Умершие в мире живых. Европейские исследования - Коллектив авторов
Все стало хуже, когда мы покинули узкие улочки Пафоса и свернули на двухполосное шоссе, ведущее на север, въехав на узкую ленту серпантина, прорезанную в цепи холмов и пересекающую плато Лаона. Гроза усилилась, дождь лил стеной, внезапно возникающие из-за поворота фары редких встречных машин (был уже весьма поздний час) слепили глаза. Наше такси встало в узком кармане под какой-то скалой, и после очередной сигареты мой водитель предпринял новую попытку убедить меня, что в такую даль ехать не нужно, а лучше – вернуться и переночевать в Пафосе. Тут-то и выяснилось окончательно, что он никогда в этих краях не бывал и боится заблудиться. Лишь моя уверенность в знании дороги и твердое желание добраться до места позволили его переубедить и продолжить поездку. Минут через сорок, миновав несколько придорожных горных деревушек, лепившихся вдоль шоссе, мы уже увидели городок, куда я и направлялся, а еще через десять минут взмокший от переживаний водитель, однако явно утешенный двойной таксой за длинную ночную поездку, расспрашивал меня, где можно недорого переночевать – отправляться снова в горы в эту погоду без попутчика он явно опасался.
Комизм этой ситуации очевиден, по всей видимости, лишь для жителей мегаполисов, в сравнении с которыми дорожная карта Кипра и расстояния, которые необходимо преодолеть для достижения действительно глухих мест (в данном случае это было что-то около 170 км), кажутся смехотворными, а то обстоятельство, что при этих масштабах даже для таксистов все еще остаются неизведанные закоулки и целые регионы (и это притом, что другой общественный транспорт развит плохо) – вообще удивительным. Тем не менее мне неоднократно встречались киприоты, никогда не посещавшие этот, с их точки зрения, ужасно отдаленный регион, население которого сохраняет свой архаичный диалект с вкраплениями оборотов гомеровских времен и считается жителями столицы и других крупных кипрских городов не слишком цивилизованным.
Сельские кладбища и погребальные обряды[13]
В прежние времена, да и во многих случаях до сих пор местонахождение кладбища можно было издалека обнаружить по купе окружавших его кипарисов. Сегодня эта примета работает хуже – кипарисы стали сажать в качестве разделительных полос между находящимися в частном владении полями и садами, а также использовать вместе с эвкалиптами для осушения бывших когда-то малярийными болотистых низин, и кладбищенские кипарисы затерялись в этой массе посадок. Кипарис, видимо, неслучайно выбран для обрамления кладбищ – с ним у греков связано множество суеверий, об одном из которых повествует Джеральд Даррелл в повести о собственном детстве, проведенном на острове Корфу:
– Я хочу сказать тебе кое-что, маленький лорд, – произнес он. – Опасно тут лежать под деревьями.
Я посмотрел на кипарисы, не нашел в них ничего опасного и спросил старика, почему он так думает.
– Посидеть-то под ними хорошо, у них густая тень, прохладная, как вода в роднике. Но вся беда в том, что они усыпляют человека. И ты никогда, ни в коем случае не ложись спать под кипарисом.
Он остановился, погладил усы, подождал, покуда я не спросил, почему нельзя спать под кипарисами, и продолжал:
– Почему, почему! Потому, что, проснувшись, ты станешь другим человеком. Да, эти черные кипарисы очень опасны. Пока ты спишь, их корни врастают тебе в мозги и крадут твой ум. Когда ты проснешься, ты уже ненормальный, голова у тебя пустая, как свистулька.
Я спросил у него, относится ли это только к кипарисам или же ко всем деревьям.
– Нет, только к кипарисам, – ответил старик и строго посмотрел на деревца, под которыми я лежал, будто опасаясь, что они могут подслушать наш разговор. – Только кипарисы воруют рассудок. Так что смотри, маленький лорд, не спи здесь.
Он слегка кивнул мне, еще раз сердито посмотрел на темные пирамиды кипарисов, словно ждал от них объяснения, и осторожно начал пробираться сквозь заросли миртов к склону холма, где разбрелись его козы (Даррелл 1986: 35).
Кипарисы, как и тысячелетия назад, остаются в греческой культуре символом траура и печали, и по-прежнему окружают большинство исследованных кладбищ, за исключением тех, что расположены вплотную к дорогам и заливу, либо высоко в горах, в зоне сосновых лесов, где условия для их роста менее благоприятны. Древние греки полагали, что кипарис – это дерево, которое умерший, достигнув Аида, увидит первым. Они делали из кипариса гробы, полагая, что его магическая сила будет защищать покойника. Им, впрочем, было известно, что древесина кипариса защищает труп от червей и насекомых. Скорбящие на похоронах несли ветви кипариса, чтобы подчеркнуть свое горе (именно ветвь кипариса держала Афродита, демонстрируя скорбь по Адонису). Греки до сих пор верят, что кипарисы на кладбищах защищают покойных от злых сил.
Обряд погребения в греческой православной церкви Кипра
Как и всякая мировая религия, христианство впитало множество местных культов и повсюду явлено в локальных синкретических формах. На Кипре этот синкретизм проявляется не только в некоторых особенностях культов местных святых и мучеников, но и во многих чертах погребально-поминальной обрядности, рассмотрению которой посвящен этот раздел.
Греческий обряд погребения не слишком отличается от аналогичного обряда в русском православии, однако отличия все-таки есть. О появлении покойника в доме соседи нередко узнают по крышке гроба, выставленной у входа в дом, либо, как это описано в книге Колина Таброна «Путешествие на Кипр», по приколотому к двери дома полотнищу с белым крестом на черном фоне (Thubron 1986: 51).
Отпевают в церкви и хоронят обычно на третий день после смерти. На отпевание приходит практически все свободное взрослое население деревни или, что часто совпадает в границах, церковного прихода, включая полицию, армию (если на территории прихода есть армейские части) и пожарную часть.
К церкви приходит народа не меньше, чем в престольный праздник. Перед отпеванием друзья и родственники покойного произносят над гробом с его телом поминальные речи, и поэтому служба длится долго – обычно около полутора часов (см. илл. 1). В храме во время поминальной службы гроб размещается так, чтобы голова покойного оказалась ближе к алтарю, т. е. на востоке, однако во время погребения гроб помещается так, чтобы голова оказалась на западе.