые башни удерживаемы были довольно долго, хотя враг и обстреливал их сильно из пищалей, пока не приказано было самим королем отступить назад внутрь шанцев. Впрочем о рве и при том глубоком говорится в письме Дзержка от 22-го Сентября (ibid. pag. 359, № 232); самая дата письма, относительно поздняя, ослабляет его авторитетность.

Показания о числе убитых и раненых с польской стороны опять не одинаковы у Пиотровского и [LXIX] Гейденштейна. Первый (pag. 77) пишет «не знаю, сколько наших легло при этом штурме, потому что говорить об этом не велят", но полагает, что убитых было до 500 человек[57], а в след за тем перечисляет поименно наиболее известных между ними, но только он не называет француза Гаронна, по Гейденштейну (стр. 209) павшего в самом начале приступа. Гейденштейн о потерях вообще распространяется еще меньше Пиотровского, и общей цифры совсем не дает, ограничиваясь приблизительным определением погибших из среды знати (по 40 человек с польской и венгерской сторон).

В рассказе о дальнейшем ходе осады опять встречаются существенные отличия. Известно, что после неудачной попытки штурма осаждающие обратились к подкопам. У Гейденштейна (стр. 213) говорится о двух подкопах, которых нельзя было довести до конца, потому что копающие встретили твердую и толстую скалу, и еще о третьем секретном (венгерском) подкопе, который, однако, тоже был открыт осаждающими и взорван. У Пиотровского (pag. 88 и 90) напротив — о двух взорванных и о третьем секретном, которого нельзя было вести далее, потому что он уперся в скалу. Русская Повесть о прихождении короля Степана (стр. 37) считает девять подкопов, но за тем прибавляет, что каждый из начальников разных земель вел свой подкоп: был большой королевский или [LXX] польский подкоп, подле него литовский, угорский, немецкий и иные (последние, вероятно, меньшие); они начаты были 17-го Сентября, а за тем с большими подробностями Повесть (стр. 38) объясняет, как главные из них были открыты русскими: 23-го Сентября вследствие указаний полоцкого стрельца Игнаша, перебежавшего от поляков во Псков, были переняты два, очевидно, важнейшие подкопа, а иные литовские подкопы за городом сами обрушились (стр. 39). Следовательно, и на этот раз Дневник Пиотровского ближе сходится с русским источником.

Расходится Повесть с дневником Пиотровского в обозначении времени, когда были начаты подкопы. По дневнику (pag. 79) уже на другой день после первого штурма, то есть 9 Сентября, стали думать о подкопе; 12 Сентября по крайней мере один (нужно думать польский) подкоп был начат, и при этом уже оказалось, что копать приходилось в каменистом грунте (pag. 81); под 13 Сентября сообщается о продолжении подземной работы (pag. 81), под 17 Сентября, как оказалось из перехваченных писем, во Пскове уже знали о подкопах и даже об их направлении (pag. 85), 23 Сентября в польском лагере надеялись, что подкоп будет скоро готов (pag. 88); ночью с 23-го на 24 Сентября русские подвели мину под один из подкопов близ венгерских шанцев и взорвали его (pag. 89); оставался еще другой скрытый, но 27 Сентября осажденные взорвали еще один довольно значительный подкоп, а также и тот третий секретный, о котором никто не знал (pag. 90).

Весьма важным моментом в ходе осады было [LXXI] проникновение во Псков подкрепления, приведенного 7-го Октября Мясоедовым; и об этом у Гейденштейна рассказывается иначе, чем в дневнике Пиотровского. Наиболее резким и наглядным образом это различие выражается в представлениях о судьбе, постигшей самого предводителя отряда. Пиотровский 7-го Октября (pag. 99) полагает, что Мясоедов либо был убит, либо ушел назад, и еще под 16 Октября (pag. 115) вспоминает о нем, как о лице, только покушавшемся войдти в город. Между тем Гейденштейн (стр. 216) думает, что Мясоедов успел благополучно пробраться в самый Псков. Из русской Повести о нахождении короля Стефана (стр. 41) мы убеждаемся, что на сей раз прав Гейденштейн, а не автор Дневника похода и очевидец осады.

Гейденштейн (стр. 222, 223) точнее и подробнее знает о том, что предлагал королю Поссевин, воротившийся из Москвы в польский лагерь 5-го Октября, и что король ему отвечал. Пиотровский знает о свидании Поссевина с королем 6-го Октября (pag. 99), но так как кроме сенаторов никого туда допущено не было, то относительно содержания привезенных из Старицы предложений он ограничивается одними догадками, и еще 8-го Октября (pag. 101) ему неизвестно было, с какими вестями приехал не особенно ему приятный иезуит; по секрету ему сообщили только то, что в этих вестях нет ничего утешительного.

Очень естественно, что Гейденштейн имел впоследствии более определенные сведения о роли Поссевина, хотя и он останавливается на его деятельности не с такою подробностию, какой бы можно было ожидать. Во [LXXII] всяком случае