Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин
Дача Томского в Болшеве находилась рядом с Болшевской трудовой коммуной имени Ягоды, известной всей стране по первому советскому звуковому кинофильму «Путевка в жизнь». Это обстоятельство наверняка вызывало особое раздражение Томского, даже ненависть к погубившему его Ягоде. За свою сломанную жизнь он решил расквитаться с главарями НКВД. Он оставил письмо о принадлежности Ягоды к правой (бухаринско-рыковской) оппозиции. В тот же день 22 августа на дачу Томского бросился Молчанов, но вдова (видимо, выполняя предсмертную волю мужа), скрыла от него письмо, а позднее передала его в ЦК Ежову. Тот, прочитав письмо, воскликнул: «Ай да Мишка, молодец! Это документ огромной важности...»
О компрометирующих Ягоду и верхушку НКВД материалах Ежов доложил находившемуся на отдыхе в Сочи Сталину.
25 сентября 1936 года Сталин и Жданов послали Кагановичу и Ворошилову историческую шифровку за № 1360/ш. В отличие от большинства других шифро гелеграмм ее передали только по каналам партийной связи, не дублируя по линии связи НКВД, чтобы Ягода не узнал ее содержание.
Предлагалось: «...абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года...»
Спустя день Сталин, чтобы успокоить Ягоду, предложил ему новое назначение — наркомом связи: «Наркомсвязь — дело очень важное. Это наркомат оборонный. Я не сомневаюсь, что Вы сумеете этот наркомат поставить на ноги. Очень прошу Вас согласиться на работу в Наркомсвязи. Без хорошего наркомата связи мы чувствуем себя как без рук. Нельзя оставлять Наркомсвязь в нынешнем состоянии. Ее надо срочно поставить на ноги».
Сталин боялся: вдруг Ягода взбунтуется. Ведь в его руках весь аппарат госбезопасности, милиция, внутренние и пограничные войска, охрана членов Политбюро и секретный чекистский спецназ... Надо, чтобы Ягода спокойно ушел из НКВД. Поэтому Сталин пообещал ему новый мундир, краше прежнего.
Ягода хорошо знал любимый метод Сталина — сначала будущую жертву переводили на другую должность, а потом расстреливали. Но каким бы опытным ни был Генрих Григорьевич, он не мог не ухватиться за сталинское предложение, как за спасательный круг. Получилось, что Сталин не окончательно разочаровался в нем, напротив, просит взяться за другое, тоже важное дело, возлагает на него большие надежды.
В тот же день Ягода стал наркомом связи, а Ежов возглавил НКВД. Спецроту немедленно расформировали, а Пепеляева арестовали.
Молчанов понял, что ждать осталось недолго. 28 ноября 1936 года его сняли с должности начальника СПО ГУГБ НКВД и отправили в Минск наркомом внутренних дел Белорусской ССР. Гая-Штоклянда тогда же откомандировали из Москвы в Иркутск — начальником УНКВД по Восточно-Сибирскому краю. Время тянулось в ожидании ареста. 3 февраля 1937 года за ними пришли.
Ежов получил звание генерального комиссара государственной безопасности и стал щеголять в новенькой форме с большой маршальской звездой на петлицах и на рукаве гимнастерки. А Ягода пробыл наркомом связи лишь полгода и не успел скроить себе новый мундир.
Из того Молчанова, которого знали в НКВД, — «темный шатен с простым и приятным лицом, выше среднего роста, крепко сбитый и внешне суховатый» — ежовские костоломы быстро сделали «худого и сгорбленного человека с седой головой, который всего боялся».
Почему Молчанов, хорошо знавший, какая участь его ждет в случае ареста, не застрелился, как еще один выдвиженец из Иваново, начальник 1-го отделения СПО ГУГБ НКВД Исаак Вульфович Штейн? Не сбежал за границу, как заместитель начальника СПО ГУГБ НКВД Генрих Самойлович Люшков? Не инсценировал самоубийство и не укрылся под чужими документами, как нарком внутренних дел Украины Александр Иванович Успенский?
Боялся за семью? Но ее все равно репрессировали. Верил в «длинные руки НКВД», которые достанут и за кордоном? В силу созданного им оперативного учета и розыска, от которого не спастись даже в самых глухих местах Советского Союза?
А может, хотел поторговаться: сохранить жизнь и свободу, получить хлебную должность в обмен на сокровища, найденные в верховьях Ваха и перепрятанные после «несчастного случая с Долгиревым на охоте». Протоколы первых допросов Молчанова, где речь шла как раз об этой «сделке» со следствием, из его дела изъяты.
Судьбой Молчанова интересовался лично Сталин. 2 марта 1937 года на вечернем заседании Пленума ЦК он спросил Ежова: «А как все-таки с Молчановым? Арестован он или нет?» Ежов ответил: «Да, арестовали, товарищ Сталин, сидит, дает показания».
Историк Борис Вадимович Соколов в книге «Наркомы страха» после изучения протокола обыска, проведенного с 25 марта по 5 апреля 1937 года на квартире Ягоды в Кремле, кладовой в Милютинском переулке (дом девять), на его даче в Озерках, в кабинете в здании Наркомата связи, заметил: «Ювелирных изделий в описи почти нет — представлены лишь пятью золотыми часами... Неужели Генрих Григорьевич, собравший неплохую коллекцию антиквариата, к золоту и бриллиантам был абсолютно равнодушен? Вряд ли, — считает Соколов, — тем более что Ягода имел прямое отношение к нелегальной торговле бриллиантами из конфискованных частных церковных и царских коллекций...»
Но драгоценности и валюту Ягода не выдал — это явилось бы лишним доказательством хищения государственного имущества в особо крупных размерах.
Этот факт навел историка Соколова на мысль, что «Ягода где-то устроил тайник». Но где? Например, на даче в Гильтищево под Москвой, на Ленинградском шоссе, куда он любил ездить вместе с Надей-Тимошей. Повариха Ягоды Агафья Сергеевна Каменская показала: «Ягода приезжал в Гильтищево обычно днем... С ним всегда бывала Надежда Алексеевна, молодая красивая женщина».
