Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

что Поляки могут не оставить Руснпа и на лекарство (Bogiem swiadcz§, ze na Iekarstwo

Rusina moicm nie zoslawie).

В этих словах, при всей нелепости их ив нравственном и в политическом смысле,

Чернецкий проявил тот сильный нерв, который совершал великия в добре и в зле дела,

соединенные с польским именем. Чернецкий, любимый герой падающей и падшей

Польши, для насъ—герой вредоносного мщения. Он предоставляет в себе самый

печальный результат, к которому две смешанныя

361

нации привело посягательство католической партии на духовныехлебы русские и на

свободу религиозной совести русской.

Сперва междоусобная война в Польше была чисто экономическая, сословная,

социальная; но паписты с одной стороны, а православним с другой—превратили ее в

религиозную, а боль от напесепяых обоюдно ран сделала ее религиозною. Чем дальше

забиралась Польша в лес экономических, общественных, религиозных и политических

недоразумений, тем больше валилось в этом лесу дров, то есть виновных и безвинных

ответчиков за педоразумения с обеих сторон. Теперь передовые люди польские, такие,

как Чернецкий,— большею частью и почти исключительно люди происхождения

русского, свидетельствовались Богом, иначе—давали Богу обетъ—не оставить Русина

и на лекарство, как раз в pendant с козаками, которые в своем разбойном благочестии,

жаждали так вырезать Ляхов, чтоб не осталось на свете и одного. Представитель Руси с

худшей стороны, Хмельницкий, низвел представителей Польши с лучшей до евоего

уровня,—и вот мы видим знаменитого стратегика Еерестечекой воины козакунщйм с

преданными ему смельчаками на поприще козацких набегов, пожогов и резни, по

примеру Перебийпосов, Нечаев, Морозенков.

Теперь паны воевали уже не для того, чтоб открыть .:ебе свободный вход в отнятые

у них козаками владения, а для того, чтоб отомстить непокорной им Руси, стоявшей за

одно. с козаками. Если прежние походы их были только разжиганием национальной

вражды, то с этого времени они делались и разжиганием, и ковкою, и вечным закалом

этой вражды. Судьба велела расторгнутым частям населения Речи Посполитой

поссориться, если возможно, больше прежнего, чтобы никогда уже нельзя было им

соединиться ни во имя папской, пи во имя козацкой республики, а разве только во имя

всеобъемлющей и всепретворяющей в свою суть Российской Империи.

Этот новый период вражды открыл собою Стефан Чернецкий, шляхетский

Косинский или Наливайко. Ему верили 10.000 войска и предоставили свободу

опустошать козацкия займища. Чернецкий отличался уменьем вселять в своих

соратников единодушие. Оп обладал искусством довести боевую шляхту до некоторого

соподчинения. Он мог бы быть великим полководцем и гражданином; но его польское

отечество так измельчало, что не могло уже производить великих деятелей войны и

политики. Все, что ни делали со времен Чернецкого талантливые люди в Польше, не

подпимало её из упадка, напротив, ускоряло крушепие и последних устоев, т. ш. 46

362

В начале 1658 года Чернецкий неожиданно для самих панов появился в

Брацлавщине, и начал истреблять село за селом, местечко за местечком, бросаясь от

одного к другому в противоположные стороны. Нигде не знали, куда направляется

войско, совсем не похожее на то, которое в прежние годы козаки обессиливали своими

разведками. Пощады не было никому. Местечки Самгород, Прилуки, Липовец, Якубец,

Линцы, Борщовка и Погребища были вырезаны, разграблены, выжжены. В короткое

время жолнеры Чернецкого из оборвышей сделались богачами*), а вместе с тем и

героями, в роде наших лыцарей. Подобно тому, как слава козацкая разливалась по всей

Украине, слава жолнерская разлилась по всей шляхетчине: Чернецкий сделался

великою знаменитостью, по плечу своим хвалителям.

Против него выслал Хмельницкий Богуна. Не смел Богун дать ему поля, и, ловко

маневрируя, заперся в Монастырище. Приступ Чернецкого не был похож на все

прежние, как и его быстрые передвижения. В горячем бою на валах пал знаменитый

сотник Дрозденко. Уже пылал замок в Монастырище; уже ломились жолнеры в окопы;

но пула пробила обе щеки Чернецкому, задев и поднебенье. Он едва не захлебнулся

кровью. Его вынесли из боевой толпы полуживого. Очнувшись и узнав, что местечко

не взято, начал он плевать с досады кровью; но дело было проиграно невозвратно. Дав

камертон войны новой, чисто руинной, Чернецкий отступил, и, до своего излечения,

расположил жолнеров над Случью.

Не все, однакож, восхваляли подвиги шляхетского Нечая. Литовскийканцлер

отнесся к нему сурово. * Король" (писал он), „неизвестно, по чьему совету, выслал

10.000 наших против Козаков, чтоб нападали на них зимою; но напрасна была эта

королевская импреза: ибо экспедиция не иной принесла результат, как тот, что хлопов

наших разогнали, провьянты, которые могли бы пригодиться нам в последствии,

переели, лошадей замучили и сделали к дальнейшей войне неспособными, и ничего не

сделали, как только край наш опустошили, и вернулись назад. Да и от самого короля

слышал я, что еслиб они поймати одного значительного бунтовщика, то предпочли бы

взять 10.000 злотых, нежели, имея уже в руках, продолжать осаду“.

*) Аноним пишет: „Zolnierz or.lioczy, а przy szezesciu srozyli sie, dostatkow wiele

narabowali, у % ubostwa przyszli do fortuny”.

.

363

Но, не смотря на свое распоряжение, которого нелепость показал результат, и на

порицание со стороны людей, во всяком случае, достойнейших его самого, Ян Казимир

продолжал говорить языком Чернецкого, что делала и вся его клика. Слово козаки

заменилось у них словом Гусь, а Русь долженствовала быть уничтожена так, чтобы в

ней некому было воевать против Поляков. С этою целые, в конце марта, созван был в

Литовском Бересте генеральный сейм, на котором было предположено котит козацкую

войну. Но от слова до дела у панов было всегда большое расстояние; а между тем

Хмельницкий продолжал свою кровавую интригу. Он отправил сына к невесте,

ужасавшейся прихода жениха, и Луцуд на этот раз не смел ослушаться „свирепого

пьяницы“, как справедливо называли Хмельницкого паны. Свадьба была совершена

торжественно, и Тимко вернулся с женой гоеподаровной в Украину. Чем чорт не

шутит?

Украинский хамелеон менял свой вид и тон беспрестанно, смотря по своим

обстоятельствам, вечно рискованным. С людьми московскими он играл также

несколько противоположных ролей. Давая Москалям понять, что, если захочет,

изломает Москву, он покрывал угрозы свои известным всему свету пьянством; а

погубив на Батоге польскую силу, послал к царю войскового судью Богдановича с

низкИМИ поклонами, чтобы великий государь умилосердился над козаками, ы велел

принять их под свою высокую руку. Довернув теперь в турецкую сторону

выразительнее прежнего, он заметал лисьим хвостом свой след перед силою, которая

пугала его с самого начала козацкого бунта.

Зато Москва выдержала до конца характер нации, крепкой не одной ратною силою.

Она молча выслушала донесение Богдановича о Батоге, о королевском посольстве, о

приготовлениях короля к войне. Не высказалась Москва и в ответ на уверения Козаков

что хоть бы им и всем пришлось помереть, а за православную христианскую веру и за

святые Божии церкви будут стоять, и в .,унеюсс не отдадут. Не поразила ее удивлением

и похвальба Хмельницкого, что у него до 300.000 Козаков, кроме Орды. Она знала, что

в то самое время, когда Богданович напевал ей в уши про Божии церкви да

православную христианскую веру, другой козацкий посол стлал под ноги турецкому

султану древние русские области.

Выжидая по-прежнему времени для наступления на Польшу без нарушения своего

достоинства относительно козатчины, царь прислал к Хмельницкому и всему

Запорожскому Войску стольника Лихарева

364

.

заявить им, что он, ради православной христианской веры и святых Божиих

церквей, хочет междоусобье их с Поляками успокоить миром чрез великих своих

послов.

Хмельницкий рассыпался перед царем в благодарениях через своих посланников,

Бырляя и Мужиловского, и жаловался царю, что Поляки в правде своей никогда не

стоят: обещают прислать полюбовную коммиссию, а между тем готовят против него

войско; поэтому просил он у царя такой милости, чтоб он, ради православной

христианской веры, принял его со всем Запорожским Войском под свою высокую руку,

и учинил козакам на их неприятелей, Поляков, помощь „думою и своими ратными

людьми". А к ним де писали .и присылали много раз турецкий султан и крымский хан,