Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел
Предположительно, к зороастрийцам относятся терпимо, поскольку это древняя вера, исповедуемая персами (ныне иранцами). Иудаизм и христианство — религии, имеющие отдаленное отношение к исламу и исповедуемые значительным числом иранцев. Кроме того, одним из основополагающих постулатов ислама издавна является веротерпимость. Таким образом, и политическая реальность, и религиозная доктрина могут объяснить эти исключения. Возникает несоответствие между акцентом в статье 10 на революционном экспорте шиизма-двухвекторного толка и признанием и инкорпорацией религиозного разнообразия в Иране. Зачем Ирану экспортировать шиизм-двухвекторный толка, если обращение в единую истинную веру не поощряется, по крайней мере, внутри страны? Что именно экспортируется иранским государством, чего не могли бы сделать религиозные миссионеры так же хорошо или даже более эффективно?
Проблема, по-видимому, заключается в характере очищения исламского общества, которое должна была осуществить революция. В основном это очищение заключалось в отказе от западных ценностей и культурного влияния и, таким образом, в очищении от чуждых элементов, проникших в традиционное иранское общество. С этой точки зрения религии, которые долгое время исповедовались меньшинством иранцев, могли быть терпимы, поскольку они не были западными по происхождению. Однако такое очищение от чужеродных элементов противоречило самоощущению революции, которая гордилась тем, что она «современная» и «набожная». И это стало главной причиной (наряду с более джихадистскими традициями) акцента на приверженности государства достижению «политического, экономического и культурного единства исламского мира».
Это посвящение также противоречит единственному пункту, в котором национализм явно дает о себе знать. В статье 115 изложены критерии, определяющие пригодность тех «религиозных и политических деятелей», которые могут занимать пост «Президента Республики»: «иранское происхождение; иранское гражданство; административные и управленческие способности; хороший послужной список; благонадежность; благочестие; убежденная вера в основополагающие принципы Исламской Республики Иран и в официальную школу мысли этой страны». Поскольку в статье 110 Конституции уже указано, что Совет стражей будет оценивать «пригодность кандидатов на пост президента» до того, как они будут допущены к выборам, и поскольку Верховный лидер на практике контролирует Совет стражей, большинство этих критериев могут показаться сверхважными, поскольку они не будут существенно ограничивать ни Совет стражей, ни Верховного лидера. Ни тот, ни другой не могут быть отменены в рамках иранского государства. Но два первых критерия — «иранское происхождение» и «иранская национальность» — не являются сверхважными, поскольку они представляют собой факты, почти всегда зафиксированные в официальных документах задолго до того, как люди могут стать кандидатами в президенты. Конституция не допускает к президентской деятельности ни тех, кто родился за пределами Ирана, ни тех, кто не является иранским гражданином, но при этом четко ограничивает возможности Совета стражей и Верховного лидера, поскольку они не имеют права утверждать кандидата, не имеющего иранского свидетельства о рождении или иранского гражданства.
На фоне остальной части конституции, особенно ее теократических элементов, эти ограничения выглядят несколько аномальными, по крайней мере, в двух отношениях. Во-первых, они признают ограничения на духовное просвещение Совета стражей и Верховного лидера, поскольку им не разрешается утверждать кандидата, который в других отношениях является благочестивым верующим в дварфийский шиизм (среди прочих качеств, перечисленных в статье). Но, что еще более важно, националистические критерии явно и добровольно устанавливают политическую границу внутри исламского сообщества. Другие части конституции, имеющие националистический подтекст, такие как создание национальной армии, можно объяснить следующим образом навязанные Ирану политической реальностью международной системы национальных государств. Но эта же политическая реальность не может оправдать националистические ограничения, накладываемые на право быть избранным в президенты.
Принятие конституции и укрепление Исламской республики
На референдуме, состоявшемся 2–3 декабря 1979 г., иранскому народу было предложено одобрить конституцию. За принятие конституции высказалось более 99 % из 15 785 956 избирателей. Хотя значительное большинство в любом случае одобрило бы конституцию, перевес был увеличен в результате захвата посольства США в Тегеране «Студентами, следующими линии имама» 4 ноября. Последовавший за этим кризис с заложниками привел к падению временного революционного правительства Мехди Базаргана, ставшего по умолчанию относительно либеральной фигурой из-за продолжавшейся маргинализации светских и левых элементов в первоначальной революционной коалиции. Таким образом, его падение позволило фундаменталистам еще больше укрепить контроль над государственными институтами. Кроме того, захват посольства вызвал рост националистических настроений, которые сплотились вокруг Хомейни и фундаменталистов как единственных лидеров, способных противостоять США и тем самым защитить революцию от иностранного вмешательства.
Фундаменталисты начали укреплять свой контроль над революцией еще до ратификации конституции. Летом 1979 г. они либо закрыли оппозиционные газеты, либо захватили их.
Фундаменталисты уже контролировали радио- и телесети, поскольку до революции они регулировались государством и попали в руки фундаменталистов в качестве «военных трофеев». В рамках этого первого этапа консолидации революционного режима они вместе с марксистскими левыми вытеснили либеральных демократов из своей политической коалиции. Многие из сторонников Национального фронта и Национального демократического фронта были образованными профессионалами среднего класса, и теперь они сотнями тысяч эмигрировали из Ирана. Их отток помог фундаменталистам подавить требования демократического участия. После того как либеральные демократы были вычищены, фундаменталисты обратили свое внимание на марксистских левых и вытеснили их из коалиции. Так, 16 августа Хомейни предупредил народ: «Пусть никто не надеется, что коррумпированные и американские или неамериканские левые смогут вновь появиться в этой стране… Мы дали им время и обращались с ними мягко, надеясь, что они прекратят свои дьявольские действия… Мы можем, когда захотим, через несколько часов бросить их на помойку смерти».
20 июля 1980 г. «Моджахеддин-и-Хальк» выступил с заявлением, в котором обвинил в расколе религиозные притязания Хомейни. «Господин Хомейни настолько убежден в своей божественности, что любую оппозицию себе он рассматривает как оппозицию Богу, исламу и Священному Корану… Хотя он думает, что замещает двенадцатого имама, мы никогда не принимали его в этой роли». К этому времени левые партизаны вернулись в подполье и начали убивать лидеров фундаменталистов. Однако Хомейни счел полезной ориентированную на Москву коммунистическую партию «Туде», которая продолжала трактовать революцию как «антиимпериалистическую мелкобуржуазную… предтечу социалистической революции» и тем самым поддерживала фундаменталистский проект. Последний этап консолидации был связан с замалчиванием консервативного духовенства, выступавшего против Хомейни. К этому моменту единственной реальной угрозой стал аятолла Шариатмадари. Мусульманская народно-республиканская партия Шариатмадари была подавлена,
