Владимир Егоров - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

Вероятно, эта идея родились из удивительной свойственной нашему мироустроению повторяемости всего и всея. Особенно наглядно и доступно она про­является в регулярном чередовании фаз луны и се­зонных изменений. В этом чередовании изощренный человеческий ум усмотрел и более сложные кален­дарные циклы. Например, в юлианском календаре со­отнесение дней недели дням месяцев в точности по­вторяется с периодом 28 лет, а в григорианском пол­ный цикл растягивается аж на четыре столетия. Так же циклично, в вековом масштабе, крутится история в Но­вой хронологии, замыкая витки бесконечной спира­ли событий в нечто наподобие ленты Мебиуса. Из-за этой цикличности в определенных проекциях проис­ходят всякого рода совмещения и наложения. Одно из частных совмещений Новой хронологии напрямую за­трагивает нашу тему и радикально решает проблему взаимоотношений между великим князем Московским Дмитрием Ивановичем и золотоордынским ханом Тох­тамышем. Точнее, она ее вообще устраняет. Дело в том, что укорочение всемирной истории у А. Фоменко по­путно сокращает общее число действующих на ее сце­не персонажей, в результате чего оказывается, в част­ности, что Дмитрий Донской и Тохтамыш – это вообще одно и то же лицо. Из такого неожиданного совмеще­ния проистекают многие удивительные вещи.

Во-первых, в Новой хронологии бедолаге Мамаю не пришлось напрягаться и выдерживать с полуго­дичным перерывом две тяжелейшие битвы: осенью

1380  года на Дону с Дмитрием-Тохтамышем и весной года на Калке с Тохтамышем-Дмитрием. Впрочем, легче ему от этого, по-видимому, не стало. Во-вторых, чтобы в 1382 году Тохтамыш-Дмитрий не сжег Москву Дмитрия-Тохтамыша, то есть свою собственную столи­цу, авторам Новой хронологии пришлось постулиро­вать, что никакой Москвы тогда еще не было, и Кули­ковская битва состоялась как раз в том чистом поле, впоследствии названном Куликовым, где Тохтамыш-Дмитрий в ознаменование победы над Мамаем зало­жил будущую столицу России. В-третьих, князь Дмитрий-Тохтамыш во время Куликовской битвы и наше­ствия на свою собственную несуществующую Москву еще не был московским князем, удирать из Москвы в Кострому не мог, да и не имел в этом нужды, буду­чи ордынским ханом с резиденцией в Костроме. А за­варушка, завершившаяся Мамаевым побоищем, была просто-напросто феодальной разборкой соседских князей, рязанского да литовского, и ханов, костром­ского да крымского, которые в великом историческом предвидении поцапались за пустое место, на котором предстояло возникнуть будущей столице России.

Можно по-разному относиться к этому новохро­нологическому перевертышу истории, но все же по­лезно выслушать наиболее интересные аргументы А. Фоменко. В их числе если не главными по качеству, то, безусловно доминирующими по количеству служат примеры практически полной идентичности топони­мики Куликова поля и старой Москвы. Вот сухой пе­речень наиболее ярких параллелей.

Место битвы – Куликово поле на Дону и истори­ческий район Кулишки в центре Москвы. Если верить Фоменко, эти Кулишки в летописях, в частности Архангелогородском летописце, прямо названы Куличковым полем: «И принесоша икону и сретоша Киприян митрополит со множеством народу, на поле на Куличкове, иде же ныне церкви каменна сто­ит во имя Сретенья Пречистая, месяца августа, в 26 день». По упомянутой церкви Сретенья получила свое имя московская улица Сретенка, начинающая­ся неподалеку от местности, носившей историческое название Кулишки со свойственной московскому го­вору фрикативным размазыванием аффрикаты ч. На этих самых Кулишках-Куличках, у южного выхода мет­ро «Китай-город», и сейчас стоит другая церковь – Всех Святых, – построенная не кем-нибудь, а Дмит­рием Донским и не просто так, а, по преданию, как раз в память павших в Куликовской битве.

Ставка Мамая во время битвы – Красный холм на Куликовом поле, где ныне находится музейно-мемориалыный комплекс Куликовской битвы, и Красный холм в Москве, на том же, что и Кулишки, левом бере­гу Москвы-реки, чуть ниже по течению в районе Та­ганской площади. В наши дни в столице этот топоним сохраняется в названиях Краснохолмской набереж­ной и Краснохолмского моста.

Сборный пункт войск – город Коломна и заго­родная резиденция московских князей и царей Коло­менское, ныне музей-усадьба в черте Москвы. К мо­менту Куликовской битвы Коломенское существовало уже почти полвека и в качестве княжеской резиден­ции вполне могло быть местом сбора войск. Привер­женцы Новой хронологии справедливо обращают внимание на некоторую путаницу в наших летописях, в частности, войска вроде бы собираются в Коломне, но в донской поход отправляются все же из Москвы.

Место смотра собравшемуся войску, который Дмитрий Иванович устроил перед походом на Дон, – Девичье поле в Коломне и одноименное поле в Моск­ве. Московское Девичье поле между Хамовниками и Лужниками давно и плотно застроено, но оно обозна­чено на старых картах, по нему были названы стоя­щий поныне на его бывшем дальнем конце Новодеви­чий монастырь и проходящая вдоль монастыря Ново­девичья набережная.

Последняя перед битвой стоянка Мамая – Кузь­мина Гать и московский район Кузьминки в десяти-двенадцати километрах от Красного холма и не более чем в пятнадцати, то есть на расстоянии одного пеше­го перехода, – от исторических Кулишек.

Отдельно стоит остановиться на Чурове и Михай­лове. В «Задонщине» есть такое странное замечание: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым». Ни по Краси­вой Мече на Куликовом поле, ни по рязанской Мече, притоке Оки, таких населенных пунктов нет и никогда не было. Зато по городу Москве вдоль Третьего транс­портного кольца в районе Татарского (!) кладбища протекает река Чура, которую можно считать тезкой Мечи. А.Бычков[5] очень тонко подмечает, что древ­нерусское слово ЧУРА в значении «граница», «межа» точно соответствует древнецерковнославянскому (то есть, книжному, которым пользовались монахи-лето­писцы) МЕ"5А. Слова METiA [мёджя] и МЕЧА [мёчя] и писались и произносились почти одинаково, различа­ясь лишь звонкостью-глухостью аффрикаты, переда­ваемой соответственно зеркально схожими буквами «джервь» (Й) и «червь» (ч). В этом контексте А. Фомен­ко предполагает, что близ места впадения Чуры в Москву-реку, вероятно, было какое-то сельцо Михайлово, от которого остались на современной карте Москвы между улицей Орджоникидзе и Третьим транспорт­ным кольцом семь Михайловских проездов. Правда, про Чуров и в здешних краях ничего не ведомо, но уж коли где-либо существовали городок Чуров или сель­цо Чурово, то где ему еще стоять кроме как на реке Чуре? А тут еще и приток Чуры речка Кровянка. Стран­ное и страшное название, но не для места Куликов­ской битвы. Фоменко справедливо напоминает, что в наших летописях после Куликовской битвы реки не­сколько дней кровью текли. Не от того ли Кровянка?

На самом деле список соответствий названий тульского Куликова поля и московских Куличков у ав­торов Новой хронологии гораздо длиннее приведен­ного здесь и включает достаточно спорные созвучия и явно притянутые за уши весьма условные похоже­сти. Но не будем придираться к авторам Новой хро­нологии. В конце концов, любое созвучие, даже сто­процентное, само по себе не может быть доказатель­ством. Однако у Фоменко для перенесения места Мамаева побоища с Дона на Москву-реку есть и бо­лее серьезные основания, а в споре с адептами сце­нария «Руси защитник» – более сильные козыри.

Главный аргумент всех противников Куликовской битвы в ее классической интерпретации – отсутст­вие осязаемых следов битвы на Куликовом поле у Непрядвы. Несмотря на давние усилия многих поколе­ний профессионалов и любителей, в последнее вре­мя вооруженных современной техникой, вплоть до миноискателей и навигаторов GPS, находки на пред­полагаемом месте битвы обескураживающе ничтож­ны и не превосходят «археологического фона» Муравского шляха, на котором традиция располагает место побоища и по которому веками ходили туда-сюда на рать наши предки и их противники. Особенно стран­но отсутствие на предполагаемом поле битвы мас­совых захоронений, что прямо противоречит утвер­ждениям летописей о громадном войске, тяжелейшей битве, огромных потерях и восьмидневном «стоянии на костях» после победы для похорон погибших. Вот тут-то А. Фоменко и достает из рукава свои козыри, крыть которые профессионалам пока, похоже, нечем.

То, что веками искали российские и советские ар­хеологи на берегах Дона, авторам Новой хронологии с ходу удалось найти... в Москве в районе Крутицкой набережной! О захоронении каких-то участников Ку­ликовской битвы у церкви Рождества Пресвятой Бо­городицы на нынешней территории завода «Динамо» вроде бы было известно с XVIII века. Больше того, в 1870 году в этой церкви было установлено чугунное надгробие Пересвету и Ослябе, но даже чугун не пе­режил революционных бурь начала двадцатого века. Поскольку церковь стоит на Крутицкой набережной, в которую ниже по течению Москвы-реки переходит Краснохолмская набережная, то есть, в непосредст­венной близости от московского Красного холма и, следовательно, места Мамаева побоища по Новой хронологии, авторы последней не поленились лич­но обследовать эту церковь и, пусть случайно, но об­наружили в ней массовое захоронение XIV века. Это дало им основание предположить, что церковь по­строена как коллективная усыпальница непосредст­венно у места Мамаева побоища, произошедшего со­гласно летописям в день Рождества Богородицы, от­чего церковь и получила свое название. На самом деле, как утверждают ортодоксальные историки, она была построена гораздо раньше в монастырском ка­честве, а за год до Куликовской битвы после перено­са монастыря на новое место чуть севернее осталась простой церковью. Однако это не меняет существа дела: и в старой, и в новой ипостаси церковь вполне могла быть использована для погребения погибших воинов и получить свое название по дню сражения и славной победы над Мамаем.