Виктор Баранец - Ельцин и его генералы
Волевое «вливание» УИ в ГУВР — не более чем безоглядная авантюра, сваливание в «кучу» подразделений МО, имеющих самостоятельные информационные функции (а таких, по моим подсчетам, аж 13 и концепции министра по решению их судьбы никто не знает).
ГУВР будет неизбежно постоянно раздираться между работой на общество и на армию, и в результате везде не будет толку…
Сегодняшняя неопределенность положения УИ, практически полная разруха, царящая в нем, потеря годами наработанных связей с президентскими, правительственными, парламентскими структурами и источниками информации приводят к тому, что министр оказывается в информационном вакууме и потерял возможность получать сведения стратегической значимости (сегодня Вы вряд ли знаете, хакие оценки иногда даются министру обороны в Администрации президента, в некоторых кабинетах правительства, в СБ, кто тайно блокирует Ваши представления о кадровых назначениях, как СМИ готовятся «столкнуть лбами» МО и МВД, хотя информация по давно отлаженным каналам идет)…
Необходимо создать систему работы с прессой, опираясь на наработанный опыт. Сейчас же с подачи министра разваливается даже то, что приносило серьезную пользу.
У меня же создается впечатление, что Вы или недооцениваете значение информации, или боитесь старой информационной структуры…
Не могу промолчать и о том, что некоторые принятые Вами решения недопустимо сыры. В частности, речь идет о том же документе от 12.08.96 о посылке группы офицеров в Чечню. Этот документ по своей непроработанности просто авантюрен и, самое главное, компрометирует Вас. Создается впечатление, что его подсунули Вам люди, которые не имеют понятия об элементарных правилах аппаратной работы. Документ дал повод десяткам старших офицеров комментироватъ его безграмотность и небрежность (на нем не указан даже год)…
Уже больше месяца Вы проработали в должности министра обороны.
Сумели встретиться и поговорить с офицерами всех главков. И может вызывать лишь удивление то, что у Вас не нашлось времени побеседовать с людьми, которые работают рядом. Особенно с офицерами тех управлений и отделов, которые сокращаются или переподчиняются…
Надеюсь, что эта моя записка будет воспринята с пониманием. Поверьте, мною руководит только искреннее стремление хоть чем-то помочь Вам. Говорить министру лживую лесть не умею. Для этого в МО есть другие.
Докладываю на Ваше решение.
Начальник информационно-аналитического отдела
Управления информации МО РФ полковник В. БАРАНЕЦ
20 августа 1996 года»…
Написав это письмо министру, я стал потихоньку собирать вещи в рабочем кабинете, сдавать служебные документы в «секретку» и готовиться к «новым оргштатным мероприятиям», результатом которых могло быть для меня увольнение. Я отдавал себе отчет в том, что такие докладные записки автоматически приравниваются к рапорту об увольнении из Вооруженных Сил.
Вскоре раздался звонок по закрытой связи. Звонил начальник аппарата министра обороны генерал-лейтенант Виктор Иванович Козлов. Он и сообщил мне, чтобы я был готов к беседе с министром.
Вскоре такая беседа состоялась.
— За докладную спасибо, — сказал Игорь Николаевич. — Для меня правда дороже любых комплиментов. Тебя я знаю, кое-что читал (он имел в виду мои статьи в прессе. — В. Б.). Бери в руки информационную работу. Будем вытягивать армию из дерьма…
ШАГРаза четыре в Государственной думе поднимался вопрос о необходимости принятия Закона об опубликовании списков военнослужащих, погибших при исполнении служебного долга. И все четыре раза проект закона благополучно замыливался. Многие газеты досаждали министру обороны Грачеву и начальнику Генштаба Колесникову просьбами передать список погибших в Чечне военнослужащих МО. А в ответ — тишина. Даже тогда, когда другие силовые ведомства такие списки представили. Однажды «Комсомолка» вышла с совершенно чистой полосой, на которой было лишь написано: здесь должны быть опубликованы списки военнослужащих МО, которые нам не хочет представить руководство МО РФ.
Причина нежелания была понятна: большие жертвы — плохо подготовлена операция. Плохо подготовлена операция — плохо сработали штабы и командиры. Плохо сработали штабы и командиры — не проконтролировали Грачев и Колесников. Не проконтролировали Грачев и Колесников — они и виноваты в гибели тысяч воинов. Виноваты — значит, надо привлекать к ответственности. А кто себе враг?
1 сентября 1996 года Родионов приехал в «Комсомолку» на телефонный разговор с читателями. Главный редактор «КП» Симонов своего не упустил:
— Игорь Николаевич, передайте же нам списки!
В тот же день списки были в редакции.
— Это наш последний долг перед людьми. Извините, что мы отдаем его с опозданием…
Самым большим преступлением военных министров (после предательства) во все времена считалась критика власти. Обычно зубами державшиеся за свои кресла министры обороны предпочитали делать это шепотом и преимущественно под домашним одеялом. На публике из их уст текла сладкая ложь комплиментов, заклинания в верности и восхваление мудрости самодержцев. Главная особенность должности министра обороны заключается в том, что он постоянно обязан делать выбор между лояльностью властям и офицерской честью, между борьбой за собственную армию и спасением собственного кресла. О чем более всего пекутся военные министры? Чтобы подольше просидеть в своем высоком кресле. Родионов из этой, веками отработанной, логической схемы стал сразу выпадать. Он опасно «высовывался», он грубо нарушал «правила игры». И все чаще в его кабинете зло трещала «кремлевка»… Все чаще мчались в Барвиху разгневанные «наушники», чтобы подтолкнуть президента на смещение «потерявшего меру» министра обороны. И хотя однажды Ельцин в ответ на это сказал, что «Родионов — смелый и честный генерал», провокаторов в его окружении не поубавилось.
А у Родионова не поубавилось безоглядной офицерской прямоты: когда Ельцин издал указ о переходе армии с 2000 года на профессиональную основу, министр обороны не побоялся публично высказать сомнения в реальности этой идеи. Авторы проекта скороспелого указа заскрежетали зубами. Их авантюрные аргументы были разгромлены профессиональными контрдоводами Родионова. Мечтать о профессиональной армии прц разваленной экономике и нищенском военном бюджете — опасная маниловщина.
Родионов хорошо помнил авантюру конца 1992 года, когда Грачеву буквально выламывали руки в Кремле, торопя его дать согласие на введение контрактной службы. Грачев согласился. А вскоре стало ясно, что без соответствующего финансового обеспечения эта задумка напрочь дискредитировала контрактную службу (только из одной дивизии в 1996 году сбежало почти 200 «волонтеров»).
Минобороны из-за недостатка денег вынуждено было сокращать число контрактников. О какой «полностью профессиональной» армии можно говорить? Ведь для этого необходимо многократно увеличить военный бюджет.
Когда Родионов на встрече с журналистами в МО в феврале 1997 года прямо сказал об угрозе развала системы управления стратегическими ядерными силами, он не преувеличивал. Вскоре он же стал сокрушаться, что становится «министром разваливающейся армии и умирающего флота». И тоже никаких передержек. Он делал то, что обязан делать человек, ставящий интересы обороны России выше собственного служебного благополучия. Но какой взрыв негодования и возмущений со стороны власти вызвали его заявления! Родионову «заказные» журналисты тут же приклеили лейбл «рыдающего генерала» и стали по хорошо отредактированным в Кремле нотам петь хмурые частушки о скорой отставке министра…
Один из журналистов спросил меня:
— А зачем тогда Родионов соглашался становиться министром, если знал, что ничего при таком положении вещей не сможет сделать?
Я ответил ему словами самого Родионова — «видел свет в конце туннеля».
Светом оказалась хорошо исполненная декорация.
Шесть лет назад сто пятьдесят миллионов тоже поверили свету в конце туннеля, когда их призвали «потерпеть до осени». До сих пор терпим…
В МО и Генштабе уже даже самые неуемные реформаторы, самые преданные сторонники Родионова, изматывающие Кремль, правительство и свое начальство новыми концепциями военной реформы, сильно сбавили обороты: когда армии не дают денег просто на жизнь, не говоря уже о боевой подготовке, — не до реформаторских прожектов…
РЕФОРМАЕще будучи начальником академии Генерального штаба Родионов вместе со своими единомышленниками много работал над концепцией военной реформы. Когда в 1992 году Грачев обнародовал свой план реформы армии, Родионов открыто заявил о его несостоятельности, назвав концепцию МО по реформе ведомственным документом, обязывающим не государство, а МО львиную долю забот по переустройству Вооруженных Сил взвалить на свои плечи. С того момента началось яростное столкновение двух концептуальных школ — грачевской и родионовской.
