Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941
Процессы в центре дополняли процессы и групповые дела на местах. Посредством физического истязания подследственных фабриковались фальсифицированные обвинения, протоколы допросов готовились следователями заранее по однотипным стандартам. Пережившие кампанию 1939 г. работники органов НКВД на допросах, проводившихся в 1950-е гг., признали, что в 1937–1938 гг. существовал приказ НКВД о составлении подлинников протоколов только на пишущей машинке. «Во исполнение этого требования, – признал бывший врио начальника 4-го отдела Управления НКВД по Западно-Сибирскому краю К.К. Пастаногов на допросе 24 августа 1955 г., – черновики протоколов допроса следователями, допрашивающими арестованных, велись небрежно, зачастую карандашом, затем передавались в машинное бюро и после отпечатывания теряли значение подлинников и, видимо, уничтожались. Отпечатанные же экземпляры давались на подпись арестованным, считались подлинными и приобщались к следственным делам. Имели место случаи, когда арестованные вносили поправки в отпечатанный текст. Показания отдельных арестованных стенографировались и расшифрованные стенограммы в отпечатанном виде давались на подпись арестованному и приобщались к его следственному делу. Когда же следователь писал протокол допроса чернилами и по установленной форме, они приобщались к следственным делам, но этого, как правило, от следователя не требовали». К.К. Пастаногова дополнил А.Ф. Григорьев, сотрудник 4-го отделения 3-го отдела Управления НКВД по Западно-Сибирскому краю, на допросе 24 декабря 1955 г.: «...Что мы писали в протоколах допроса, какие факты вносили в протокол, никто не проверял и не требовал этой проверки. Правда, были случаи, когда протоколы Эденбергом (начальник отдела. – И.П.) корректировались, но только с той целью, чтобы придать большую резкость фактам "преступной" деятельности того или иного обвиняемого, других каких-либо замечаний мы не получали. ...В получении подписей обвиняемых на составленных протоколах был весь смысл в то время следственной работы, и все внимание уделялось этому, к этому сводились и все требования руководства отделения и отдела. Поэтому, по-моему, и допускались всеми работниками, в том числе и мною, составление протоколов без обвиняемых, с внесением в них несуществующих данных, так как никто и никогда не делал замечаний на неправильность и необъективность записанных нами показаний»[1133]40.
Арестованные искусственно увязывались между собой, так как оформлялись главным образом групповые дела по 30–40 человек и более, которые в ускоренном порядке рассматривались особыми «тройками». Как правило, «тройки» составлялись из первого секретаря обкома, крайкома ВКП(б) или ЦК компартии национальной республики, начальника соответствующего управления НКВД и прокурора области, края, республики и утверждались Политбюро ЦК.
Одновременно с ликвидацией антисоветских элементов был проведен ряд операций с целью обезопасить себя от «пятой колонны» на случай войны. Постановлением Политбюро от 20 июля 1937 г. предписывалось продолжить репрессии против советских немцев и арестовать всех немцев, работавших на оборонных заводах, часть их выслать за границу. 9 августа Политбюро утвердило приказ НКВД «О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп и организаций ПОВ (Польской организации войсковой). 19 сентября – приказ НКВД «О мероприятиях в связи с террористической, диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев» (бывших работников Китайско-Восточной железной дороги, вернувшихся в СССР после продажи КВЖД в 1935 г.). Была проведена также массовая высылка «неблагонадежных элементов» из приграничных районов. Самой крупной акцией такого рода была депортация с Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан всего корейского населения, проведенная на основе постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 21 августа 1937 г.[1134]41
Операция по ликвидации антисоветских элементов не была завершена в намечавшиеся четыре месяца. 31 января 1938 г. Политбюро утвердило предложение НКВД о дополнительных репрессиях. К 15 марта (по Дальнему Востоку к 1 апреля) предписывалось репрессировать еще 57 200 человек, из них 48 тыс. расстрелять. В этот же день Политбюро продлило до 15 апреля операцию по разгрому так называемых контрреволюционных национальных контингентов – «из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын». Более того, Политбюро поручило НКВД «провести до апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР». С 1 февраля по 29 августа 1938 г. Политбюро утвердило дополнительные к январским лимиты на репрессии еще 89 750 человек[1135]42.
Усилению репрессий способствовали три шифрованные телеграммы: первая от 3 августа 1937 г. за подписью секретаря ЦК ВКП(б) Сталина обязывала секретарей обкомов, крайкомов ВКП(б) и ЦК компартий национальных республик организовать «в каждой области по районам 2–3 открытых показательных процесса над врагами народа – вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы» и осветить суд над ними в местной печати с целью мобилизации колхозников «на борьбу с вредительством и его носителями». Вторая шифротелеграмма за подписями председателя СНК СССР Молотова и секретаря ЦК ВКП(б) Сталина от 10 сентября требовала устроить от 2 до 3 показательных судов над вредителями по хранению зерна, «приговорить виновных к расстрелу, расстрелять их и опубликовать об этом в местной печати». Третья шифротелеграмма от 2 октября 1937 г. за теми же подписями предписывала провести «по каждой республике, краю и области от 3 до 6 открытых показательных процессов с привлечением крестьянских масс и широким освещением процесса в печати», приговорив осужденных к высшей мере наказания в связи «с вредительством и бактериологическими диверсиями» в животноводстве, приведшими к массовому падежу скота[1136]43.
Постановлением ЦИК СССР от 2 октября 1937 г., утвержденным тогда же Политбюро ЦК, для борьбы со шпионажем, вредительством и другими диверсионными актами суду предоставлялась возможность не только приговаривать к высшей мере наказания – расстрелу, но и увеличивать срок заключения от «не свыше 10 лет» до «не свыше 25»[1137]44.
Вакханалия репрессий пошла на убыль только после команды «сверху» – «отступить». Политбюро утвердило постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которое известно как постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. Это классический образец документа сталинского времени. Во-первых, в нем высоко оценивалась роль органов НКВД, которые провели «большую работу по разгрому врагов народа и очистке СССР...». Во-вторых, отмечались «нарушения», которые имели место в этой работе, особенно в ходе проведения следствия. В связи с этим отсекались наиболее одиозные структуры НКВД: постановление предписывало «ликвидировать судебные тройки при областных, краевых и республиканских Управлениях РК милиции»[1138]45.
Традиционную сталинскую политику отступления продолжили такие демонстративные действия власти, как снятие с поста наркома внутренних дел Ежова и назначение 25 ноября 1938 г. нового наркома – Берии. Одновременно были наказаны наиболее зарвавшиеся работники НКВД и выпущены на свободу примерно 327 400 человек[1139]46.
Однако ни постановление СНК и ЦК от 17 ноября 1938 г., ни объявление о построении социализма на XVIII съезде ВКП(б) не означали окончания репрессий. Не изменил и не мог изменить сложившуюся практику действий власти пункт постановления от 17 ноября о том, чтобы «впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого Совещания при НКВД СССР»[1140]47.
Приказом НКВД от 27 декабря 1939 г. во исполнение секретного постановления Совнаркома СССР о превращении территории «вблизи железных дорог» в режимную всем начальникам дорожно-транспортных отделов НКВД предписывалось «немедленно приступить к подготовке изъятия антисоветских и уголовных элементов, проживающих во временных жилых строениях вблизи железных дорог». Из всех этих строений (землянок, «шанхаек», «китаек», как они обозначались в приказе) в полосе двух километров от железных дорог люди выселялись, а сами строения сносились. Такая «чистка» была проведена на 38 железных дорогах СССР (без учета дорог Западной Украины и Белоруссии), включая 64 железнодорожных и 111 оборонно-хозяйственных узлов. Эта операция была фактическим продолжением акции 1937 г., так как составлялись списки «на весь выявленный антисоветский и уголовный элемент» (с использованием следственных и архивных материалов и негласных допросов), и люди, ранее изгнанные из родных мест, но уцелевшие в ходе предыдущей операции, по решениям Особых совещаний насильственно направлялись в «отдаленные местности» и исправительно-трудовые лагеря[1141]48.
