Мария Боброва - Марк Твен
Бичер-Стоу стояла у истоков реалистической американской литературы. Ее романы «Хижина дяди Тома» и «Дред» дали социальное направление последующей демократической американской литературе. Полемика, разгоревшаяся между Бичер-Стоу и ее политическими врагами, способствовала резкому обозначению лагерей прогрессивной и реакционной литературы; зарождению политической публицистики, развитию литературной критики, перерастающей в политический спор.
Все это определяло отношение Марка Твена к Биер-Стоу. Он был горд дружбой со «знаменитой женщиной», как он называл свою соседку, и рад каждому ее приходу в «дом Клеменсов», который охотно посещали все обитатели литературной колонии в Хартфорде.
Бичер-Стоу принадлежало первенство в создании такого жанра книг, как повести о стране («Люди Олдтауна», «Олдтаунские рассказы у домашнего очага»), в которых она, по ее словам, обрисовала «дух и тело Новой Англии» начала XIX века. Серия книг Марка Твена («Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Жизнь на Миссисипи») ведет свое происхождение от этой литературной традиции, расширяя и углубляя ее русло. Рассказывая «старые истории», Бичер-Стоу сохраняла манеру устной их передачи, что также весьма импонировало Марку Твену.
Самым близким другом Марка Твена был Твичел — оратор, спортсмен, весельчак, неутомимый путешественник, умный собеседник, литератор, партнер во время бесчисленных турне Твена по Америке и Европе. Твичелу первому Твен прочел свой раблезианский рассказ «1601», от которого родственники Твена открещивались Даже после смерти писателя, утверждая, что этот эротический рассказ «не может принадлежать деликатному Твену».
Твичел был своеобразным историком нравов Новой Англии; написал несколько книг об эпохе английской колонизации и о периоде создания Соединенных Штатов («Джон Уинтроп», «Любовные письма пуритан»).
В «Джоне Уинтропе» Твичел воспел «дух свободы» прошлого века, периода создания Декларации независимости, утверждая, что дух этот «бессмертен в народе»; выдвинул теорию преемственности политики Линкольна с революционными традициями XVIII века (Джон Уинтроп — предшественник Линкольна). Вот это-то свободолюбие Твичела, который свои идеи защищал с оружием в руках, добровольно уйдя в армию северян во время Гражданской войны, всю жизнь связывало его и Марка Твена трогательной и прочной дружбой.[141]
Хартфорд того времени, по словам Бичер-Стоу, был «сытым, богатым и уютным»[142]. Война сделала город одним из промышленных и торговых центров страны. Здесь было до пятисот больших и малых фабрик, вырабатывающих шелковый текстиль, инструменты, изделия из кожи; большое количество страховых компаний, действовавших во всей стране, входивших в финансовую систему банкирского дома Морганов; свыше двадцати издательских фирм, обслуживавших все штаты, среди них крупнейшее издательство — Американская издательская компания, печатавшая десятки лет книги Марка Твена, Брет Гарта, Бичер-Стоу, Олдрича, Гарриса и других писателей. Президент этой компании Элиша Блисс беззастенчиво грабил писателей. В бумагах Марка Твена сохранилось негодующее письмо Брет Гарта, из которого видно, что, выпустив в свет роман Брет Гарта «Габриэль Конрой», Американская издательская компания присвоила себе всю прибыль от продажи книги. Грабительские тенденции Элиша Блисса были столь циничными, что в 1876 году между ним и Марком Твеном возникла судебная тяжба.
Марк Твен принимал деятельное участие в жизни города. Его интересовал и рост населения города (в 60-х годах в Хартфорде было тридцать тысяч человек), и условия труда на фабриках, и открытие новых школ, библиотек.
Дом Твена превратился в литературный клуб, куда охотно съезжались писатели Бостона, Нью-Йорка, Канады, Запада США, Европы (Гоуэлс, Гаррис, Олдрич, Осгуд, Кейбл, Келлер, Брет Гарт, Киплинг, Фрэтчет), постоянно бывали соседи — Бичер-Стоу, Уорнер, Твичел. Марк Твен привлекал друзей юмором, умом, актерским мастерством. Писатели, побывавшие в Хартфорде, находили литературные круги Бостона, Конкорда, Кембриджа «бледными и бесцветными». В кругу молодых литераторов шли жаркие споры о задачах литературы, о литературной теории, о переводах, о том, как передавать народные юмористические рассказы, о «будущем романе», о «великом американском романе». Горячо толковали о принципах построения романа. За образец брались романы Тургенева, обсуждались романы Джордж Эллиот, подвергались критике романы Генри Джеймса. Иногда эти споры получали отражение на страницах хартфордских газет, бостонских журналов.
Твен много читал. Свое знакомство с классиками европейской литературы Твен начал еще в школе. В эти годы, по словам своей матери Джейн Клеменс, он читал много исторических книг. В бытность свою наборщиком семнадцатилетний Сэм Клеменс писал своей сестре Памеле из Сент-Луиса, что он проводит вечера в библиотеке печатников, насчитывающей четыре тысячи томов, усиленно занимается французским языком и старательно списывает диалоги Вольтера. В восемнадцать лет он читает Диккенса, Теккерея, В. Скотта, Дизраэли, Эдгара По. С книгой Твен-лоцман, Твен-горняк не расставался. С лоцманом Илером он вел бесконечные споры о Шекспире, а когда, охотясь за миллионами, он отправился с братом Орионом и двумя приятелями в новый горняцкий лагерь Гумбольдт на разведку, то среди провизии и горняцких инструментов были: книжка гимнов, четырнадцать колод карт и томик романа Диккенса «Домби и сын».
Тем не менее в двадцать восемь лет, будучи уже журналистом с именем, Марк Твен считал, что у него больше тщеславия («самый тщеславный осел во всей территории штата», — писал он о себе матери), чем культуры. Однако его юмореска 1865 года «Знаток литературы» свидетельствует о метких и остроумных наблюдениях в области мировой поэзии. Твен знает Гомера, Данте, Шекспира, Мильтона, Байрона, Шелли, Бернса, Мура, Томсона, Чосера, Спенсера, Драйдена, Юнга, современных американских и английских поэтов.
Поэзия шекспировских трагедий была знакома Твену с детства, когда он видел знаменитые трагедии со сцены, вслед за актерами заучивал прославленные монологи, привыкал вводить в свою речь шекспировские фразы, восклицания, которыми позже уснащал речь своих литературных персонажей. Ставши писателем, он называл Шекспира «учителем несравненным», восхищался мудростью Шекспира в «Короле Лире», «Отелло», «Ромео и Джульетте».
Когда Марк Твен впервые в 1889 году увидел линию движущегося шрифта наборной машины, он — наборщик в прошлом — был в восторге. «Первое имя, которое я набрал на этой клавиатуре, было Вильям Шекспир», — пометил он в «Записной книжке»[143].
Упорная работа над собой, чтения, общение со сведущими людьми обогащали Марка Твена. Образ мышления был у него рационалистический, и это сказывалось на его вкусах. Он любил повторять, что тяготеет к фактам. Как-то он записал: «Я люблю историю, биографии, путешествия, курьезные факты, необычайные события и науку». Твен знал греко-римскую мифологию, увлекался Плутархом и Светонием (уже в глубокой старости он не расставался с «Жизнью двенадцати цезарей»), любил заниматься всякими астрономическими подсчетами; очень гордился тем, что сам высчитал расстояние от Земли до Солнца (следы этого увлечения видны в «Визите капитана Стормфилда»); читал «Воспоминания» Сен-Симона; наслаждался великолепным «Дневником» Пипса. В Пипсе он нашел любителя книг, музыки и острого слова, в дневнике этого юмориста-циника- откровенную до крайности картину политической коррупции и аморализма высших классов Англии времен Карла II. Его привлекали письма Томаса Гуда, теория Дарвина, встречей с которым он гордился, книги Маколея, геология и трансатлантические перелеты. Это разнообразное чтение и разнообразные интересы всегда находили отражение в тематике его рассказов, романов, книг путешествий.
«Трудиться — единственное человеческое счастье», — утверждал Марк Твен[144]. Он всегда был целиком поглощен замыслом очередного произведения. В 1871 году Американская издательская компания предложила Твену контракт на книгу путешествий по Дальнему Западу — для Элиша Блисса это был ходкий «товар». Твен с жаром принялся за работу. «Ни о чем другом и думать не могу, только о книге», — признавался он своему редактору. Писатель начал воскрешать былые приключения, пейзажи Калифорнии и Невады, просил брата Ориона, Джо Гудмена, чтобы они «порылись в своей памяти», дали бы ему названия станций, имена, припомнили лица и события.
Домашняя обстановка не располагала к работе. Родился и вскоре умер сын Твена, заболела жена, за которой нужно было ухаживать день и ночь, умер ее отец. Твена одолевали различные заботы. И тем не менее он написал книгу менее чем за год.
Она появилась в 1872 году под заголовком: «Roughing it»[145]. Книга была принята хорошо, и ее успех достиг успеха «Простаков». По словам Гоуэлса, «Закаленные» «продавались наравне с библией».
