Виктор Баранец - Ельцин и его генералы
Родионов возглавил армию в период ее полураспада. В то время, когда в кабинетах и коридорах МО и ГШ, как во всей армии, с очень жестокой иронией шутили: «Труп уже холодный, но ядерный пульс еще прощупывается». И это после того, как четыре года подряд министр обороны Павел Грачев исправно докладывал в Кремль о крепнущей боеготовности Вооруженных Сил и победной поступи реформы (хотя правды ради стоит сказать, что в последнее время своего пребывания на министерском посту и Павел Сергеевич уже не скрывал от президента суровой правды о положении в армии). Когда же Ельцин перестал доверять бодряческим рапортам с Арбата, Грачев вынужден был признать: без достаточного финансирования реформы быть не может.
— Пал Сергеич, — сказал ему тогда президент, — есть такие участки реформы, которые можно двигать без денег.
Родионову было велено двигать не участки — всю реформу без денег. Ему давали задание перехитрить самого страшного врага армии — полупустую военную казну и при этом придать современный облик своему войску. Чтобы согласиться на это, надо быть «русским камикадзе», добровольно положить голову на плаху.
Человек с таким жизненным и служебным опытом вряд ли не понимал, какой тяжелый крест он взвалил на себя и что именно ждало его там, на вершине Голгофы…
Но он согласился.
— Если бы я не видел света в конце тоннеля, — сказал вскоре после своего назначения Родионов, — то не согласился бы возложить на себя обязанности руководителя военного ведомства.
Свет оказался призрачным.
Однажды знакомый писатель попросил Родионова объяснить, почему он решился на такой рискованный во всех отношениях шаг.
— Я не могу объяснить это свое решение с научной точки зрения, — сказал министр, — мне гораздо проще сделать это с чисто человеческой. Безусловно, я бы мог положить на стол президенту рапорт об увольнении, повесить генеральский китель на гвоздь, надеть домашние тапочки, взять кота Федьку на колени и кропать потихоньку мемуары… Согласитесь, очень мало приятного в положении карася на раскаленной сковородке. Я хорошо понимаю, на что иду. Покинуть «поле боя» тогда, когда твоей армии так тяжело, — для меня равносильно предательству. И если мне удастся хоть на метр, хоть на один миллиметр вытащить военную машину из трясины, я буду считать свой последний долг выполненным.
Потому не сразу и дал согласие Ельцину стать министром обороны. Хорошо понимал, какое гигантское разваленное хозяйство ему достается, сколько проблем сваливается на его голову. Когда делился своими сомнениями с единомышленниками, те говорили: «Если не ты, то может прийти человек, который завершит уже начавшийся развал. Ты хоть его останови…»
ДОЛГИКогда Родионов возглавил МО, долг государства армии «подкрадывался» к рубежу в 25 триллионов рублей. Подождав с месяц обещанной помощи и получив фигу, министр пошел в атаку Сначала ежедневно рассылал во все инстанции суровые письма. Не помогало. В августе 1996 года министр вызвал меня к себе и показал сводную ведомость финансирования силовых структур по месяцам. Вооруженным Силам деньги выделялись хуже всех. Напротив графы «август» вообще стоял ноль.
Я спросил у министра, не деза ли это. Не верилось, что Минфин может так издеваться над армией. Родионов бросил:
— Абсолютная правда. Источник проверенный.
Стали решать, что делать.
Опять звонить Черномырдину, Лившицу и возмущаться? Уже было. Что толку! Мало-помалу сошлись на том, что надо «светить» документ в прессе — это все, что можно выжать из него. Пусть народ знает правду и сам судит об истинном отношении властей к армии. В последний момент кто-то из наиболее осторожных советчиков министра засомневался:
— Игорь Николаевич, не сделаем ли себе хуже? И вам новые неприятности. Опять звонки, опять упреки. Может, еще потерпим?
Родионов сухо резанул:
— Обо мне не беспокойтесь. Мы, может, и потерпим, а в войсках офицеры в солдатские столовые уже на довольствие становятся. Хлеб домой носят!
Документ мы «светанули». Шум пошел. В тот же день Киселев (по недоумию или в насмешку) пригласил в передачу «Герой дня» министра финансов РФ Александра Лившица и попросил прокомментировать сообщение пресс-службы Минобороны.
Каково же было наше удивление, когда Лившиц вдруг заявил, что «этого не может быть» и что «в августе армии деньги все-таки выделялись».
Получалось, что пресс-служба попросту врала. А вместе с ней, естественно, и руководство Минобороны. Тут уж дело касалось нашей чести. В равной степени и чести министра.
Я позвонил специалистам в Главное управление военного бюджета и финансирования МО и попросил их раскрыть суть «фокуса», проделанного Лившицем. Наши спецы объяснили, что министр финансов был… прав, когда говорил, что в августе деньги Вооруженным Силам все-таки поступали. Но то были не плановые бюджетные поступления за август, а долги аж за май и июнь… Я с облегчением вздохнул и стал звонить на НТВ, требуя опровержения. Бесполезно. На НТВ свои «правила игры»…
После кратковременного шума в прессе мало что изменилось. Я хорошо знал: все предыдущие министры обороны начинали рабочий день с получения информации с Центрального командного пункта. При Родионове порядок изменился: первый доклад — от главного военного казначея. Потом — ЦКП. Время шло — ситуация не менялась. Тогда Родионов решил созвать коллегию МО.
За многие годы работы в МО и ГШ мне доводилось быть на многих совещаниях на «высшем уровне». Но такого взрывоопасного не помню. Министр начал с того, что зачитал присутствующим несколько шифровок от командующих войсками военных округов и флотов. Таких шифровок в МО, наверное, не поступало даже в годы Великой Отечественной войны. То был даже не крик, а стон. То был зов умирающей армии о помощи.
Я никогда еще не видел министра столь мрачным и расстроенным.
— У меня создается впечатление, — говорил он, — что процессом уничтожения Вооруженных Сил кто-то целенаправленно руководит…
Генералы согласно кивали головами. Их выступления в еще более мрачных тонах дополняли шифровки. Наверное, за всю свою историю кабинет министра обороны страны не слышал таких страшных цифр и фактов. Коллегия постановила принять Обращение к президенту, правительству, парламенту, Совету обороны и Совету безопасности.
Хорошо помню, как готовился окончательный текст Обращения, — сам принимал в этом участие. В кабинете министра присутствовали два его первых заместителя — генерал армии Михаил Колесников и Андрей Кокошин, а также исполняющий обязанности начальника Главного оперативного управления Генштаба генерал-лейтенант Юрий Балуевский — человек, что называется, со светлой головой и основательной взвешенностью суждений. Родионов в то время часто вызывал его «на совет»: все знали, что министр особо ценит профессионализм Юрия Николаевича. Такой же расположенностью министра пользовались и многие другие «светлые головы» — поверхностных людей он не привечал.
Родионов читал текст Обращения вслух и после каждого абзаца спрашивал у своих ассистентов:
— Ну как, пойдет?
Текст был убойный. Начальник Генштаба Колесников и Кокошин переглядывались и замечали, что «надо бы чуточку ослабить» или «тут следует уйти от резкости»… Судя по всему, грозный тон Обращения серьезно обеспокоил только министра финансов: он примчался к Родионову почти в полночь, а уже на следующее утро ликование прокатилось по кабинетам МО: «Лившиц раскошелился почти на полтора триллиона рублей!» Больше всего, как мне показалось, обрадовались стоящие на постах прапорщики: их денежное содержание было мизерным, у многих жены сидели с маленькими детьми.
Но недолго музыка играла. Проходит месяц — и опять та же картина. Тогда Родионов пошел еще на один опаснейший для своей карьеры шаг: он собрал коллегию Минобороны почти в полном составе и добился ее приема у председателя правительства.
Недобрые языки тут же приклеили этой акции кличку «генеральский бунт», хотя Черномырдин потом признался, что ему на многое открылись глаза и что давно было нужно вот с такой запредельной откровенностью поговорить с генералами. Финансирование армии стало понемногу оживляться. Но и этот квелый ручеек вскоре опять стал пересыхать.
И опять Родионов выступал с леденящими душу речами в правительстве, в парламенте, на Совете обороны Многие сочувствовали, мало кто помогал министру расслабить финансовую удавку на тощей шее армии. Родионов настоял на том, чтобы ему была предоставлена возможность выступить в верхней палате парламента. Было четко оговорено время — 15.00. Министр прибыл в назначенное время, сел в первом ряду и стал ждать. Обсуждался вопрос об обстановке в Чечне. Завгаев сообщает депутатам леденящие душу факты: вырезаются целыми семьями «пособники оккупационного режима», человеческие головы насаживаются на колья, по всей территории республики возводятся огневые позиции, завозится большими партиями оружие. Проблема не менее серьезная, чем недофинансирование армии. Родионов ждет, поглядывая на часы. В Чкаловском стоит «под парами» самолет — ждет инспекторского вылета министра на Дальний Восток. Проходит час, второй, третий. Похоже, надо переносить вылет на более позднее время. Подхожу к Игорю Николаевичу, спрашиваю, что будем делать. Он говорит:
