на других. Епископы прямо от своего лица не решились предложить слово όμοούσιος собору, потому что боялись бесконечных споров. Они знали, что слово это в кругах арианских встречало множество неприязненных возражений. Ариане могли говорить, и, по-видимому, с правом, что это слово не должно быть принято, потому что его нет в Писании[68], потому что оно будто бы ведет к савеллиавизму, сливавшему Троицу в единицу[69], потому что оно вносит материальные представления в понятие Божества[70], когда указывается единство природы Сына и Отца и пр. и пр. Провозгласивши термин ομοούσιος устами императора, епископы православные достигли двух целей. С одной стороны невидно, чтобы партия арианская встретила провозглашение его спорами и возражениями. Достоверно известно, что на самом соборе выставлено было против олова ομοούσιος только одно последнее из указанных нами выше возражений, каких следовало ожидать. Именно возражали, что понятие ομοούσιος вносит материальные представления в сущность Божества, говорили: «единосущным называется то, что есть из чего-либо другого, как напр. два или три золотых сосуда из одного слитка»[71]. Были ли делаемы и другие какие возражения, неизвестно; если и были, то авторитет императора должен был сдерживать горячность оппонентов. На основании показаний Евсевия можно догадываться, что прения по поводу слова ομοούσιος имели характер тихий и уступчивый[72]. Одна цель была таким образом достигнута епископами. Достиглась и другая. Термин ομοούσιος положено было собором внести в символ. Вражда партий замолкла, епископы арианские склонились, куда склонился сам император. Эта одна поправка к символу Евсевия разом изменила всю физиономию предложенного им вероизложения. Но торжествующая партия православных не ограничилась одним этим. Пользуясь уступчивостью оппозиционных епископов, она борется пере- смотреть весь символ Евсевия и улучшить его. Найдено было необходимым поправить, пополнить, а частично и сократить символ Евсевия. После этой переделки Евсевий едва мог узнать свой символ. Так отцы поясняют в этом символе те выражения, которые могли давать место произвольным толкованиям. И вот не совсем определенное выражение Евсевия о происхождении Сына Божия от Отца добавлено словами: «от Отца, то есть из сущности Отца
(τουτέστιν εx τής o ύσia ς τοΰ πа τρός). Признали также нужным в предотвращение возможных перетолкований уяснить и другое выражение Евсевиева символа. Слова: «Бога от Бога» добавлены и точнее изяснены новою формулою: «Бога истинного от Бога истинного»
(ϴе όи αληθινόv έx ϴ εοΰ άληθινοΰ), потому что и ариане почитали Сына Божия Богом, но не по существу, а только по имени[73]. Правда, ариане возражали и против выражения: Сын — истинный Бог; но их возражения не были сильны, покоились на софизмах. Далее, — как мы сказали, — некоторые выражения выпущены из символа Евсевия; так исключены слова: «каждый из них имеет свое бытие; Отец есть истинно Отец» и т. д., потому что эти определения, наводящие на мысль о взаимно себя исключающем, раздельном бытии лиц св. Троицы, после того как утверждена истина о самом близком единении Отца и Сына, сделались излишними[74]. Сделаны были и другие изменения в символе. Вследствие этих поправок и изменений символ Евсевия решительно потерял свой первоначальный характер. И стремление Евсевия Кесарийского и его приверженцев доставить торжество такому символу, который бы по общности своих выражений нравился православным и удовлетворял ариан, окончилось неудачей. Партия православных вышла победоносною. Символ Евсевия по рассмотрению его собором принял иной вид, не двусмысленный. Этого мало. Собор приложил к символу анафематствование, которое объясняло, куда клонились выражения, вне- сенные в вероизложениe, так чтобы не оставалось и тени сомнения и возможности кривотолков. Анафематствование гласило: «говорящих, что было (время), когда не было Сына, что Он не существовал до рождения и произошел из не сущаго, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие из иного существа, или сущности, или что Он создан, или преложим, или изменяем, предает анафеме кафолическая церковь»[75].
В полном своем виде Никейский символ читается так[76]:
Πιϭ τεύομεν ἐις ἓ να θεὸν πατέρα παντοх ράτορα, πάντων τε ὁράτων х αὶ άοράτων ποητήν. Καὶ έις ἓ να х ύρι ον ᾿I ησοῦν Χριστόν τ ὸν υἱὸ ν τοῦ θεοῦ, γεννηθέντα ἐх τοῦ πατρὸς μονογενῆ, τουτέϭ τιν ἐх τῆς ούσίας τοῦ πατρό ς, θεὸν ἐx θ εοῦ, φῶς ἐх φωτός, θεὸν άληθι νον νx θ εοῦ αληθινοῦ, γεννηθέντα, οὐ ποιηθέντα, ὁμo ούσιον τῷ πατρί, δί οὑ τὰ πάντα ἐγέv ετo, τά τε ἐν τῷ ούρανῷ х α ὶ τὰ ἐν τῆ γῇ τὸν δἰ ἡμᾶ ς τούς ἀνθρώπους х αὶ διὰ τὴν ἡμετέραν σωτηρίαν x ατελθόντα χαὶ σαρx ωθέντα, ἐνανθρωπήσαντα, παθόντα x αὶ ἀva στάντα τῇ τρίτῃ ἡμέρα, ἀνελθόντα εἰς οὐρανούς, х α ὶ ἐρχόμενον x ρίναι ζῶντας х α ὶ νεx ρούς. Καὶ εὶς το ἅ γιον πνεῦμα. Τούς δὲ λέγον τας , ἥ ν ποτε ὃ τε o ὐх ἥ ν, х αί πρὶν γεννηθῆναι οὐχ ἥv, х αί ὃ τι ἐξ οὐx ὂ ντων ἐγένετο, ἢ ἐξ ἑτέρας ὑποστάσεως ἢ οὐσίας φάσх οντας εῖναι, ἢ x τιστὸν ἢ τρεπτὸν ἢ ἀλλοιωτὸν τὸν υἱὸν τοῦ θεοῦ, ἀναθεματίζειν х αθ ολιχὴ ἐxx λησία.
Догматическая деятельность первого вселенского собора достигла вожделенного конца. Возвышенная истина о совершенном Божестве Сына Божия была провозглашена на все века.
Все епископы собственноручными подписями выразили свое согласие с символом Никейским. — Исключение составляли немногие. Двое египетских епископов отказались подписать Никейский символ[77]; а Евсевий Никомидийский и Феогност Никейский, подписав символ, отказались скре- пить своей подписью анафематствование, приложенное к символу[78].
Почти все епископы собора Никейского подписались под символом, но с каким расположением? Приняли ли они его всей душей, всем сердцем? Что касается до партии епископов православных — это, несомненно, так. Но нельзя того же сказать о группах богословов арианствующих, бывших на том же соборе. Эти последние присоединили свои подписи к символу неискренне, лицемерно, лишь для того, чтобы покончить дело, которому они не сочувствовали. Церковный историк Руфин прямо замечает, что одни из епископов приняли символ с «полною искренностью» (veritate), другие же «лицемерно» (simulatione)[79]. То же самое подтверждает и Феодорит. По его словам, «на вселенском соборе Никейском вместе с православными подавали голос и приверженцы Ария и подписались под изложением веры апостольской, но потом продолжали нападать на истину так сильно, что тело церкви распалось»[80]. Какие же именно епископы, участвовавшие в соборе Никейском, отнеслись так недобросовестно к подписанию символа Никейского? Таких было много. Между ними первое место занимают епископы строго-арианской
