Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016 - Людмила Ивановна Рублевская
Для того чтобы пополнить личную казну, Жижемские придумали доходный и доступный им путь. Выбирали какого-нибудь шляхтича, не самого влиятельного, но достаточно богатого, и объявляли его не-шляхтичем. А простолюдин по закону не мог владеть земельными угодьями, кои конфисковывались.
Не каждый шляхтич мог подтвердить свой статус документально, а даже если мог — подозрение в неродовитости было позором. В свое время бедный шляхтич Витановский, получивший двести розог в имении Матушевичей за то, что якобы украл два серебряных подноса, пустил слух, что Мартин Матушевич — сын крепостной крестьянки. Для Матушевича это стало трагедией: к делу пришлось привлечь десятки свидетелей, в схватку с обеих сторон вступили магнаты, замирял стороны сам король. О. Бобкова описывает случай, когда пан Юрий Лавринович услышал разговор двух своих товарищей, сомневавшихся в его шляхетстве. Что в итоге? Отец молодого Юрия неотложно должен был подтвердить, что Юрий «учстивоею малжонкою его Барбароею Ленартовною спложоный и учстивым есть шляхтичом», и многочисленные свидетели на суде подтверждали, что пан Юрий «есть учстивым шляхтичом».
Так что бизнес был серьезный, семья стольника процветала. Правда, случались и накладки. Когда чета Жижемских попыталась отобрать три села у братьев Супрановских, записав тех в простолюдины, король решение суда не утвердил.
Впрочем, как говорится, носил волк, понесут и волка. Менским мещанам удалось отсудить у Жижемских известные и в сегодняшнем Минске районы — Сухарево и Петровщину. Хочется обратить внимание на яркие белорусские топонимы, имевшиеся в упомянутых в документах районах: урочища Бичижовые Камни, Москалихи, Друшляковщина, Поповка, Карпов Лог. Так что не правы те, кто, созерцая серые ряды многоэтажек «спальных» районов, считает, что здесь не было своей истории.
Ян Ярошевич умер, оставив троих сыновей. Вдова его вышла замуж за пана Эйсмонта и... снова стала судиться. Когда один из судов постановил, что бывшая пани стольникова должна вернуть истцам более трех тысяч золотых, пани Анна поступила, как и ее свояченица Зося: не пустила в имение судебного исполнителя. Далее сценарий тот же: за сопротивление суду — «баниция», «выволанье», которое пани Анна благополучно проигнорировала.
И все же существует справедливость в истории. Когда пересматривались права на дворянство у жителей присоединенных к Российской империи западных земель, Жижемским отказали в праве на титул князей и они остались просто дворянами, внесенными в VI часть родословной книги Минской губернии. А некоторые представители рода вообще лишились шляхетского звания.
Еще один эпизод на ту же тему. Как пишет историк В. Носевич, когда уже в XVIII веке Огинские судились с Радзивиллами за Белыничи, передать имение согласно приговору суда Михалу Казимиру Рыбоньке должен был судебный исполнитель Яцек Жижемский. «Аднак эканом Францішак Рабчыцкі папросту не пусціў яго ў маёнтак, а Жыжэмскі па мяккасці характару не здолеў настаяць на сваім».
БАЛЫ МИНСКОГО ВОЕВОДЫ.
КРИШТОФ ЗАВИША
(1666-1721)
«І была у гэтым уставанні i сяданні такая цяжкасць, што іншыя слабелі, яшчэ не напіўшыся».
Это слова из мемуарной литературы XVIII века, описывающей шляхетские застолья: за каждого гостя надлежало выпить, вставая. О, какие это были колоритные пиры! Вспомните хотя бы «Цыганского короля» Владимира Короткевича: «Падавалі піва чорнае i белае, настойку “тройчы дзевяць”, кюмель i мёд. Госці... елі мядзведжыя шынкі, хрыбтавіну асятровую, смажанага лебедзя i іншыя далікатэсы. Загонавая шляхта — боршч з cacicкaмi, разварную ялавічыну, палаткі, гарох са свінінай; сотнямі знішчалі гарачыя, як агонь, наперчаныя біткі. Нягледзячы на тлустую ежу, усе хутка ап'янелі, бо пілі так, як нават Яноўскаму не даводзілася бачыць. Ён звык да штодзённай нормы ўжывання віна шляхецкай вялікай сям'ёй — дванаццаць бутэлек... Дванаццаць апосталаў — дванаццаць бутэлек. А тут на стол усё цягнулі i цягнулі бутэлькі “мядзведзікі”, “удовы”, маленькія бочачкі».
Адам Мальдис описывает сложную систему тостов: только во время одного прощания с гостем следовало выпить «на штемпель» — «запечатать» дружбу, «адыходнае», «страмянное», «аглаблёвае»... Зачастую после этого собиравшийся уехать гость мог только одно — остаться до начала завтрашнего застолья. В виде бесчувственного тела, разумеется.
«Госць у дом — Бог у дом»,— говорили предки. Даже когда во время рождественских праздников устраивали кулиги — весьма докучающий обычай. Собиралась мелкая шляхта у одного из соседей — ела-пила, пока не объедала хозяина до мышиного писка. Тогда, прихватив объеденного бедолагу с семьей, все перебирались к другому... И так каждый праздник.
А уж если гостю что-нибудь приглянется — тут же следует вручить... Минский воевода Криштоф Завиша вспоминал, как дорогой случайно остановился у средней руки шляхтича Яна Хризостома Пасека: «Быў я ў Цісаве, у ягамосьці пана Паска, чалавека ганебна пачцівага, які гэтак мне рады быў, што немагчыма апісаць. Тры дні не ведалі мы, што дзень, што ноч — пілі й гулялі.. Падараваў мне прыгожую шкатулку келецкай работы, падараваў столік мармуравы, падараваў куфэрак шліфаваны ды яшчэ розныя, розныя рэчы...» Да и сам воевода в 1700 году, после застолья, «пры добрым гуморы» подарил капитану Мацкевичу коня ценой в тысячу злотых.
Упомянутый Криштоф Завиша — человек в истории примечательный. Находясь на площади Свободы в Минске, нельзя его не вспомнить: именно Завиши спонсировали постройку кафедрального католического собора и базилианского монастыря. Криштоф Завиша привез из Италии мощи Святого Фелициана для специальной часовни собора, в которой и сам впоследствии был похоронен. Вот отрывок из его мемуаров: «Рэліквію — мошчы Святога Філіцыяна-пакутніка,— дадзеную мне ў Рыме ў юбілейны 1700 год найвышэйшым пастырам Клеменсам XI, ахвяраваў касцёлу айцоў-езуітаў у Мінску... пры вялікай колькасці высакародных людзей і сходзе простага народу ў працэсіі з цэхамі, брацтвамі, музыкамі ад царквы Святога Духа ўніятаў айцоў-базыльянаў да згаданага касцёла. Труну, абабітую пунсовым аксамітам, з багатымі галунамі, усю ў шкле, несла ў калчане начальства ўсіх мінскіх манаскіх ордэнаў».
Криштоф Завиша был талантливым политиком, искусно лавировавшим между партиями (дружил со шведским королем Карлом XII и любезничал с Петром I, был сторонником Августа I, затем — его соперника Станислава Лещинского). Мог выступать на сейме пять часов подряд без бумажки. Хорошо играл на лютне, в Минске создал ансамбль местных музыкантов с цимбалами. Но главное, с чем вошел в историю, — мемуары.
Литературное признание не случайно.
Криштоф Завиша остался сиротой в раннем детстве, был воспитан дядей, канцлером Марцианом Огинским. Криштоф получил прекрасное образование: учился в Виленской академии, затем — в Кракове. Карьера складывалась удачно. После
