Барбара Такман - Европа перед катастрофой. 1890-1914
Между тем росло число ассоциаций предпринимателей, договаривавшихся нанимать только рабочих – не членов профсоюза. Чтобы создать «резерв» на случай забастовки, они завели «регистры свободных рабочих рук», в сущности, списки штрейкбрехеров. В 1897 году работодатели нанесли поражение старому и сильному профсоюзу «Объединенных машинистов», которые уже тридцать дней бастовали за введение восьмичасового рабочего дня. Применяя локауты, они преуспели и в борьбе с другими профсоюзами, восстановив сдельщину и отменив оплату сверхурочных часов. Иногда правительство направляло войска для поддержки нанимателей. В 1898 году предпринимательские ассоциации образовали парламентский совет работодателей для противодействия законодательствам, наносящим ущерб их интересам.
В 1900 году некоторые профсоюзы, представлявшие примерно четверть общего членства, в партнерстве с НЛП и группой Гайндмана создали Комитет рабочего представительства для избрания политических кандидатов. Фабианское общество присоединилось, неохотно и временно. Секретарем комитета назначили Рамсея Макдональда, тридцатичетырехлетнего шотландца, возникшего из полной неизвестности, основавшего Независимую лейбористскую партию и быстро завоевавшего авторитет человека, обладающего острым политическим чутьем. Поняв, что интеллектуалы здесь не нужны, группа Гайндмана вышла из комитета, и фабианцы, видя, что его деятельность не соответствует их идеалам 30, тоже фактически не принимали в нем никакого участия. Враждебность проявляли угольные, текстильные и другие старые цеховые профсоюзы. Из четырнадцати кандидатов комитета на всеобщих выборах 1900 года победили только двое – Харди и Джон Бёрнс.
Потом появилось злосчастное предписание по «Тафф Вейл». Пользуясь этим решением, и другие предприниматели начали предъявлять иски за нанесение ущерба, профсоюзы проигрывали судебные процессы, давнее право на забастовку вдруг перестало существовать, и все достижения последних лет в сфере трудовых отношений и коллективного договора оказались недействительными. Разочаровавшись в эффективности тактики прямого действия, профсоюзы пошли в политику, настроившись на то, чтобы похоронить «Тафф Вейл». Это можно было сделать только одним способом – через парламент. Членство профсоюзов в Комитете рабочего представительства более чем удвоилось за последние два года, фонды тоже выросли, и комитет одержал три победы на дополнительных выборах в 1902 и 1903 годах, в том числе одну в Дареме. Уилл Крукс, бывший член муниципального совета, гордившийся тем, что родился в работном доме, Артур Хендерсон, чугунолитейщик, и Дэвид Шаклтон, ткач, не скрывая удовлетворения, заняли свои места в палате общин, «лучшем клубе» Лондона.
Действительно, «новые ветры» подули в обществе. Но они еще не затронули класс тори. Там по-прежнему преобладали благодушные настроения. Философия тори воспринимала избыточную рабочую силу как источник получения прибыли, обусловленный экономическими законами природы и не подлежащий регулированию правовыми нормами. Высшее общество продолжало жить в комфорте и в свое удовольствие, и ему было трудно прочувствовать или увидеть чрезвычайную необходимость реформирования того, что «Таймс» назвала «несовершенствами социального порядка»31. Когда Кейр Харди в 1901 году впервые внес проект социалистической резолюции в палате общин и двадцать минут рассуждал об угрозе системы, построенной на извлечении прибыли, о революции «боксеров» и лондонских трущобах, которые можно было бы ликвидировать при общественной собственности на землю и капитал, «господин Бальфур, вернувшись с обеда 32, по привычке приятно улыбнулся спикеру, абсолютно убежденный в том, что ничего не изменится по крайней мере при его жизни».
В 1905 году предстояли всеобщие выборы и уступки стали неизбежны. Заманивая избирателей из рабочего класса, консерваторы назначили Королевскую комиссию по трудовым конфликтам, которой поручалось подготовить доклад о восстановлении принципа иммунитета от ответственности. Она даже разрешила принять закон о трудовых конфликтах, отменявший режим «Тафф Вейл»: проект рассматривался в комитете, прошел два чтения в палате общин, но дальше этого дело не пошло. Комиссия серьезно занялась проблемой безработицы, по ее предложению был принят закон о безработице, в соответствии с которым были созданы биржи труда, регистрировавшие безработных, помогавшие трудоустраиваться и в отдельных случаях выплачивавшие компенсации. Однако закон действовал только в Лондоне и, в сущности, носил характер инструмента для латания социальных дыр. Тори не располагали программой реального социального исцеления, потому что не хотели заниматься этим, по их мнению, ненужным делом.
Либералам, как партии меньшинства, была необходима поддержка рабочего электората, чтобы выиграть, и выиграть с таким преимуществом, которое позволило бы им освободиться от ирландского кошмара. Появление независимых кандидатов на избирательном поле означало бы для них катастрофу. В трехстороннем состязании они могли потерять голоса и в такой ситуации нуждались не в обычной поддержке, а в альянсе. Лейбористы в лице Рамсея Макдональда готовы были прислушаться к их запросам. В 1903 году Макдональд и Герберт Гладстон, главный «кнут» либералов, тайно договорились о том 33, что либералы не будут притязать на тридцать пять мест в обмен на союзничество членов парламента, избранных от трудящихся. Кейр Харди, с которым никто не консультировался, посчитал соглашение не только предательским, но и излишним. Либералы все равно поняли бы, что без голосов рабочего класса они бессильны, и им пришлось бы обращаться за поддержкой к лейбористам или идти «путем тори»34.
Всеобщие выборы состоялись в середине января 1906 года, растянувшись, как и полагалось, на две недели. Ведущее место занимали все острейшие проблемы последних трех лет: китайское рабство, протекционизм и свободная торговля, школьные налоги, «Тафф Вейл». «Китайцы на холмах Уэллса? – вопрошал риторически Ллойд Джордж: – Боже упаси!» Голоса демагогии и иррациональности укрепили общественную уверенность в том, что пребывание тори у власти слишком затянулось, и этот вывод был справедлив. Народу захотелось перемен, и он получил их.
Либералы победили с гигантским преимуществом. Они вернулись в парламент, имея беспрецедентное большинство мест: 513 против 157. Не все эти места были завоеваны их собственными силами. 53 места принадлежали лейбористам, 29 из которых были выиграны Комитетом рабочего представительства, и они впервые организовались в палате общин в партию с собственными «кнутами». Остальные 24 места принадлежали тред-юнионистам, называвшим себя «либ-лейбами», повиновавшимися либеральному «кнуту» и не смыкавшимися с Лейбористской партией до 1909 года. Эти 53 лейбориста и 83 ирландца помогли либералам завоевать абсолютное и практически несокрушимое парламентское большинство численностью 356 человек. Но и без лейбористов и ирландцев либералы располагали собственным большинством в 220 голосов, что освобождало их от необходимости устанавливать дружеские связи с какими-либо сторонними группами. Впервые они получили то, чего давно добивался Гладстон: эту «ужасную аномалию»35, как выразился один тори, имея в виду либеральное большинство, независимое от ирландского электората.
Достижения лейбористов представлялись еще более впечатляющими ввиду их последствий. Приятель сэра Альмерика Фицроя, потерявшего депутатское место от Ланкашира, объяснял свое поражение возрастанием значимости рабочего движения. Он связывал неудачу не с тарифами или какими-то иными проблемами, а с убежденностью, впервые зародившейся в рабочем классе, в том, что социальное спасение зависит от них самих.
В знак признания появления новой силы на политической арене Джона Бёрнса назначили президентом Совета местного самоуправления, и он стал первым представителем рабочего класса, занявшим государственный пост. «Поздравляю вас, сэр Генри, – написал он в ответ Кэмпбеллу-Баннерману, новому премьер-министру, который и предложил ему эту должность. – Это самое знаменательное из всех ваших назначений»36. После недельного пребывания в рядах правящего класса Бёрнс сказал Беатрисе Вебб: «Я чувствую себя совершенно другим человеком, чем неделю назад». Ему настолько понравилось иметь правительственную должность, что он процитировал сэру Эдуарду Грею строчку из произведения натуралиста Гилберта Уайта: «В июне у черепахи поднимается настроение, и она идет на кончиках своих лапок».
Но для тори это было величайшее поражение на выборах в обозримом времени. Даже Бальфур потерял место в палате общин, как и его брат Джеральд, двое членов его кабинета – Альфред Литтлтон и Сент-Джон Бродрик, его кузен Хью Сесил и, что особенно опечалило журнал «Панч», Генри Чаплин, сквайр Англии, тридцать девять лет прослуживший членом парламента. Все они вновь обрели свои депутатские места во время последующих дополнительных выборов, но пока балом правил «новый демос», наслаждаясь победоносным парламентским большинством.
