Пол Коллинз - Даже не ошибка
Но было еще нечто, что Пуллен оставлял для себя и что принесло ему славу. По большей части это были корабли: они всегда увлекали его. Есть среди его работ и необычная библейская скульптура — судно викингов с веслами по бортам, с ангелами и Сатаной на разных концах (корабль вообще был для Пуллена моделью Вселенной). Весла были искусно сработаны из прутиков, а сверху на корабль испускались молнии из слоновой кости: бивни доставались Пуллену ни много ни мало от короля Эдварда VII, который был так покорен работами Пуллена, что регулярно жертвовал ему этот ценный материал из собственных запасов.
Выдающееся творение Пуллена — виртуозная модель громадного парохода Изамбарда Брюнеля[37] «Грейт Истерн». Это был самый впечатляющий корабль той эпохи, и для Пуллена (которого Даун брал в порт, зная его любовь к кораблям) он стал настоящим потрясением. Три года он делал копию судна; на одну только обшивку ушло 1,2 миллиона деревянных заклепок, которые были изготовлены Пулленом по собственной, изобретенной им технологии. Десятки морских блоков и пушечных батарей также были сделаны Пулленом собственноручно. В 1872 году эта модель получила бронзовую медаль на международной выставке, так что Пуллен вполне заслуженно мог надеть адмиральскую униформу для получения подобных наград.
Он стал настолько известен, что соорудил большое панно, рассказывающее историю его жизни, — целый ряд замысловатых картинок. Все для того, разумеется, чтобы посетители не прерывали его работу расспросами. Вместо ответа он молча направлял их к нужному квадратику на своем «постере». На одном из них он был изображен беззащитным ребенком, которого лупит разгневанный гувернер; на других — он уже триумфатор, окруженный в собственной мастерской деревянными шедеврами.
Прошел пятилетний срок его пребывания в приюте, потом еще один, и еще… Он никуда не уезжал. Оставаясь совершенно невежественным во многих жизненных областях, он был чертовски умен и талантлив. Не готовый к жизни вне приюта, он в то же время не был и одним из пациентов. Ему разрешили жить там и дальше. Он был единственным из всех обитателей приюта, кому позволили обедать вместе с сотрудниками. Он оставался в приюте и после переезда учреждения в Нормансфилдскую больницу, и после смерти Дауна, дело которого продолжили его сыновья. В 1913 году, через шестьдесят три года после поступления, ирлсвудского гения посетил известный невролог А. Ф. Тредголд. Доктор был изумлен: «Показывая мне свои изделия, он часто прерывался, чтобы погладить себя по голове и сказать: „Молодец!“ Когда же я достал измерительную ленту и попросил разрешения измерить его череп, он очень обрадовался и явно стал видеть во мне весьма благоразумного человека».
Что ж, Пуллен был прав.
К тому времени, как я добрался до лечебницы в Нормансфилде, уже стемнело. Дождь не утихал, низкое небо нависало над массивным трехэтажным зданием Викторианской эпохи. Окна и входы были заколочены. Очевидно, что дом давно уже стоял пустой. Когда семейство Даунов поселилось здесь на целые десятилетия, он превратился в национальную больницу, но в конце концов опустел. Вывешенные на фасаде здания щиты, однако, обещают скорые изменения: строятся квартиры и таунхаусы, а старые больничные палаты будут превращены в отель. Недуги пациентов Дауна никуда не делись, а вот старые приюты и принятые в них правила — увы…
Постепенно становилось ясно, что многие неврологические состояния наследуемы. Недаром ведь братья Ван Халены в один голос заявляли о синестетичности звука, а братья Пуллены оба жили в каком-то своем мире; подобные особенности в одной семье последовательно воспроизводятся. Мало кого из неврологов удивили бы факты, что сын Набокова также синестетик, а сын Пиеса написал трактат под названием «Обоняние и телесное чувство».
Труднее поддается объяснению, почему некоторые неврологические феномены встречаются в сочетании. Аутизм нередко сопровождается целым созвездием особенностей, причем это явно не просто совпадение. Синестезия — только одна из них. Эпилепсия, синдром Туретта и экстраординарная музыкальная одаренность — также частые спутники аутизма. Почему? Ключ к разгадке, как всегда, рядом — здесь, в Нормансфилде, и в других местах, но он остается малодоступным: он — в облике Дикого Питера, в рисунках обитателя приюта, в письмах Септимуса Пиеса мистическому Цветозвуку. Понадобилось, однако, еще столетие, чтобы появились инструменты, требующиеся для интерпретации всего этого материала.
Теперь есть магнитно-резонансная и позитронно-эмиссионная томографии, благодаря которым стало возможным создать карту синестетического мозга в действии. Пациенты с яркими словесно-цветовыми ассоциациями, помещенные в камеру томографа, прослушивали ряды слов. На мониторах открылось то, что давно предсказывали специалисты: у испытуемых активировались как речевые, так и зрительные центры мозга. Очень отчетливая, материальная связь существовала в мозге синестетиков между отдельными зонами. «Зрительные области активировались в отсутствие непосредственно зрительной стимуляции, — говорится в отчете одной исследовательской команды, — так что можно предположить необычную анатомическую связь между вербальной и визуальной областями».
Почему так происходит? Вернее, более точный вопрос — почему так не происходит с большинством людей? В первые два года жизни в мозге человека формируется колоссальное количество нейронных соединений; многие из этих связей, являясь продуктом бешеного потока постоянно поступающих в мозг ребенка различных стимулов и значительного физического созревания коры, оказываются ненужными, бесполезными. Как ни странно, между двумя и тремя годами количество нейронов уменьшается. И постепенно, по мере формирования необходимых связей, излишние и нелогичные «обрезаются» — не исключая и те нейронные соединения, благодаря которым связываются чувства различных модальностей: теперь им следует работать по отдельности. До наступления этого «разъединения» все мы можем быть синестетиками. При синестезии у взрослых, так же как при синдроме Туретта или в случае особенного музыкального слуха, вероятно, не все из подобных связей элиминируются.
Тредголд и Сано, вооруженные своими шкалами и измерительными лентами, были в сущности на правильном пути, поскольку у аутистов своеобразие становится заметным даже физически. Избыток нейронов настолько значим, что их мозг может быть тяжелее, чем мозг обычных людей. Такой мозг — словно стены в старом доме, пронизанные бесполезными, не используемыми по назначению электрическими проводами. А теперь представьте, что по всем этим сохранившимся связям хаотически, во всех направлениях проходит масса электрических импульсов. Синестезию можно представить как эквивалент одновременного включения света в кухне и запуска кухонного комбайна. При аутизме же синестезия — это все равно что одномоментно щелкнуть выключателем и разбить лампочку. Аутист хлопает в ладони или беспорядочно мечется, чтобы защитить себя: слишком уж невыносимо для него то, что он ощущает.
11
Я хочу
Это обычная белая офисная папка с тремя кольцами. На обложке закреплены буквы: «Я ХОЧУ». Внутри — карточки: они заламинированы и прикреплены к листам «липучкой». На каждой карточке Дженнифер сделала цветными ручками рисунок: «Гулять», «Банан», «Виноград», «Пицца», «Спать», «Грудь», «Макароны с сыром», «Сок», «Попкорн».
Барб возвращает нам папку:
— Ну и как он реагирует на это?
— Вы знаете, в целом это работает. Слов он пока не говорит… В смысле, он разве что может повторить слово, произнесенное нами.
— Вчера вечером он прочитал вслух почти всю книжку «Зеленые яйца и ветчина», — добавляет Дженнифер. — А вот заставить его попросить мороженого я не смогла.
— То есть он сам не выражает свои просьбы на вербальном уровне, так?
— Верно, но сейчас он стал протягивать нам карточки, когда ему нужно что-нибудь.
— Отлично! Это просто великолепно. Я говорю совершенно серьезно. Это значит, что он понимает: вы не знаете заранее, чего ему хочется. Это втягивает его в общение.
Я оглядываю класс. Сегодня мы приехали, чтобы забрать Моргана, немного раньше, уроки еще не закончились. Пока что ребята заняты своими обычными делами: ассистенты учителя приглядывают за теми, кто прыгает и носится в спортзале; педагог, занимающийся бытовыми навыками, идет с кем-то в ванную, кого-то учит правильно затачивать карандаш, а кого-то — самостоятельно одеваться. Барб работает с детьми с помощью резиновых ворсистых мячиков — катает мячики у них по животам, бережно поддерживая ребят с боков, чтобы понемножку преодолевать у них отвращение к прикосновениям. Брюс занимается с группой мальчиков у стола с лежащими на крышке несколькими деревянными кубиками: одного «возвращает к жизни» громкой командой, у других спрашивает: «Где здесь красный прямоугольник?»
