Вера Бокова - Повседневная жизнь Москвы в XIX веке
В середине века обращал на себя внимание сад «Венеция» при одноименной гостинице на углу Мясницкой и Милютинского переулка. Летом здесь чуть не каждый день играл на горке в беседке военный оркестр и давались представления в деревянном театре. В палатках, расставленных по саду, были накрыты столы для публики, а для желающих существовали различные увеселения, к примеру «высокая, гладкая мачта, намазанная салом, на вершину которой, к горизонтально прикрепленному обручу, привешивались рубахи, сапоги, платки и другие вещи. Желающие карабкались вверх по мачте, но редко кому удавалось снять что-нибудь из этих призовых вещей; большею частью съезжали с мачты с пустыми руками, не добравшись до ее вершины»[417]. На Калужской улице был одно время известен сад купцов братьев Жемочкиных, где давались представления по воскресеньям и в праздники; на Щипке был быстро закрывшийся сад Мартыновой и др.
В 1858 году, когда по России путешествовал знаменитый французский писатель Александр Дюма (отец), в его честь был устроен праздник в увеселительном саду «Эльдорадо», находившемся недалеко от Бутырской заставы, между улицами Тихвинской и Бахметевской (нынешней Образцова; теперь на этой территории располагается Московский институт инженеров железнодорожного транспорта). Праздник назывался «Ночь графа Монте-Кристо». Программа обещала «оркестр музыки» под управлением Джона Виллиама фон Ранкена, тирольских певцов из Инсбрука, цыганский хор и «два хора военной музыки», а также «спуск воздушных шаров и карикатур, некоторые из которых осветятся бенгальскими огнями», иллюминацию, электрическое освещение пруда и — «в заключение блистательный фейерверк из 12 перемен и освещение сада бенгальскими огнями». Основным «гвоздем» вечера, вход на который стоил 1 рубль серебром («дети платят половину»), был сам великий француз. Он любезно откликнулся на приглашение антрепренера и, как язвила тогдашняя газета, был «показываем за деньги»: «целые три часа публика любовалась зрелищем, как сидит Александр Дюма, как ест и пьет Александр Дюма, как смотрит фейерверк и, наконец, как уезжает Александр Дюма»[418].
Одним из самых известных и наиболее долговечных был в Москве «Корсаков сад», возникший на территории усадьбы бывшего екатерининского фаворита Ивана Николаевича Римского-Корсакова (остатки принадлежавшего ему городского дома до сих пор украшают Тверской бульвар). Сад находился недалеко от Самотеки, между Селезневкой и Божедомкой (нынешней Делегатской улицей), где сейчас Самотечные переулки, занимал территорию в восемь гектаров и имел два проточных пруда (верхний был площадью в один гектар) и всевозможные затеи — павильон «храм Екатерины» с мраморной статуей великой императрицы, храм с бюстом Александра I, аллею со статуями других русских монархов, оранжереи и пр. На протяжении большей части девятнадцатого века сад снимали различные антрепренеры; ему давались разные названия, но в московском обиходе он всё был «Корсаковым».
С 1824 года сад назывался «Эрмитажем» и содержателем его был француз Борегар. В то время здесь устраивались гулянья с музыкой и фейерверком, на который продавались билеты (на «первые места» — по 2 рубля, на «вторые» — по «105 копеек медью»). Сам Самотечный пруд, на котором были устроены фонтаны и дорожки, пытались тогда превратить в место прогулок для местных жителей, но это как-то не привилось.
В начале 1840-х сад перешел в руки нового антрепренера, тоже француза, Мореля, и стал называться «Элизиум». Летом по воскресеньям он открывался в 3 часа дня, представление начиналось в половине пятого. Вход стоил 30 копеек серебром, дети проходили бесплатно.
Сад в это время славился великолепными концертами: в нем выступали лучшие в то время струнные оркестры — под управлением Сакса (того самого, который потом прогорел на садовом бизнесе), другой, знаменитый в Европе — под управлением Гунгля. Показывали вольтижировку, акробатику, фокусы и комические пантомимы — какой-нибудь «Арлекин в самоваре с превращениями-метаморфозами». Выступал цыганский хор Петра Соколова. Одно время показывалась знаменитая Юлия Пастрана — испанская танцовщица, так густо заросшая волосами, что в начале своей карьеры рекламировалась, как «женщина-обезьяна». Она плясала на сцене качучу, но привлекала публику главным образом необычной внешностью. В «Корсаковом саду» она делала Морелю большие сборы и приглашалась им на гастроли лет десять подряд.
«Потом появился здесь одноногий танцор Динато, он выделывал какие-то замысловатые для одноногого прыжки. Но больше всего наделал шума „герой Ниагары“ — Блонден, канатоходец. Он, говорили, по канату перешел знаменитый водопад Ниагару. Здесь он ходил через пруд на туго натянутом канате на высоте 120 футов (около 40 м). Блонден носил на себе человека, брал стол и стул, устанавливал их на канате и завтракал там, ходил с завязанными глазами, надевал на ноги корзинки и с ними бесстрашно ходил по канату»[419]. Помимо всех этих чудес важной приманкой сада был великолепный ресторан, в котором шеф-поваром трудился француз Л. Оливье (создатель знаменитого салата).
При Мореле «сад был особенно посещаем избранной публикой…: здесь даже в зимнее время в устроенном зале воксала давались концерты, на ледяных горах забавлялась аристократическая публика»[420].
После Мореля в «Корсаковой саду» было несколько неудачных антреприз, а в 1880 году он попал в руки талантливого актера и антрепренера Михаила Валентиновича Лентовского, был вновь переименован в «Эрмитаж» (на сей раз название прижилось и закрепилось) — и это было лучшее его время.
При Лентовском сад был реорганизован и благоустроен. На большом пруду устроили эстраду для музыкантов, связанную с берегом изящным мостиком. Множество аллей, пестрых цветников, таинственных беседок, поэтических скамеек на берегах прудов, водяных фейерверков круглые сутки привлекали в сад Лентовского разного рода публику — семьи с детьми, простонародье, аристократию, деловых людей, кутящую молодежь, студентов, кокоток Вечерами все пространство сада было залито огнями иллюминации и превращалось в настоящее сказочное царство. В саду, как положено, играли оркестры, пели хоры, гастролировали коллективы венгерских цыган, американских негров. На Скоморошьем кругу работали дрессировщики, на открытой эстраде — фокусники и чревовещатели. Здесь можно было видеть воздухоплавательницу Леону Дар, которая поднималась вместе с шаром, держась зубами за трапецию, подвешенную под шаром, «и „человека-рыбу“, который, лежа в большом стеклянном ящике, наполненном водой, курил папиросу»[421]. Устраивались также соревнования по бегу на призы, причем состязались не только мужчины, но и женщины, что в то время было внове.
Особенно потрясало воображение любимое детище Лентовского — «Фантастический театр». В числе его посетителей были будущий великий режиссер К. С. Станиславский и писатель А. П. Чехов, оставивший такое его описание. «Вообразите себе лес, — писал Чехов. — В лесу поляна, на поляне… возвышается более всех уцелевшая стена стариннейшего, средневекового замка. Стена давно уже облупилась, она поросла мхом, лебедой и крапивой…. От той стены к зрителю и в стороны идут более и совсем уже развалившиеся стены замка. Из-за развалин сиротливо и угрюмо выглядывают деревья… Они высушены временем, голы. На площадке, которая окружена развалинами и была прежде „полами“ замка, заседает публика. Пересечения стен и разрушившихся простенков изображают собою ложи. Вокруг замка рвы, в которых теряются ваши глаза. Во рвах разноцветные огни с тенями и полутенями…» Ставились в «Фантастическом театре» масштабные и соответствующие обстановке оперетки и феерии (и оперетки-феерии) со всякими спецэффектами, а также мелодрамы-«триллеры», от которых, по выражению Чехова, «мурашки и мелкая дрожь вволю бегали» по спинам зрителей «от их затылков до пят»[422]. На сцене рокотали водопады, злодеи падали в пропасти, с луны прилетало ядро с пассажирами. «Идет трюковая вещь „Казрак“, — вспоминал В. А. Нелидов, — где человек то на крыше, то под полом, то здесь, то там. „Маг“ (Лентовский) для этой цели выписывает из-за границы знаменитейшего акробата и так его окружает, что получается подлинное впечатление чего-то сверхъестественного»[423].
Между прочим, сад Лентовского находился в ближайшем соседстве (через улицу и два забора) от Московской семинарии и служил для будущих священнослужителей постоянным источником соблазна. В семинарском саду был курган (он и сейчас сохранился), и после вечерней молитвы семинаристы, вылезши через окно, забирались на него и полночи наблюдали за садовыми увеселениями и слушали музыку. Еще больше было видно, если перелезть через свой забор и смотреть в щелочку эрмитажного.
