Владимир Егоров - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

Говоря о крупных сражениях Средневековья, нельзя не признать, что российская и советская ис­ториография не может похвастаться объективностью и непредвзятостью оценок их значения. Достаточно вспомнить Окуневское и Кондурчинское сражения. Наверняка большинство читателей о таких слыхом не слыхивали.

Наши летописи настолько обходят молчанием бит­ву на реке Окуневке близ Мозыря, что даже доподлин­но не известен год, когда она состоялась. Западнорус­ские летописи относят ее то ли к 1259-му, то ли к 1270му или 1271-му, то ли к 1275-му или 1276 году. Также точно не ясно, кто возглавлял татар: темник Балаклай или хан Курдан. Ни то, ни другое имя не встречают­ся в других источниках, если не считать Хронику Быховца, в которой титул казанского хана балтавар про­писан как балаклай. Так что достоверными имеющие­ся данные об Окуневском сражении назвать вряд ли можно. Тем не менее, согласно западнорусским лето­писям, на Литву пришло объединенное татарское вой­ско Заволжской, Ногайской, Казанской и Крымской орд. Возможно, здесь мы имеем дело со свойствен­ным нашим летописям преувеличением численности татарских войск, но, если дыма не бывает без огня, то сила на Литву навалилась немалая. К тому же, влади­мирский летописец, вскользь упоминая какой-то ор­дынский поход примерно того же времени на Литву, вроде бы включает в татарское войско неких «русских князей», из чего можно предположить, что в похо­де принимали участие, добровольно или по принуж­дению, войска Владимиро-Суздальского княжества. Этой силе Литва противопоставила свое объединен­ное войско, в котором под общим командованием Новогрудского князя Тройняты Скиримонтовича собра­лись князья Карачевский и Черниговский, Туровский и Стародубский, Киевский и Друцкий, Луцкий и Во­лынский. Вряд ли Окуневскую битву можно назвать, как это делает Е. Макаровский[6], битвой народов – на­родов как таковых в ней принимало участие раз-два и обчелся, зато перечислено несколько орд и, самое главное, много русских княжеств с обеих сторон ордынско-литовского пограничья. Так что, судя по имею­щимся данным, это была крупная битва, возможно не уступавшая по масштабу той же Куликовской по сце­нарию «Руси защитник», но, в отличие от нее, дейст­вительно освободившая от татарского ига значитель­ную часть тогдашнего Великого княжества Литовского и прежней Киевской Руси, территориально соответст­вующую нынешней юго-восточной Беларуси.

Сражение 18 июня 1391 года на реке Кондурче в нынешней Самарской области между Мавераннахром и Золотой Ордой или, в персонифицированном виде, между Тамерланом и Тохтамышем, вне сомнений было одним из величайших сражений своего време­ни. Эта трехдневная битва, в которой, по некоторым оценкам, с обеих сторон принимало участие до четы­рехсот тысяч человек, вроде бы не должно было ос­таться незамеченным в северо-восточной Руси, кото­рая фактически входила в Золотую Орду, тоже, весьма вероятно, принимала участие в битве на стороне Тох­тамыша и, соответственно, была в числе потерпевших там сокрушительное поражение. Однако ни наши ле­тописи, ни российская историография внимания это­му событию не уделили. Может быть, именно вследст­вие поражения, а может быть, из-за того, что на самом деле никак эти сражение и поражение не отразились на Руси. Просто в очередной раз сгинули на чужбине непонятно за что русские ратники, а в Золотой Орде сменился хан – вполне рядовые события. В боль­шей степени сражение на Кондурче затронуло, как ни странно, Великое княжество Литовское, куда Тох­тамыш бежал после череды поражений, последовав­ших за кондурчинским, и тем самым втянул его в вой­ну с Ордой Едигея и Тимур-Кутлуга. Эта война, как мы знаем, закончилась для Литвы форменной катастро­фой на Ворскле.

Предание гласности этих двух и других так же за­молчанных нашей историографией сражений неиз­бежно принизило бы Куликовскую битву. Однако не­когда огромный куликовский айсберг продолжает ус­пешно таять и вдали от вод Окуневки и Кондурчи.

Представление учеными Татарстана Мамаева по­боища как локальной феодальной разборки по-сво­ему развили два профессиональных российских ар­хеолога: начальник Верхне-Донской археологиче­ской экспедиции Государственного исторического музея М. Гоняный и руководитель Военно-историче­ского отряда этой экспедиции, непосредственно про­водивший изыскания на Куликовом поле, О.Двуреченский. По их сценарию, оба участвовавших в Кули­ковской битве войска были конными и относительно небольшими. В московском войске – никакого на­родного ополчения, только воины-профессионалы: княжьи служилые люди и какие-то «городовые пол­ки». Авторы обосновывают свой сценарий скоростью движения московского войска от Коломны до Кули­кова поля. По их мнению, за 24 дня марша (с 15 ав­густа по 8 сентября) пешком или на повозке сложно преодолеть такое расстояние. Наверное, у археоло­гов какая-то своя арифметика, которая с общечело­веческой явно не в ладах. На самом деле московское войско прошло, согласно одним источникам, прибли­зительно полтысячи километров (от Москвы до Кули­кова поля) за 24 дня, а по другим – порядка 200 ки­лометров (от устья Лопасни до Дона) за 11 дней, что в обоих случаях дает средний дневной переход около двадцати километров. Реально пешком в день мож­но проходить в полтора-два раза больше. Как видим, темп марша – отнюдь не галоп, он вполне пешеход­ный и еще оставляет пехоте достаточно времени на привалы и отдых. Так что войско Дмитрия Донского не было обязано следовать сомнительной арифмети­ке Гоняного с Двуреченским и вполне могло включать пеших ополченцев. Точно так же пехота, в том числе и генуэзская, вполне могла входить в состав Мамаева войска, ведь его сугубо конный характер доказывает­ся по той же археологической арифметике и, самое поразительное, на основании... все той же скорости движения московского войска! Дальше больше. Если на коней оба войска были дружно посажены хоть с каким-то, пусть липовым, основанием, то их числен­ность – от пяти до десяти тысяч как с той, так и с другой стороны – М. Гоняный и О. Двуреченский на­зывают откровенно с потолка, но зато вполне в рус­ле концепции о типичной феодальной разборке ме­стного значения с типовым для того времени числом ее участников. На том же потолке их, не стесняемое классическим сценарием воображение, рисует карти­ну боя: «Битва длилась три часа... Однако три часа непрерывно рубиться невозможно... Пятнадцать ми­нут – вот нормальная продолжительность схват­ки. Скорее всего, было именно так – слетались сто на сто или пятьдесят на пятьдесят всадников, руби­лись, кто-то падал, и разъезжались, на смену им вы­езжали другие». Эдакая картинка рыцарского турни­ра, словно вышедшая из-под пера В. Скотта. Не хва­тает только трибун со зрителями и прекрасной леди Ровены, чей поцелуй стал бы наградой победителю и лучшим бальзамом на раны. К этому остается только добавить предположение, что такой сценарий родил­ся у археологов Куликова поля как прямое следствие бесплодности их многолетних личных усилий по по­иску на нем ощутимых следов великого побоища.

Вот так громада куликовского айсберга со стоты­сячными ратями истаяла у М. Гоняного и О. Двуреченского до небольшой льдины-ристалища, дрейфующей в сильно потеплевших водах альтернативной исто­рии с решившими потешиться конными дружинами и экипажем Военно-исторического отряда Верхне-Донской археологической экспедиции в качестве зрите­лей. Этот небольшой оставшийся на льдине экипаж под гордо реющим российским триколором из по­следних сил защищает останки некогда великой свя­тыни: «Вот только не надо спрашивать, была ли бит­ва! Эту любимую тему псевдоисториков оставим без комментариев. Достаточно сказать, что сле­ды этой битвы обнаруживаются во многих памят­никах культуры, в том числе далеких от России: на Ближнем Востоке (в сказаниях о Тимуре), на Балканах (в сербском народном эпосе). А перекрестная ссылка всегда правдива, потому что источники друг от дру­га не зависят». При всем уважении к археологии и со­страдании к дрейфующим на тающих льдинах архео­логам, откровенного вранья мы им не простим – еще как зависят!

Неужели Гоняный с Двуреченским будут всерь­ез утверждать, что какие-то акыны, авторы «Сказа­ний о Тимуре» и непонятно каким образом забред­шие на Дон сербы были очевидцами побоища? А ес­ли не были, то какова цена всех этих «следов далеких от России памятников культуры»? Да грош им цена в базарный день. Весьма показательный пример «прав­дивости перекрестной ссылки» дает хроника Дитмара Любекского, не акына, заметим себе, не бродячего серба, а «профессионального историка» своего вре­мени-монаха-хрониста, практически современника Куликовской битвы. В своей хронике он пишет: «В то же время была там великая битва у Синей Воды ме­жду русскими и татарами, и тогда было побито на­роду с обеих сторон четыре сотни тысяч; тогда рус­ские выиграли битву: Когда они хотели отправиться домой с большой добычей, то столкнулись с литов­цами, которые были позваны на помощь татарами, и взяли у русских их добычу, и убили их много на поле».