Сергей Щепотьев - Краткий конспект истории английской литературы и литературы США
С легкой усмешкой Красота спрашивает: „А мне понравится, что меня будут звать джазовой малышкой?“ И Ветер мрачно (!) отвечает: „Ты это полюбишь...“»
С виртуозностью опытного рассказчика Скотт медлит выводить главную героиню на сцену. «Портрет сирены» (название соответствующей главы) складывается поначалу из рассказов о ней. Вот Ричард сообщает Энтони, что у него есть чертовски хорошенькая кузина, у которой, правда, вовсе нет мозгов. Энтони (в полном соответствии с высказыванием Скотта в упоминавшемся выше интервью 1921 г.) возражает, что для его друга, вероятно, серьезная девушка — та, «которая сидит с тобой в уголке и рассуждает о жизни, из тех, кто в шестнадцать лет с мрачным лицом спорит, хорошо или плохо целоваться и нравственно ли для первокурсников пить пиво». Заинтригованный, он отправляется с Ричардом в гости к Глории и... проводит время в обществе ее матери, ведущей с молодыми людьми скучные «светские» разговоры, и ее отца, заядлого курильщика сигар, исповедующего идеи двадцатилетней давности и «отравляющего разговоры бесчисленными „да-да-да“».
Энтони развлекается с подавальщицей из бара, Джеральдин, а Моури Нобл тем временем сообщает ему, что познакомился с Глорией, которая предпочитает беседы только о самой себе. Но оба друга соглашаются, что оценке, данной Ричардом его кузине, доверять нельзя.
Наконец Энтони принимает Ричарда и Глорию у себя. «Ее красота сделала его рассеянным», первый разговор, а потом и первое свидание приносят «неудовлетворение», которое сменяется «восхищением» (о чем говорят и названия последующих глав).
В дальнейшем колебания противоречивых чувств и настроений главных героев чередуются в непредсказуемой и весьма характерной для зреющей неординарной любви последовательности. Наконец, Энтони делает Глории предложение руки и сердца, и девушка принимает его. «В театре их руки тайком соединялись, пожимая друг друга в продолжительной темноте; в переполненных залах их губы складывали слова, которые читали их глаза — не зная, что они всего лишь идут по запыленным стопам прошлых поколений, но смутно понимая, что если правда — конец жизни, то счастье — ее форма, которую следует лелеять в ее короткий и трепетный миг».
Энтони сообщает о своем решении деду. Тот пробует отмахнуться от его заявления, доказать внуку несерьезность его намерения. Но Энтони так твердо стоит на своем, что «в эту минуту впервые понравился деду».
Старый Адам Пэтч не только дает согласие на брак, но и настаивает на том, чтобы свадьба состоялась в его имении.
Автор подробно показывает, как в пустых капризах Глории и вздорных всплесках грубости Энтони — этих нелепых попытках самоутверждения молодых супругов — тонут, тают, растрачиваются попусту их взаимная доброта и нежность. И эта тончайше обрисованная Скоттом обратная сторона любви тоже стара, как мир, она до горечи узнаваема и правдива: такова природа людей, будь они богачи или простые труженики. С течением времени разного рода вечеринки становятся излюбленным времяпрепровождением молодой пары: «Все еще влюбленные друг в друга, очень интересующиеся друг другом, они с приближением весны находили пребывание дома утомительным; книги стали чем-то пустым; прежнее волшебство пребывания вдвоем давно исчезло: они предпочитали теперь скучать на какой-нибудь глупой музыкальной комедии или ужинать со скучнейшими из знакомых, коль скоро там бывало достаточно коктейлей, чтобы разговоры не стали невыносимыми»...
Адам Пэтч, близко к сердцу принимающий вести с фронтов мировой войны, убеждает внука заняться военной журналистикой. Энтони предпочитает службу в биржевом бизнесе. Но его, интеллигента, тяготит карьеризм сослуживцев, их мещанские разговоры, наконец — «многолюдный кошмар утреннего метро, адским эхом звеневший в его ушах». Он «внезапно уволился», чтобы вернуться к хмельным пирушкам с друзьями и малознакомыми, не всегда приятными людьми. Порой кутил охватывает тоска. Тогда они изливают душу друг другу, делясь сомнениями и тревогами, подобно Моури, чей пьяный ночной монолог под дождем Энтони сравнивает с градом выпущенных стрел, едва ли подстрелившим хоть одну птицу. Моури заявляет, что красота ничего не имеет общего с правдой, а разум с его колебаниями, топтанием на месте и отступлениями — ничто по сравнению с обстоятельствами.
Обстоятельства между тем складываются для Энтони неблагоприятно. Адам Пэтч случайно оказывается свидетелем очередной пьяной оргии внука и отказывает ему от дома, а в дальнейшем лишает и наследства. Энтони затевает судебный процесс, чтобы оспорить завещание. А пока принимается за литературное творчество. Его рассказы возвращаются из редакций с отказами, они безжизненны, даже преуспевающий теперь Ричард Карамел не согласен печатать их в своем журнале.
Тем временем США вступают в мировую войну. Моури, Ричард, а за ними и Энтони подают заявления о вступлении в армию. Перед тем как проститься с женой, Энтони делает ей страшное признание: больше всего ему хотелось бы быть убитым на войне...
И вот он уже на пути в учебный лагерь, в душном, переполненном новобранцами вагоне, напоминающем ему виденные прежде товарные вагоны с надписью «Сорок человек или восемь лошадей», уже вступила в силу нелепая, на взгляд сугубо штатского человека, военная дисциплина, когда по приказу закуривают или прекращают курение. Вот и лагерь, где с первых шагов окутывает Энтони «незабываемый аромат всех лагерей — запах помойки», где «взводные то неистово стремятся произвести впечатление на офицеров и новобранцев, то тихо прячутся в строю, избегая и работы, и ненужного внимания окружающих», а какой-нибудь офицеришко «обезьянничает, разыгрывая тиранию всех офицеров, под началом которых ему когда-либо приходилось служить», и «прежде чем подписать увольнительную в город, рассуждает о результате такой отлучки для роты, армии и благополучия военной профессии во всем мире». Эта раздражающая Энтони обстановка наводит его на мысль, что «мрачная цель войны состоит в том, чтобы позволить офицерам, людям с ментальностью и амбициями школьников, насладиться какой-нибудь настоящей бойней». Он с удивлением отмечает, что «впервые в жизни находится в постоянном личном контакте с официантами, которым обычно давал чаевые, шоферами, которые прежде при встрече с ним почтительно касались фуражки, плотниками, водопроводчиками, парикмахерами и фермерами, раньше примечательными для него только как обслуга. В течение первых двух месяцев в лагере он и десяти минут кряду ни с кем не проговорил».
Тем временем письма от Глории становятся все суше и приходят все реже. Ревность начинает мучить Энтони: перед его отъездом она решила попробовать сниматься в кино.
Пэтч заводит случайный роман с девятнадцатилетней дочерью небогатого лавочника. Автор подчеркивает, что «роман Энтони, с Дороти Рэйкрофт был неизбежным результатом его все возрастающей беспечности по отношению к самому себе. <...> Он не мог сказать „нет“ ни мужчине, ни женщине; кредитор и соблазнительница в равной степени пользовались его мягкостью и податливостью». В то же время «впервые за последние четыре года он мог выражать и объяснять себя заново».
Однако Глория, «la belle dame sans merci»[42] — роковая женщина, как Энтони называет ее про себя, живет в его сердце. Он шлет ей письма и телеграммы, которые остаются без ответа.
Между тем ротный капитан Даннинг, отмечая успехи Энтони, направляет его в учебный лагерь для офицеров, чтобы сделать из него капрала. В отчаянии от предстоящей разлуки, Дороти по телефону просит Энтони прийти к ней проститься, угрожая покончить с собой. Энтони опаздывает явиться в лагерь к вечерней поверке. Через несколько дней его с бутылкой запрещенного для военнослужащих виски задерживает в городе патруль. Пэтча лишают звания и увольнительных.
На гауптвахте ему кажется, что он сходит с ума. Как в бреду, читает письма от Дороти и от Глории. Но это было не безумие, а грипп. Излечившись, Энтони узнает, что его полк переводят в Нью-Йорк.
Оказавшись на Лонг-Айленде, Энтони мечтает вырваться в город и повидать Глорию. В это время приходит известие о капитуляции Германии. Энтони находит жену на балу в честь завершения войны. Их встреча тоже напоминает обоим сладкий бред.
Скотт убедительно воссоздает психологию героини, ожидавшей ушедшего в армию мужа. Встречи с друзьями и тяготят, и отвлекают ее от мыслей об одиночестве. Ради этого отвлечения она забывает обиду на подругу, флиртовавшую однажды с Энтони: «Идя на компромисс с обстоятельствами, — констатирует автор, — время идет вперед». А война совсем рядом, ее дыхание ощутимо обжигает. Короткая глава рассказывает о мимолетной встрече с Тюдором Бэйрдом, за которого в свое время Глория предполагала выйти замуж. Теперь они провели «сентиментальный вечер с поцелуями». «Потом она радовалась, что целовала его, потому что на следующий день, когда его самолет упал в полутора тысячах футов от Минеолы, обломок мотора пробил ему сердце». Сердце Глории тоже ранено: Энтони в письмах постоянно упоминает о том, что ей не следует приезжать, чтобы повидаться с ним: эти отказы он «буквально рассыпал, как эпиграммы в пьесах Оскара Уайлда». Это не единственное в этой главе «литературное» сравнение: вот Глория плачет над романом Голсуорси, «которого любила за способность прыжком в темноту воссоздавать ту иллюзию юной романтической любви, которую постоянно ищут женщины — то ли всматриваясь в будущее, то ли оглядываясь назад».
