Ирина Карацуба - Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Монархия оказалась на развилке, откуда открывалось три пути. Крайне правые предлагали ликвидировать законодательную Думу совсем (или вовсе ее упразднив или сделав совещательной). Однако правительство и Николаи II опасались взрыва возмущения в стране. Второй путь состоял в признании Думы выразителем воли нации и формировании министерства во главе с «общественными деятелями». Столыпин первоначально склонялся к этому варианту. Но правитель­ство думского большинства — кадетское — было для власти принципиально невозможно. Кадеты продолжали оставаться на полулегальном положении, отказались осудить политический террор и вообще эта партия, как выразился министр финансов Коковцов, «слишком мно­го наобещала крайним левым элементам и слишком явно попала уже в зависимость от них». Возникла идея составить правительство с включением таких лиц, которые хотя и не представляли думское большинство, но пользовались доверием общественности. С таким ка­бинетом, во главе которого предполагалось поставить многолетнего лидера московского земства Д.Н. Шилова, кадеты и даже умеренно левые «элементы» в Думе могли бы найти общий язык. Однако Ши­пов от предложенной чести отказался, мотивировав это тем, что в слу­чае неизбежного конфликта с Думой «этот новый кабинет не может искать поддержки в традициях старого строя и будет поставлен в не­обходимость в самом скором времени... подать в отставку». Он сове­товал образовать кадетское министерство. Тогда, ради продолжения «конституционного эксперимента», Столыпин окончательно выбрал третий путь — путь фальсификации народного представительства.

В первых числах мая 1907 г. начались заседания Совета минист­ров, посвященные подготовке нового избирательного закона. Заседа­ния были столь секретны, что на них даже не велось протоколов. Раз­работка проекта закона была поручена товарищу министра внутрен­них дел С.Е. Крыжановскому. Из трех подготовленных им вариантов Совет министров одобрил тот, который сам автор считал откровенно «бесстыжим». Государь император, подписывая указ, изволил с удов­летворением вымолвить: «Я за бесстыжий».

В пояснительной записке к проекту Крыжановский не без гордос­ти подчеркивал, что проектируемая им система «помимо своей прос­тоты и устойчивости, которую она вносит в результаты выборов, представляет и то еще преимущество, что дает возможность предоп­ределить число представителей от каждого класса населения, устано­вив таким образом состав Думы в соответствии с видами правитель­ственной власти».

Частью эти «виды» были недвусмысленно обозначены 3 июня 1907 г. в Манифесте о роспуске Думы: «созданная для укрепления го­сударства Российского Государственная дума должна быть русскою и по духу. Иные народности, входящие в состав Державы Нашей, должны иметь в Государственной думе представителей нужд своих, но не должны и не будут являться в числе, дающем возможность быть вершителями вопросов чисто русских. В тех же окраинах государ­ства, где население не достигло достаточного развития гражданствен­ности, выборы в Государственную думу должны быть временно при­остановлены». Соответственно, новым выборным законом были пол­ностью лишены представительства в Думе десять среднеазиатских областей и губерний, польским губерниям было оставлено 12 мест из прежних 36, Кавказ посылал теперь 10 депутатов вместо 29. Почти такому же сокращению подверглось представительство крупных горо­дов, жители которых, чаще поражаемые заразой либерализма, как оказалось, были мало расположены к поддержке «истинно русской» политики. Число городов, имевших право прямого выбора депутатов, было сокращено с 26 до 5. Единая прежде городская курия была раз­делена на два разряда, причем в первом разряде, куда попадали круп­ные предприниматели, купцы и домовладельцы, один выборщик при­ходился на 1 тысячу избирателей, а во второй, включавшей городской «средний класс» — плательщиков «квартирного налога», то есть вра­чей, учителей, адвокатов и т.п., — на 15 тысяч.

Главная же перемена в Манифесте не афишировалась и состояла в том, что Дума переставала быть крестьянской. Куриальный меха­низм был на сей раз отлажен таким образом, что абсолютное больши­нство выборщиков, 50,5% (вместо прежних 31%), избирала теперь землевладельческая курия, крестьянская — 22,5% (вместо 42%), а выборы по рабочей курии производились только в 6 промышленных губерниях. Теперь один выборщик по землевладельческой курии при­ходился на 230 человек, по крестьянской — на 60 тысяч, а по рабо­чей — на 125 тысяч. В губернских собраниях выборщиков обязатель­ный депутат от крестьян избирался теперь не самими крестьянами, а всем составом губернских выборщиков, т. е. крестьянский представи­тель избирался поместным дворянством на свой вкус. Неудивительно, что в III и IV Думах крестьяне в значительном числе появились и на правых скамьях.

Состав Думы, избранной по новому закону, находился в резком контрасте с социальной и национальной структурой населения. Дво­ряне, занимавшие 43% думских мест, по переписи 1897 г. составля­ли менее 1% населения. Крестьян в Думе оказалось 15%, лиц свобод­ных профессий — 19,5%, промышленников и торговцев — 7,5%, свя­щенников и миссионеров — 10%, рабочих и ремесленников — 2,5%. По национальному составу Дума вышла, как и мечтал Столыпин, «истинно русской»: 77% депутатов были «великороссами», на долю всех остальных «народностей», составлявших 44% населения империи, досталось 23% мест.

В результате манипуляций с избирательными куриями III Государ­ственная дума давала и совершенно искаженную картину политичес­кого спектра. Левый фланг Думы был слаб и малолюден, там помеща­лось 13 трудовиков и 19 социал-демократов. Левыми в новой Думе оказались 53 кадета, прежде составлявшие думский центр. Господ­ствующее положение в центре занимала фракция «Союза 17 октября» (154 депутата), к которой тесно примыкали 28 «прогрессистов». Зато в Думе впервые образовался мощный правый фланг (147 депутатов). В результате главную задачу столыпинского правления — создание но­вой социальной опоры монархии в лице крестьян-собственников — предлагалось решать Думе с преобладанием дворян-помещиков, раз­мещавшихся на правых скамьях, и представителей торгово-промыш­ленного сословия, составлявших партию октябристов.

В октябристах Столыпин нашел на первое время надежных союз­ников. Программа умеренно-либерального и умеренно-патриотичес­кого «Союза» отличалась неопределенностью, из-за которой газетные остряки нарекли партию «союзом пропавшей грамоты». По существу она сводилась к «развитию и укреплению начал конституционной мо­нархии и установлению тесного единения монарха с народом». В речи на первом всероссийском съезде Союза в феврале 1906 г. Д.Н. Ши­пов так пояснял этот пункт партийной программы: «Мы — искренние монархисты по убеждению; мы видим в конституционной монархии противодействие идее деспотизма олигархии или массы. Монарх — выше всех политических партий, и поэтому свобода и право каждого гражданина наиболее обеспечены при конституционной монархии». Чтобы вполне оценить радикальность этой позиции, надо принять в расчет, что правые партии и сам Николай II не считали, что с появле­нием Думы и Основных законов Россия сделалась конституционной страной (из Основных законов было изъято упоминание о «неограни­ченности» монаршей власти, но осталась ее характеристика как влас­ти «самодержавной»). Октябристы были безусловными сторонникам конституционной монархии и гражданского равенства, но они одина­ково чурались как близоруко-реваншистской дворцовой «камарильи», так и непрактичных леваков — кадетов. Это сближало их со Столыпи­ным; близка к столыпинской была и неразработанная в деталях аграрная программа партии. Важным обстоятельством, обеспечившим возможность такого союза, была готовность октябристов ждать ко­ренных политических реформ до того момента, когда для них возник­нут социальные предпосылки, довольствуясь до тех пор частными ме­рами. Как и Столыпин, они были убеждены, что Россия может стать свободным правовым государством лишь тоща, когда основная масса населения — крестьянство, оценив преимущества частной собствен­ности, поймет ценность свободы и права. До этого, как выражался Столыпин, писаные конституционные права будут лишь «румянцем на трупе». Кроме того, союз Столыпина с октябристами был в значи­тельной степени скреплен «личной унией». С лидером октябристов А.И. Гучковым Столыпин познакомился в апреле 1906 г. в доме сво­его брата, известного петербургского журналиста А.А. Столыпина. Между двумя политиками сразу возникла «дружеская приязнь», и с тех пор они не только переписывались, но и частенько встречались в неофициальной обстановке. В этих приватных беседах они обсужда­ли политические проблемы и вырабатывали тактику совместных действий. В результате октябристы выдали Столыпину карт-бланш и на несколько лет стали «правительственной» партией в отечественном смысле слова: не правительство выполняло волю партии, а партия выполняла волю правительства, за что и получила прозвище «партии последнего правительственного распоряжения».