Алексей Эйснер - Роман с Европой. Избранные стихи и проза

ДОН КИХОТ

Нарисованные в небе облака.Нарисованные на холмах дубы.У ручья два нарисованных быкаПеред боем грозно наклонили лбы.

В поле пастухами разведен огонь.Чуть дрожат в тумане крыши дальних сёл.По дороге выступает тощий конь,Рядом с ним бежит откормленный осел.

На картинах у испанских мастеровЯ люблю веселых розовых крестьян,Одинаковых: пасет ли он коровИль сидит в таверне, важен, сыт и пьян.

Вот такой же самый лубочный мужикЗавтракает сыром, сидя на осле.И в седле старинном, сумрачен и дик,Едет он — последний рыцарь на земле.

На пейзаже этом он смешная быль.Прикрывает локоть бутафорский щит.На узорных латах ржавчина и пыль.Из-под шлема грустно черный ус торчит.

«Что же, ваша милость, не проходит дняБез жестоких драк, а толку что-то не видать.Кто же завоюет остров для меня, —Мне, клянусь Мадонной, надоело ждать!» —

«Мир велик и страшен, добрый мой слуга,По большим дорогам разъезжает зло:Заливает кровью пашни и луга,Набивает звонким золотом седло.

Знай же, если наши встретятся пути,Может быть, я, Санчо, жизнь свою отдамДля того, чтоб этот бедный мир спасти,Для прекраснейшей из всех прекрасных дам».

Зазвенели стремена из серебра.Странно дрогнула седеющая бровь…О, какая безнадежная игра —Старая игра в безумье и любовь.

А в селе Тобозо, чистя скотный двор,Толстая крестьянка говорит другой:«Ах, кума, ведь сумасшедший наш сеньорДо сих пор еще волочится за мной!»

В небе пропылило несколько веков.Люди так же умирают, любят, лгут,Но следы несуществующих подковРоссинанта в темных душах берегут —

Потому, что наша жизнь — игра теней,Что осмеяны герои и сейчасИ что много грубоватых ДульсинейТак же вдохновляет на безумства нас.

Вы, кто сердцем непорочны и чисты,Вы, кого мечты о подвигах томят, —В руки копья и картонные щиты!Слышите, как мельницы шумят?

«В тот страшный год протяжно выли волки…»

В тот страшный год протяжно выли волкиПо всей глухой встревоженной стране.Он шел вперед в походной треуголке,Верхом на сером в яблоках коне.

И по кривым ухабистым дорогам,В сырой прохладе парков и лесов,Бил барабан нерусскую тревогуИ гул стоял колес и голосов.

И пели небу трубы золотые,Что Император скоро победит,Что над полями сумрачной РоссииУже восходит солнце пирамид.

И о короне северной мечталиРомантики, но было суждено,Что твердый блеск трехгранной русской сталиПокажет им село Бородино.

Клубился дым московского пожара,Когда, обняв накрашенных актрис,Звенели в вальсе шпорами гусары,Его величества блюдя каприз.

Мороз ударил. Кресла и картиныГорят в кострах, и, вздеты на штыки,Кипят котлы с похлебкой из конины…А в селах точат вилы мужики!

Простуженный, закутанный в шинели,Он поскакал обратно — ждать весны.И жалобно в пути стонали ели,И грозно лед трещал Березины…

Порой от деда к внуку переходитПо деревням полуистлевший пыжС эпическим преданьем о походе,О том, как русские вошли в Париж.

Ах, всё стирает мокрой губкой время!Пришла иная, страшная пора,Но не поставить быстро ногу в стремя,Не закричать до хрипоты «ура».

Глаза потупив, по тропе изгнаньяБредем мы нищими. Тоскуем и молчим.И лишь в торжественных воспоминаньяхВдыхаем прошлого душистый дым.

Но никогда не откажусь от праваВозобновлять в ушах победы звонИ воскрешать падение и славуВ великом имени: Наполеон.

БУМАЖНЫЙ ЗМЕЙ

Закат осенний тает.Порывисто в небе пустомБумажный змей летает,Виляя тяжелым хвостом.Внизу дома, и храмы,И улиц густеющий мрак, —Там нитку сжал упрямоМальчишеский грязный кулак.А в небе ветра трубы,А в небе высокая цель…Но тянет нитка грубо,И падает змей на панель.

В мучительном усильи,Срываясь со всех якорей,Ломая в тучах крылья,Душа отлетает горе.И падает, как камень.Считай же мгновенья, пока:Закат взмахнет руками,В глазах поплывут облака.Заплачет ветер жидко,По ржавым бульварам шурша,Легко порвется нитка —И ты улетишь, душа!

КОННИЦА

Толпа подавит вздох глубокий,И оборвется женский плач,Когда, надув свирепо щеки,Поход сыграет штаб-трубач.

Легко вонзятся в небо пики,Чуть заскрежещут стремена.И кто-то двинет жестом дикимТвои, Россия, племена.

И воздух станет пьян и болен,Глотая жадно шум знамен,И гром московских колоколен,И храп коней, и сабель звон.

И день весенний будет страшен,И больно будет пыль вдыхать…И долго вслед с кремлевских башенИм будут шапками махать.

И вот — леса, поля и села,Довольный рев мужицких толп.Свистя, сверкнул палаш тяжелый,И рухнул пограничный столб.

Земля дрожит. Клубятся тучи.Поет сигнал. Плывут полки.И польский ветер треплет кручеМалиновые башлыки.

А из России самолетыОрлиный клекот завели.Как птицы, щурятся пилоты,Впиваясь пальцами в рули.

Надменный лях коня седлает,Спешит навстречу гордый лях.Но поздно. Лишь собаки лаютВ сожженных мертвых деревнях.

Греми, суворовская слава!Глухая жалость, замолчи…Несет привычная ВаршаваНа черном бархате ключи.

И ночь пришла в огне и плаче.Ожесточенные бойцы,Смеясь, насилуют полячек,Громят костелы и дворцы.

А бледным утром — в стремя снова.Уж конь напоен, сыт и чист.И снова нежно и суровоЗовет в далекий путь горнист.

И долго будет Польша в страхе,И долго будет петь труба, —Но вот уже в крови и прахеЛежат немецкие хлеба.

Не в первый раз пылают храмыУгрюмой, сумрачной земли,Не в первый раз Берлин упрямыйЧеканит русские рубли.

На пустырях растет крапиваИз человеческих костей.И варвары баварским пивомУсталых поят лошадей.

И пусть покой солдатам снится —Рожок звенит: на бой, на бой!..И на французские границыПолки уводит за собой.

Опять, опять взлетают шашки,Труба рокочет по рядам,И скачут красные фуражкиПо разоренным городам.

Вольнолюбивые крестьянеЕще стреляли в спину с крыш,Когда в предутреннем туманеПеред разъездом встал Париж.

Когда ж туман поднялся выше,Сквозь шорох шин и вой гудковПариж встревоженно услышалОднообразный цок подков.

Ревут моторы в небе ярком.В пустых кварталах стынет суп.И вот под Триумфальной аркойРаздался медный грохот труб.

С балконов жадно дети смотрят.В церквах трещат пуды свечей.Всё громче марш. И справа по триПрошла команда трубачей.

И крик взорвал толпу густую,И покачнулся старый мир, —Проехал, шашкой салютуя,Седой и грозный командир.

Плывут багровые знамена.Грохочут бубны. Кони ржут.Летят цветы. И эскадроныЗа эскадронами идут.

Они и в зной, и в непогоду,Телами засыпая рвы,Несли железную свободуИз белокаменной Москвы.

Проходят серые колонны,Алеют звезды шишаков.И вьются желтые драконыМанджурских бешеных полков.

И в искушенных парижанкахКровь закипает, как вино,От пулеметов на тачанках,От глаз кудлатого Махно.

И пыль, и ветер поднимая,Прошли задорные полки.Дрожат дома. Торцы ломая,Хрипя, ползут броневики.

Пал синий вечер на бульвары.Еще звучат команд слова.Уж поскакали кашеварыВ Булонский лес рубить дрова.

А в упоительном ВерсалеЖурчанье шпор, чужой язык.В камине на бараньем салеЧадит на шомполах шашлык.

На площадях костры бушуют.С веселым гиком казакиПо тротуарам джигитуют,Стреляют на скаку в платки.

А в ресторанах гам и лужи.И девушки сквозь винный парО смерти молят в неуклюжихРуках киргизов и татар.

Гудят высокие соборы,В них кони фыркают во тьму.Черкесы вспоминают горы,Грустят по дому своему.

Стучит обозная повозка.В прозрачном Лувре свет и крик.Перед Венерою МилосскойЗастыл загадочный калмык…

Очнись, блаженная Европа,Стряхни покой с красивых век, —Страшнее труса и потопаДалекой Азии набег.

Ее поднимет страсть и воля,Зарей простуженный горнист,Дымок костра в росистом полеИ занесенной сабли свист.

Не забывай о том походе.Пускай минуло много лет —Еще в каком-нибудь комодеХранишь ты русский эполет…

Но ты не веришь. Ты спокойноСтруишь пустой и легкий век.Услышишь скоро гул нестройныйИ скрип немазаных телег.

Молитесь, толстые прелаты,Мадонне розовой своей.Молитесь! — Русские солдатыУже седлают лошадей.

ЦИРК