Столетняя война. Том II. Испытание огнем - Джонатан Сампшен
Я скажу вам, что мы будем делать. Выберите двадцать или тридцать человек из своего гарнизона, а я выберу столько же из своего. Затем мы встретимся на открытом месте, где никто не сможет нам помешать, и пусть никто с обеих сторон не оказывает помощи или поддержки сражающимся.
Команды для поединка действительно были отобраны из нескольких гарнизонов в Бретани, а английская сторона была представлена почти всеми известными деятелями оккупационной армии, среди которых были Калвли, Ноллис и Джон Дагворт (племянник лейтенанта короля), а также несколько бретонцев и немцев, находившихся на их службе. Соперники встретились на полпути между двумя замками 26 марта 1351 года и сражались по точным правилам, установленным по договоренности на предварительной встрече командиров. Не было никаких ограничений по используемому оружию, которое включало булавы и боевые топоры. Но были оговорены стартовые сигналы, судьи и перерывы для принятия пищи и перевязки ран. Сражение длилось несколько часов и закончилось полной победой команды Бомануара. С обеих сторон были большие потери. Французы потеряли шесть человек. Англичане потеряли больше, включая самого Бембро. Все оставшиеся в живых англичане были взяты в плен, "так как бежать было бы постыдно". Эти так называемые hastiludes[63], которые проводились на ристалищах, как турниры, но с применением настоящего оружия, были не редкостью. В 1338 году Генри Ланкастер сражался таким образом с шотландцами под стенами Бервика. Это событие продолжалось три дня, и в нем погибли два англичанина. Подобные организованные сражения предлагались во время кампаний Эдуарда III во Франции в 1340 и 1346 годах, когда политические ставки были намного выше, но они были отклонены в основном по этой причине. Однако между второстепенными фигурами, для которых выигрыш или проигрыш имел значение только для их личной репутации, они проводились гораздо чаще, особенно после 1350 года. Через два года после Боя Тридцати в очень похожих условиях произошла другая организованная битва на границе в Гаскони, в которой семнадцать из двадцати человек французского отряда были убиты, а большинство оставшихся в живых с обеих сторон были тяжело ранены. Как рыцарские подвиги эти сражения были очень знамениты. Бой Тридцати вдохновил поэта на создание длинной героической поэмы, которая была переведена на несколько языков и сделала победителей знаменитостями. Когда Фруассар в 1373 году обедал за столом Карла V Французского, один из его сотрапезников был "почитаем выше всех остальных", потому что он все еще мог демонстрировать раны, полученные им, когда он в молодости сражался в Бое Тридцати. Но такие сражения, хотя они и потворствовали радости борьбы, надежде на прибыль и жажде славы, ничего не решали и не служили реальной цели войны. Были и такие, как признавал даже Фруассар, кто обвинял участников в грубой показухе[64]. Случаи, подобные Бою Тридцати, были, однако, показательны по другой причине. Они были симптомами войны, которая велась без стратегических установок и центрального контроля, капитанами, которые отвечали только сами за себя. Именно Бретань, а не Кале, стала полигоном для войны мелких отрядов и групп. И по мере того, как узы гражданского общества разрушались под давлением войны в одной провинции за другой, люди, прошедшие школу войны в Бретани, становились первыми среди грабителей Франции.
* * *
Кампании графа Ланкастера на юго-западе значительно расширили границы герцогства Аквитания на востоке и севере. Гарнизоны английского короля теперь удерживали долину Гаронны до Эгийона, Дордони до Лалинда и Адура до Сен-Севера. Они также контролировали большую часть северного побережья Жиронды. Эти регионы находились под более или менее эффективным управлением офицеров Эдуарда III или его главных вассалов. За их пределами правительство Эдуарда III контролировало территорию, простиравшуюся полосами и участками через Сентонж, Ажене и южный Перигор. Но официальной границы нигде не было, и никто не имел точного представления о том, насколько обширным было герцогство. В 1354 году, накануне важной дипломатической конференции, министры Эдуарда III в Вестминстере признались, что не знают, где проходят границы территории короля, и даже включают ли они Ангумуа или Керси. Два года спустя, когда они задумали провести еще одну конференцию, пришлось послать эксперта в Бордо, чтобы выяснить это[65]. На практике фактическое владение было законом, и это было все, что имело значение для офицеров короля на месте. Но было мало регионов, в которых им не приходилось бороться за преимущество с представителями короля Франции. В 1347 году французы все еще удерживали Мас д'Ажене и Марманд посреди английских гарнизонов долины Гаронны. В долине Дордони между Бордо и Бержераком все еще оставались французские опорные пункты, включая важный город с мостом через реку Сент-Фуа. У каждой стороны были друзья и союзники на территории, номинально контролируемой другой стороной. В событиях на юго-западе участвовали небольшие группами людей, противостоящих друг другу на небольших расстояниях, и война шла по собственной логике, обусловленной местными интересами и местным соперничеством, на которые почти не влияли интересы и цели правительств.
Главным представителем английского короля в герцогстве был сенешаль, который отвечал за все управление и оборону герцогства. Он был значительной фигурой, обладал широкими полномочиями карать и миловать, которые, из-за удаленности от Вестминстера и медлительности коммуникаций, контролировались правительством лишь номинально. Его значимость отражалась в его жаловании, которое составляло 500 фунтов стерлингов в год и было одним из самых высоких на службе короны[66]. После череды коротких и неудовлетворительных назначений сэр Джон Чеверстон занимал эту должность большую часть 1350-х годов. Он был очень типичен для тех, кто служил сенешалем в Гаскони: рыцарь незнатного происхождения, не имевший большого значения в своей стране,
