Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
325
Осменик — так в Древней Руси назывался сборщик осмничего, то есть торговых пошлин (см.: Ключевский В.О. Указ. соч. VI. С. 146, 164— 165).
326
Татищев подытоживает правление Юрия следующим образом: «Сей великий князь был… великий любитель жен, сладких пищ и пития; более о веселиях, нежели о расправе и воинстве, прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев». По его же словам, киевляне, избивая суздальцев, приговаривали: «Вы нас грабили и разоряли, жен и дочерей наших насиловали, и несть нам братия, но неприятели».
327
К числу наиболее ярких примеров отступления Русской церкви от византийских канонов в этот период относится распространение на Руси культа святого Николая Чудотворца, который стал камнем преткновения в отношениях между Константинополем и Римом. В 1087 г. итальянские купцы силой захватили мощи святого Николая, покоившиеся в Мирах Ликийских (Малая Азия), и вывезли их в город Бари на юге Италии. В 1091 г. папа Урбан II подарил великому князю Всеволоду Ярославичу частицу украденных мощей. В споре Константинополя и Рима за право обладания священной реликвией Русская церковь приняла сторону Рима, учредив наряду с греческим Николиным днем (6 декабря, так называемый «Никола зимний») еще и латинский праздник перенесения мощей святого Николая 9 мая («Никола вешний»). «Приспе день светлаго торжества, град Барский радуется и с ним вселенная вся», — поется в древнерусском тропаре этому святому. «Хотя русские церковники всегда старались заретушировать подоплеку введения праздника «Николы вешнего», — пишет по этому поводу М.Ф. Мурьянов, — этот акт Киева нельзя расценивать иначе, как открытую демонстрацию против Константинополя, как нанесение личного оскорбления патриарху Николаю III Грамматику (1084—1111)» (Мурьянов М.Ф. Русско-византийские церковные противоречия в конце XI в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 221).
328
Характерную оценку русскому христианству дал епископ краковский Матвей: «Не желает упомянутый народ [Матвей пишет о «рутенах» (русинах) Восточной Европы, к которым причисляет и население Киевской Руси] ни с греческой, ни с латинской церковью быть единообразным, но, отличный от той и от другой, таинства ни одной из них не разделяет» (из письма к Бернарду Клервоскому, 1147 г.).
329
Прозвище Клима не может быть истолковано ни как указание на его смоленское происхождение, ибо летопись четко указывает на то, что он был «русин», то есть выходец из Южной Руси, ни как его отчество (от имени Смолята), поскольку наименование монахов по отчеству никак не вписывается в православную традицию. Остается предположить, что Смолятич — это либо намек на схимническое облачение (то же, что «черноризец»), либо характерная черта внешности Клима — иссиня-черные («смоляные») волосы, или глаза, или то и другое вместе.
330
Летописная репутация Клима Смолятича подтвердилась в 1891 г., когда было найдено и опубликовано «Послание Климента к пресвитеру Фоме Смоленскому» (см.: Карташев А.В. История Русской Церкви. Т. 1. М., 2000. С. 210). По единодушным оценкам исследователей, из этого сочинения явствует, что Клим «был блестящим эрудитом, богословом, в совершенстве владел аллегорическим методом толкования Священного Писания и не только прекрасно знал греческий язык и приемы византийской риторики, но был знаком и с так называемой схедографией — высшим курсом византийской грамматики. Полагают, что он получил образование в одном из высших учебных заведений в Византии и именно это дало ему право именоваться «философом» (Карпов А.Ю. Церковная смута в Киеве в середине XII века // Карпов А.Ю. Юрий Долгорукий. М., 2006 // http://www.portal-slovo.ru/rus/history/49/59/. С. 1).
331
Это летописное выражение было понято неправильно уже автором Ермолаевского списка Ипатьевской летописи, который посчитал, что речь идет о Зарубском монастыре в Смоленской земле. И поскольку в летописях упоминается еще один Зарубский монастырь, под Киевом, то в ученой среде и по сей день продолжается дискуссия, в каком из них схимничал Клим Смолятич. Между тем «заруб», в котором пребывал Клим до того, как был приглашен князем на митрополию, конечно же следует понимать смысле «затвора» (или так называемой «великой схимы»), что делает вышеуказанный спор совершенно беспочвенным.
332
Татищев следующим образом воспроизводит аргументы князя: «Церковь осталась без пастыря и начальника правления духовнаго, котораго прежде великие князи, избирая, посылали для посвящения в Константино поль. И ныне избрать в моей воли, но в Царьград к патриарху послать для учинившегося смятения и многих междоусобий в них не можно. К тому же от оных митрополитов посвящения чинятся напрасно великие убытки (имеются в виду подарки и подношения патриарху. — С. Ц.), а паче всего через сию патриархов в Руси власть цари греческие ищут над нами властвовать и повелевать, что противно нашей чести и пользы».
333
Ростовская кафедра в 1147 г., по всей видимости, пустовала, чем только и может объясняться отсутствие ростовского владыки на поместном соборе, обсуждавшем столь важный вопрос, как избрание митрополита. Епископская кафедра в Галиче была образована несколько позже, около 1157 г.
334
Фома, который предположительно был придворным священником Ростислава, по просьбе князя написал письмо Климу Смолятичу, обвиняя его в тщеславии и высокоумии: по его словам, тот «творит себя философом».
335
Много позже, на церковном соборе 1549 г., Нифонт был причтен к лику святых.
336
Основатели христианства и Отцы Церкви учили не предрешать человеческим мнением правосудие Божие. Апостол Павел, например, писал: «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте» (Рим., 12: 14). Татищев, комментируя данное распоряжение митрополита Константина, ссылается также на Иоанна Златоуста, который «лучше сам хотел проклинаем быть, нежели умершего в грехе проклясть, о чем поучение преизрядное оставил, называя проклинание делом безбожным…».
337
По отношению к Юрию оно обычно толкуется в том смысле, что его власть простиралась далеко за пределы Ростово-Суздальского княжества. Следует, однако, принимать во внимание, что «прозвище князя Юрия Владимировича имеет позднее происхождение. Оно появилось в летописании лишь в XV в.: в княжеских родословных, где имело формы «Долгая Рука», «Долгорукый». Происхождение его неясно, известно лишь, что подобное прозвище присваивалось еще двум князьям: родоначальнику Вяземских, потомку Мстислава Великого, князю Андрею Владимировичу (рубеж XIII—XIV вв.) и родоначальнику Долгоруковых, потомку Михаила Черниговского, князю Ивану Андреевичу Оболенскому, жившему в XV веке» (Пчелов Е.В. Генеалогия семьи Юрия Долгорукого // Ruthenica. Т. III. Киев, 2004. С. 71).
338
Раннее ростовское летописание не сохранилось. Отдельные извлечения из него встречаются в Лаврентьевской летописи, ряде летописных сводов XV в., Киево-Печерском патерике и в татищевской «Истории Российской» (см.: Кузьмин А.Г. Феодальная раздробленность Руси в XII — начале XIII века//http://www.portal-slovo.ru/download/history/ Kuzmin7.pdf. С. 24—25).
339
Залесье — южнорусское название Ростово-Суздальской земли, которая для жителей Среднего Поднепровья лежала за Оковским лесом, или Лесной землей (см. с. 238).
340
Как, например, Сарское городище (в окрестностях Ростова) — один из общинных центров мери, возникший в VIII в. и запустевший только к началу XIII в. (см.: Горюнова Е.И. Этническая история Волго-Окского междуречья // Материалы и исследования по археологии СССР. № 94. М., 1961. С. 95—109, 198—205; Леонтьев А.Е. О времени возникновения Сарского городища // Вестник Московского государственного университета. Сер. 8. История. 1974. № 5. С. 73).
341
Повесть временных лет последний раз упоминает мерю под 907 г. Однако неславянское население Ростово-Суздальской земли (уже без этнического названия) фигурирует и в нескольких более поздних статьях летописи, рассказывающих о событиях XI в. Поэтапность процессов ассимиляции мери обусловила наличие нескольких ее археологических групп, каждая из которых соответствует определенному периоду в освоении того или иного района славянами. Так, смешанные славяно-мерянские памятники в Ярославском Поволжье относятся главным образом к IX—X вв., во Владимирской области — к X—XI вв., костромские — к XI—XII вв., (см.: Дубов И.В. Спорные вопросы этнической истории Северо-Восточной Руси IX—XIII веков // Вопросы истории. 1990. № 5. С. 19—20). Впрочем, в отдельных местах славянизация финно-угров затянулась до XIII— XIV вв. (см.: Седов В.В. Восточные славяне в VI—XIII вв. С. 192).
