Павел Теплухин - Матрица Теплухина. До и после первого миллиона

Многолетний рост цен на недвижимость привел к тому, что банки посчитали выдачу ипотечных кредитов совершенно нерискованной операцией. Эти кредиты предоставлялись людям, которым никогда и ни в одной стране мира такой кредит никто бы не дал.

Это люди так называемой «низкокачественной» категории (subprime loans) – безработные или люди с невысокими доходами. Например, кому-то из них приглянулся дом стоимостью в один миллион долларов. Только миллиона долларов на такую покупку у них, разумеется, нет, а есть, скажем, тридцать тысяч. Банк с удовольствием давал долгосрочный кредит на оставшуюся сумму под 5–6 % годовых. Дальше ситуация развивалась так: цена немного упала, и люди получили возможность приобрести дом, стоивший раньше миллион, скажем, за 900 тысяч. Клиенты начали отказываться от первоначальных кредитов, теряли первоначальный взнос, отдавали свой бывший дом банку и тут же оформляли кредит на меньшую сумму, необходимую для приобретения такого же, но уже подешевевшего дома. Банки, продавая «отказную» недвижимость по более низким ценам, понесли ощутимые потери и стали повышать процентные ставки по кредитам.

Такой заемщик, заселившись в новый дом, четко знает, сколько он должен платить банку каждый месяц. И тут процентная ставка повышается, и сумма ежемесячной выплаты по кредиту увеличивается. Должник не имеет возможности платить повышенный взнос, и банк забирает у него дом и выставляет его на продажу. Цена на недвижимость снова идет в минус.

Тем временем все эти «ненадежные» кредиты банк пакует в корзины, а потом на них же выпускает новые ценные бумаги, которые успешно продает на фондовых рынках по всему миру.

Рейтинговое агентство, оценивая деятельность банка, выставляет ему высокий рейтинг, который является, по сути, визитной карточкой банка на мировом рынке. И вот, сидит какой-нибудь европейский банкир и, увидев рейтинг банка, решает купить эти ценные бумаги, даже не удосужившись заглянуть в их «содержимое»… Рейтинговое агентство рекомендует, значит, надо брать…

А тем временем должники возвращают банку дома, которые стали намного дешевле первоначальной стоимости. Корзины лопаются, и доверчивый европейский банкир прогорает.

Так и хочется спросить: «Господин банкир, а ты чего домашнее задание-то не выполнил? Ты изучил баланс банка? Ты изучил структуру кредитов? Ты поверил рейтинговым аналитикам? Ну так ведь они тоже люди и могут ошибаться… Чего теперь ныть и кого теперь клясть, уважаемый? Себя кляни, олух…»

В результате этого кризиса кто-то потерял деньги. Банк отделался малой кровью, потеряв сравнительно немного. А конечного инвестора – этого самого олуха, который не удосужился проверить качество обеспечения ценных бумаг банка, разумеется, «раздели»…

Такие кризисы очень важны – они очищают систему. Кризис продемонстрировал, что люди расслабились, особенно те, что занимаются облигациями. Они не делали работу, которую непременно должны были делать, и результат не замедлил сказаться. Они думали, что инструменты с фиксированной доходностью менее рискованны, чем акции…

Кто вообще такое придумал?

Дефолт, это как вскрытие нарыва – сначала очень больно, потом становится лучше. С дефолтом мы потеряли иностранных инвесторов, они до сих пор не могут нас за это простить, неохотно рассматривая Россию как страну, в экономику которой можно инвестировать. И только сейчас, почти десять лет спустя, появляются первые ласточки с Запада. Если бы государство тогда расплатилось по долгам ГКО, сейчас мы жили бы в другой стране. Совершенно точно, что иностранных инвесторов на нашем рынке было бы несравненно больше. Как в Китае…

Дефолт, это как вскрытие нарыва – сначала очень больно, потом становится лучше. Дефолт сослужил хорошую службу экономике страны

У российской экономики была бы совсем иная конфигурация. Тем не менее я считаю, что дефолт сослужил хорошую службу экономике страны.

Население США каждый день съедает на два миллиарда долларов больше, чем производит. «Съедает» – в широком понимании этого слова – в виде автомобилей, телевизоров, стройматериалов и т. д., а не только гамбургеров… От этого торговый баланс государства, разумеется, становится отрицательным, а также случаются и другие экономические неприятности. Курс доллара от этого падает.

Иностранцы дают США деньги в кредит, приобретая казначейские облигации или долларовые купюры. Эти кредиты американцы используют для покупки товаров у тех же иностранцев. Получается, что за свои товары иностранцы получают, по сути, «фантики» – американские доллары.

Предположим, что эта замкнутая цепочка «кредит—доллары—товар—кредит» порвалась. Кредитор вдруг прозревает и говорит: «Американцы, всё! Хватит, живите по средствам!»

Население США каждый день съедает на два миллиарда долларов больше, чем производит

Предположим, американцы прислушаются к голосу разума и решат сократить потребление, совесть у них проснется. Так вот: у них – совесть, а во всем мире – рецессия. Американцы – они не просто потребляют, они потребляют 25 % глобального производства!

Стоит американцам сократить потребление, и иностранным производителям попросту некуда будет девать свою продукцию. Объем производства упадет.

На американское переедание работает весь мир, поэтому иностранные кредиторы продолжают твердить: «Кушайте, кушайте, дорогие американцы! Кушайте и давайте нам свои доллары. Мы потом придумаем, что с ними сделать…»

И предела отрицательному сальдо торгового баланса США пока не видно. Он может случиться только в том случае, если на планете появится еще один «едок» с сопоставимыми аппетитами. А пока американцы чувствуют себя очень хорошо, и мир смотрит на них как на людей, которым можно спихивать огромное количество всякого разного добра…

Для тех, кто не хочет брать доллары, американцы предлагают активы. И они пользуются спросом. Японцы, например, построили на территории США завод по производству автомобилей TOYOTA, которые продают тем же американцам. Американцы покупают «японские» автомобили, в которых японской остается только маржа, в конце концов уходящая в Страну восходящего солнца.

Глава одиннадцатая. Как делаются деньги

Мои инвестиции * О рисках: разумных и неразумных

В связи с тем, что я являюсь одним из руководителей такого крупного финансового института, как «Тройка Диалог», законами нескольких стран на меня наложено ограничение относительно инвестирования собственных средств.

Я не могу инвестировать в ценные бумаги, тем более, в те же самые ценные бумаги, которые моя компания приобретает для своих клиентов. Дело в том, что, если бы у меня имелась возможность покупать те же ценные бумаги, у меня был бы соблазн покупать эти бумаги раньше клиентов, а продавать позже. Соответственно, цена была бы разной. В общем, это конфликт интересов. Поэтому, на всякий случай, регуляторы финансовых рынков нескольких стран, в которых работает «Тройка Диалог», накладывают на меня ограничения. Я же обязан следовать этому правилу независимо от страны пребывания.

Но мне разрешили открыть на моих детей счета в накопительном фонде. У меня есть сын Леша и дочка Лиза. Леше сейчас семнадцать, Лизе – двенадцать. И несколько лет назад мне разрешили на них лично открыть счета.

Почему?

Потому, что играть с этими счетами они все равно не смогут и получат с них деньги только по достижении совершеннолетия!

Я, как отец, могу пополнять эти счета. Подобная система существовала раньше в Сбербанке – родители могли открыть накопительные счета для детей.

Эти «инвестиции» произвели «двойной» эффект – довольно неожиданный и интересный.

Во-первых – это очень полезно для детей. Уже несколько лет они интересуются, как там поживает их счет и что они могли бы купить, если бы сняли деньги со счета прямо сейчас. Все начиналось с кукол Барби и прочих разных незамысловатых вещей, а сейчас накопилась уже довольно приличная сумма, на которую можно, наверное, и автомобиль купить, и оплатить обучение в приличном университете. Последнее, кстати, с каждым годом стоит все дороже и дороже. Сейчас – это сумма порядка ста тысяч долларов, а к тому времени, когда они будут поступать, это будет еще дороже. Они сами заходят на сайт, высчитывают состояние своих счетов, тем самым получая навыки управления собственными финансами. И для них этот виртуальный бюджет и вещи, связанные с деньгами, перестают быть полной абстракцией…

Второй эффект оказался для меня еще более неожиданным, но не менее важным. Теоретически я знал, что если каждый месяц инвестировать фиксированную сумму денег, то на длинных интервалах времени это дает теоретически правильный результат. И, наконец, я, почувствовал действие этой теории на себе, вернее, на своих детях. Каждый месяц в течение нескольких лет я перечисляю на их счета фиксированную сумму от своей зарплаты. И это приносит фантастические результаты. Это – лучший рецепт инвестирования: по чуть-чуть, но регулярно, каждый месяц.