Вольфганг Акунов - Берсерки
Скандинавские саги рассказывают о четырех норвежских конунгах — членах королевских родов, длительное время живших при дворах русских князей. Олава Трюгвассона (сына Трюгви) выкупил из рабства его дядя по матери Сигурд, приехавший в Эстландию (Эстонию) собирать дань с эстов для русского князя, и привез ко двору Владимира Красное Солнышко. Олав Харальдссон бежал из Норвегии от своих политических противников к князю Ярославу Мудрому и княгине Ингигерд. Магнус Олавссон был оставлен в шестилетием возрасте князю Ярославу его отцом, Олавом Харальдссоном, вернувшимся в Норвегию и погибшим там в 1030 г. Гаральд (Харальд) Сигурдарсон бежал из Норвегии после поражения Олава Харальдссона, Русь заменила ему на время дом и явилась отправным пунктом для всех его дальнейших странствий. На Русь он отсылал все награбленные в Африке и Восточной Римской империи (Греции, Византии) богатства.
Появление на Руси Олава Трюгвассона было предсказано заранее. Согласно скандинавским сагам, мать князя Владимира была великой пророчицей. Однажды Владимир спросил ее, не видит или не знает она какой-либо угрозы или урона, нависших над его государством, или приближения какого-либо немирья, опасности или покушения на его владения. Она ответила: «Не вижу я ничего такого, сын мой, что я знала бы, могло принести вред тебе или твоему государству, а равно и такого, что спугнуло бы твое счастье. И все же вижу я видение великое и прекрасное. Родился в это время сын конунга в Нореге (Норвегии), и в этом году он будет воспитываться здесь, в этой стране, и он станет знаменитым мужем и славным хевдингом, и не причинит никакого вреда твоему государству, напротив, он многое даст вам».
В двенадцатилетнем возрасте Олав спросил князя, нет ли каких-нибудь городов или округов, которые были бы отняты у него язычниками, присвоившими себе его владения и честь. Князь ответил на вопрос положительно. Юный Олав сказал: «Дай мне тогда какой-нибудь отряд в распоряжение и корабли, и посмотрим, смогу ли я назад вернуть то государство, которое потеряно, потому что я очень хочу воевать и биться с теми, которые вас обесчестили; хочу я положиться в этом на ваше счастье и свою собственную удачу. И будет либо так, что я их убью, либо что они побегут от моей силы». Владимир дал ему войско и корабли, и юный Трюгвассон начал череду своих воинских подвигов. Повелось, что каждое лето он вел войны и совершал разного рода подвиги, а в зимнее время был при дворе у князя. Возвращаясь после одного из походов с небывалой добычей, Олав приказал сшить для кораблей паруса из драгоценной материи. Саги даже утверждают, что Крещение Руси во многом состоялось благодаря влиянию Олава на князя и княгиню. Олав часто призывал их отказаться от идолопоклонства и повторял: «Я никогда не перестану проповедовать вам истинную веру и слово Божие, чтобы вы могли дать плоды для истинного Бога».
Другой Олав — Харальдссон (Гаральдсон) — в молодости много сражался в землях финнов, в Дании, Франции и Испании. Позже, изгнав из Норвегии шведских и датских ярлов, он стал единовластным правителем своей страны. Правил он 15 лет, но был потеснен на престоле Кнутом Великим. Харальдссон бежал на Русь. Ярослав хорошо принял его, предложив остаться и взять столько земли, сколько будет нужно, чтобы содержать свое войско.
После смерти норвежская церковь причислила Олава Харальдссона к лику святых. Некоторые чудеса Олав явил на Руси. Саги повествуют, что у сына одной знатной вдовы образовалась опухоль в горле и мучила его столь сильно, что мальчик не мог глотать пищу, и его считали смертельно больным. Княгиня Ингигерд — жена Ярослава Мудрого — посоветовала ей пойти к конунгу Олаву. Тот не сразу, но согласился помочь. Он провел руками по горлу мальчика и долго ощупывал опухоль, до тех пор, пока мальчик не открыл рот. Тогда конунг взял хлеб и отломил несколько кусочков, разместил из крестом у себя на ладони, затем положил в рот мальчику, и тот проглотил. И с этого момента прошла вся боль в горле. Через несколько дней мальчик был полностью здоров.
После смерти конунга в Новгороде существовала норманнская церковь Святого Олава. Однажды в городе случился такой пожар, что, казалось, ему грозит полное уничтожение. Жители города в страхе толпами стекались к священнику Стефану, служившему в церкви Блаженного Олава. Они надеялись в крайней нужде воспользоваться помощью блаженного мученика. Священнослужитель немедля пошел навстречу их пожеланиям, взял в руки образ и выставил его против огня. Пожар не стал распространяться дальше. Город был спасен.
Саги также рассказывают о романтической любви Ингигерд и Олава Харальдссона. Именно для того чтобы замириться с супругой после ссоры, князь Ярослав согласился взять на воспитание Магнуса — одного из сыновей Олава. При дворе Ярослава было много скандинавских наемников. Согласно договору, князь велел построить для этих варягов «каменный дом и хорошо убрать драгоценной тканью. И было дано им все, что надо, из самых лучших припасов». Одним из предводителей наемников был викинг Эймунд, который тоже стал героем саг. О самом Ярославе саги говорят, что «Ярицлейв-конунг не слыл щедрым, но был хорошим и властным правителем». Эймунд же весь состоит из одних достоинств. В «Пряди об Эймунде» все победы достаются князю лишь благодаря энергии и находчивости его скандинавского наемника. Что ж, таков закон этого литературного жанра. Реальные и вымышленные недостатки господина используются для подчеркивания достоинств главного героя. Совершенно иной образ Ярослава, решительного, активного, целеустремленного и изобретательного в проведении своей политической линии правителя Руси, рисуют древнерусские летописи и другие саги, когда он не связан с ситуативными стереотипами.
О БЕРСЕРКАХ ДРЕВНЕГО МИРА
Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…
Гомер. ИлиадаВесьма любопытным в плане стремления проследить истоки «звериной» боевой магии и культа «воинов-верей», уходящих в самую глубь истории военного искусства и истории религии, представляется эссе филолога В. А. Косарева «Гнев Геракла»[12], посвященное сюжетному анализу античного мифа о бешенстве Геракла. Цель эссе — пояснить потаенный смысл мифа, сосредоточившись на истолковании такого непременного свойства эпического героя, как гнев, ярость, бешенство, неистовство (в том числе — боевое), соотносимые с понятиями не только «отрицательного», но и, условно говоря, «положительного» ряда — идеала доблести эпического героя и боевого неистовства древнего германца.
Проследить это явление можно, по мнению Косарева, обратившись, прежде всего, к самому мифу о безумии Геракла. В античном изобразительном искусстве мифоэпический сюжет бешенства, обуявшего Геракла, встречается крайне редко. Именно поэтому он попадает в поле зрения историка искусств как уникальный и требует более подробного рассмотрения.
Таково изображение на краснофигурной вазе, апулийском кратере № 1684 из Мадридского музея археологии, датируемой серединой IV в. до Р. Х. Роспись на вазе принадлежит кисти Асстея. Художник изобразил Геракла в полном боевом снаряжении, готовящимся бросить в огонь собственного сына, с балкона на него смотрят Мания, Иолай и Алкмена, рядом с Гераклом его жена Мегара. Тот же сюжет Еврипид использовал в трагедии «Геракл». Какова же мифоэпическая основа этих произведений?
Аполлодор в своей «Мифологической библиотеке» (П, 4,2) пересказывает миф об охватившем Геракла безумии следующим образом: «После сражения с минийцами случилось так, что Геракл был ввергнут ревнивой Герой в безумие и кинул в огонь собственных детей, которых ему родила Мегара, вместе с двумя сыновьями Ификла. Осудив себя за это на изгнание, он был очищен от скверны Теспием. После этого он прибыл в Дельфы и стал спрашивать у бога, где ему поселиться. Пифия впервые назвала тогда Геракла его именем и повелела ему поселиться в Тиринфе, служить в течение двенадцати лет Эврисфею и совершить десять подвигов, которые ему будут предписаны. Таким образом, сказала она, совершив эти подвиги, он станет бессмертным».
Есть, однако, причины, позволяющие, как считает Косарев, подвергнуть критике мотив вражды Геры к Гераклу. Во-первых, именно после своего безумия Геракл стал способен к подвигам, обещающим бессмертие; во-вторых, безумие для мифологического сознания далеко не всегда являлось безусловно отрицательным качеством. Причины возникновения этого мотива, видимо, могли быть следующие: подобные проявления буйства скорее свойственны «необузданному» варвару, и потому Гера не могла желать Гераклу блага, когда насылала на него безумие, следовательно, Гера с Гераклом — непримиримые враги.
Литературная форма произведения может значительно изменить миф, лежащий в его основе. Любое новое объяснение одного эпизода влечет за собой изменение всего рассказа в целом. Субъективность литературной формы может быть снята сравнением сюжета и персонажа со сходными в мифах другого, родственного народа. Таким народом могут быть германцы, ряд литературных произведений которых сохраняет интересующие нас и необходимые для истолкования античного мифа мотивы.
