Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812
Вечером 18 мая саксонская королевская чета дала пышный банкет в честь знатных гостей, после которого они с балкона любовались видом иллюминированного Дрездена. Весь город был залит огнями, и огромные толпы народа наслаждались небывалым зрелищем.
Мадам Дюран, придворная дама из свиты Марии-Луизы, вспоминала: «Роскошь, которую они (придворные) демонстрировали в высшей мере, праздники, концерты, банкеты, охоты, званые вечера, где они проводили часы, все это превратило столицу Саксонии в место, сверкающее блеском и великолепием, центром которого был Наполеон»30. Император французов хотел, чтобы его двор затмевал все остальные, и его придворные дамы, следуя указаниям, неизменно появлялись в столь роскошных нарядах, что придворные дамы австрийского императора иногда сравнивали себя с Золушками.
Зачем Наполеону потребовалось это пышное дрезденское свидание коронованных особ? Была ли это только обычная человеческая слабость и желание увидеть покорность своей европейской империи? Без сомнения, отчасти да. Но более серьезной целью Дрездена должно было стать, по мысли императора, скрепление союзных уз, прежде всего между Францией и Австрией, не зря он расточал комплименты Марии Людовике. По отношению к прусскому королю, которого Наполеон вначале не собирался приглашать, он также старался проявлять любезность, прилагая усилия, чтобы привлечь на свою сторону и это государство. Наконец, дрезденская встреча должна была, вероятно, по мысли Наполеона, оказать моральное давление на противника, показав Александру I его политическую изоляцию и единение Европы вокруг Франции.
Наполеону действительно удалось расположить к себе австрийского монарха, но дело в том, что последний не играл почти никакой политической роли, все серьезные дела решал Меттерних, который как очень трезвый политик был мало расположен к восторгам по поводу пышных приемов. Его интересовало только реальное соотношение сил. В данный момент, по его мнению, все силы были на стороне Наполеона, и он был готов вести Австрию, как уже отмечалось, в фарватере наполеоновской политики, но очень осторожно и ограничиваясь скорее символической поддержкой. Когда же сила окажется на стороне врагов Наполеона, Меттерних без колебаний станет в их ряды…
Сюда же, в Дрезден, прибыл герцог Бассано с несколькими важными донесениями. Во-первых, он изложил Наполеону результаты своих встреч с русским послом, и, кроме того, в Дрездене Наполеон получил письмо от Куракина от 11 мая, в котором князь требовал свои паспорта. Но паспортов несчастный Куракин не добился. Наполеон согласился выдать их только членам дипломатической миссии, но не самому послу. В результате неопределенность осталась, и было совершенно непонятно, в каком состоянии находятся Российская и Французская империи: то ли формально их союз еще сохраняется, то ли державы уже пребывают в состоянии войны.
Наполеон распорядился послать в Петербург курьера, который отвез депешу Лористону. В ней ему был дан приказ употребить все способы, чтобы доехать до Вильно, там передать приказ графу де Нарбонну уехать, а самому оставаться в Вильно как можно дольше, чтобы покинуть этот город, получив паспорта на выезд из России.31 Однако Лористон так и не добился разрешения на поездку в Вильно и в результате остался в Петербурге примерно в той же ситуации, что и князь Куракин в Париже.
Наконец, здесь же, в Дрездене, Наполеон получил известие о неудаче своего демарша в отношении Англии. Дело в том, что 17 апреля 1812 г., желая попытаться радикальным образом предотвратить войну, которой он очень не желал, Наполеон написал письмо лорду Кесельри, министру иностранных дел Великобритании. В этом письме он говорил следующее: «Много изменений произошло в Европе за 10 лет (войны). Они являются, без сомнения, следствием войны, которая разгорелась между Францией и Англией. Много других изменений произойдет еще, и также по той же причине… Несчастья, которые разоряют Пиренейский полуостров и обширные районы испанской Америки, должны вызвать сострадание всех наций и желание прекратить эти бедствия».
В соответствии с этим Наполеон предлагал заключить мир, по которому он готов был вернуть в Португалию старую династию, при условии сохранения короны Испании за своим братом. При этом он соглашался подтвердить, что Испания будет независима от Франции, и династия Жозефа будет также независима от царствующей во Франции династии, а в Испании будет провозглашена конституция, выработанная кортесами (парламентом). Французские войска должны были уйти из Испании и Португалии. Неаполитанское королевство предлагалось разделить; континентальная часть осталась бы за Мюратом, а остров Сицилия — за старой неаполитанской династией. Письмо завершалось следующей фразой: «Его Величество император и король руководствуется единственно интересами человечества и интересами спокойствия народов, и, если это четвертое предложение мира останется без ответа, как предыдущие, у Франции, по крайней мере, будет утешение, что кровь, которая прольется, будет полностью на совести Англии»32.
Видимо, пролитой крови было суждено остаться на совести Англии, потому что английский министр ответил хотя и вежливым, но твердым отказом.
Уже когда пребывание в Дрездене подходило к концу, 28 мая[83] в столицу Саксонии прибыл генерал-адъютант Нарбонн. Он доложил, что Александр принял его любезно и выслушал, но не согласился ни на какие переговоры.
Почти во всех исторических сочинениях на эту тему можно найти ответ, который якобы дал Александр посланцу Наполеона: «У меня нет иллюзий, я знаю, насколько император Наполеон является великим полководцем, — и, развернув карту Российской империи, воскликнул, указывая на нее: — Но смотрите, за меня и пространство, и время! Нет такого удаленного уголка территории, который не будет враждебен вам, куда я не смог бы отступить. Нет такого удаленного места, в котором я не мог бы защищаться, прежде чем согласиться на позорный мир. Я не нападу, но я не сложу оружие до тех пор, пока останется хоть один вражеский солдат на территории России»33.
В другом варианте Александр развернул карту России «и, указав на самую отдаленную окраину своей империи, которая… примыкает к Берингову проливу, добавил: „Если император Наполеон решился на войну, и если счастье не будет благоприятствовать правому делу, ему придется идти за миром до сих мест“»34.
Более того, Александр раскрыл Нарбонну и детали своего плана, заявив, что он «…будет стараться избегать битвы против слишком сильного противника и сумеет решиться на все жертвы, чтобы затянуть войну и ослабить силы Наполеона»35.
Если мы скажем, что первая цитата принадлежит перу уже хорошо знакомого нам Вильмена, а третья — не менее известного творца мифов графа де Сегюра, станет ясно, откуда берутся легенды.
Ведь, согласно общепринятому мнению, Нарбонн и все остальные пытались удержать Наполеона от авантюрного похода. Все, конечно, знали, что Великая Армия дойдёт до самой Москвы, никто не сомневался, что русские будут отступать, разоряя свою территорию, сожгут древнюю столицу, а потом в пустынных морозных равнинах казаки и партизаны довершат разгром французских войск. Об этом не догадывался только дурачок Наполеон. А все те, кто потом будет писать мемуары, знали, чем закончится это предприятие, и если не пытались предотвратить его по причине своего невысокого ранга, то уж, по меньшей мере, терзались в муках, охваченные предчувствием страшной катастрофы…
Думается, читатель уже догадывается, что все эти рассказы относятся к планам, составленным задним числом… и не ошибётся! Хотя письменный рапорт Нарбонна императору неизвестен, зато в Российском военно-историческом архиве хранится подробный отчёт, который генерал-адъютант направил 24 мая 1812 г. маршалу Даву из Варшавы по пути в Дрезден. Небольшая часть этого письма была опубликована Карлом Шильдером в его знаменитой истории Александра I. Вот какой фрагмент документа можно прочитать в этой книге: «Русская армия не перейдет Неман ни в Гродно, ни в Тильзите, ни в другом месте. Мы не настолько счастливы, чтобы они на это решились. Судя по всему, император (Александр) готов проиграть две или три битвы, и он напускает на себя вид, что готов сражаться, если придется, хоть в Татарии»36.
Уже эти строки рапорта имеют явное расхождение с мемуарной версией. Обратите внимание: Нарбонн пишет, что царь не собирается отступать в «Татарию», а лишь «напускает на себя вид». Это совсем не одно и то же. Можно было не сомневаться, что, раз Шильдер привёл лишь маленький фрагмент рапорта, причём не очень-то подтверждающий «классическую» версию, вероятно, что это неспроста. Так оно и оказалось!
Рапорт Нарбонна не имеет ничего общего с тем, что позже будут писать в мемуарах! Вот что на самом деле докладывал генерал-адъютант императора, не в изложении его секретаря через сорок лет, а именно тогда, накануне войны:
