Альфред Уоллес - Тропическая природа
В свое время всеми было признано, что для разрешения запутанных проблем подобного рода надо исследовать преимущественно такие части тела, на которые или мало или совсем не оказывает прямого воздействия образ жизни животного. Значение, которое какой-нибудь орган или какая-нибудь деталь в строении животного имеет для классификации, находится по большей части в обратном отношении к их применимости для известных целей. Причина этого станет ясна, если мы примем во внимание, что одинаковое питание и образ жизни очень часто обусловливают большое сходство во внешних и внутренних признаках у совершенно различных животных. Дельфины, например, по внешности весьма похожи на рыб и тем не менее – это настоящие млекопитающие. Некоторые сумчатые являются хищниками и так походят на настоящих хищных (Carnivora), что лишь точное анатомическое исследование скелета позволяет в должной мере установить их различие. Многие виды птиц-носорогов и туканов по внешности очень похожи друг на друга, отличаясь вместе с тем одинаковым образом жизни, питания и одинаково чудовищным клювом; но особенности строения ног, грудины, черепа, распределения оперения доказывают, что носороги и туканы не находятся в сколько-нибудь близком родстве, что первые приближаются к зимородкам, вторые – к кукушкам. Подобные особенности строения не имеют отношения к образу жизни и, следовательно, не особенно изменяются, когда по каким-либо причинам часть естественной группы животных будет вынуждена изменить образ жизни. Совершенно так же обезьяны Старого Света, как бы различны они ни были по величине и образу жизни, будь то павианы, мартышки или антропоиды, – все имеют одинаковое количество зубов; все же американские – одним предкоренным зубом больше. Это различие совершенно не имеет значения для образа жизни; в этом отношении среди представителей каждой из обеих групп можно найти гораздо более значительные различия, чем между видами Старого и Нового Света. Поэтому-то этот зуб и является чрезвычайно ценным признаком, указывающим на коренное различие обеих групп, различие, которое подтверждается и другими анатомическими особенностями.
С другой стороны, особенности организации, стоящие в особо близком отношении к определенному образу жизни, у некоторых видов данной группы очень легко утрачиваются, что доказывает ничтожность их значения для самого типа и малую ценность в качестве классификационных признаков. Дятлы, например, очень резко характеризуются наличием длинного и способного высовываться языка, мускулы которого, прикрепленные к подъязычной кости, идут назад вокруг головы, таким образом делая возможным внезапное выбрасывание языка. Кроме того, дятлы отличаются жестким заостренным хвостом, который приносит им большую пользу при лазании по вертикальным древесным стволам. У одной группы (Picumnus) хвост является вполне мягким, в то время как язык сохраняет все свои особенности; у другой (Meiglyptes) хвост остается типичным, но удлинение мускулов языка свелось почти на нет, и язык потерял благодаря этому значительную долю своей растяжимости. Но в обоих случаях особенности грудины, лапы, скелета и оперения доказывают, что мы имеем дело с настоящими дятлами, мало различающимися даже образом жизни и питания. Подобным же образом нередко значительно видоизменяется и клюв; он, например, варьирует от короткого, похожего на вороний, клюва настоящих райских птиц до длинного тонкого клюва, характерного для подсемейства Epimachinae, которых поэтому долгое время и причисляли к тонкоклювым (Tenuirostres), но все строение которых доказывает их родство с настоящими райскими птицами. Длинный, с боков бахромчатый язык перцеедов легко отличить от языка всякой другой птицы; однако этому не придают такого значения, как их анатомическому строению, доказывающему, что эти птицы ближе всего стоят к бородастикам и кукушкам.
Поэтому-то скелет и в особенности грудина являются в сомнительных случаях наиболее верным признаком. Здесь всякие изменения появляются лишь чрезвычайно медленно, и потому более глубоко заложенные признаки родства выступают куда явственнее, чем в органах, которые находятся в непосредственной связи с внешним миром и потому, при изменении внешних условий жизни, изменяются с гораздо большей легкостью. Если дело идет о птицах, то другим, хотя и менее надежным, руководящим признаком являются их яйца. Для этих последних очень часто бывают характерны какие-нибудь своеобразные формы и окраска или характерная скульптура поверхности, и эти признаки повторяются неизменными во многих близко родственных родах и семействах, как бы сильно представители последних ни отличались по образу жизни и внешности. Третьим признаком организации, тоже не связанным непосредственно с образом жизни и питанием, является характер распределения оперения по телу птицы. Дело в том, что у птиц перья вовсе не равномерно распределены по всей коже, но лишь по определенным линиям и пятнам, которые по форме и величине сильно различны у представителей главных отрядов, но у близко родственных птиц распределение перьев совпадает. Поэтому фигура оперенных частей кожи, являющаяся предметом изучения так называемой «птерилографии», представляет собой ценное вспомогательное средство при определении сомнительных родственных отношений птиц.
Если мы теперь обратимся к этим трем признакам у колибри, то найдем, что все они ведут нас к одному. Грудина сзади не имеет выреза, точно так же как и у стрижей, и в отличие от грудины нектарок, которая, как и у всех Passeres – обширного отряда, к которому принадлежит эта группа, имеет сзади два глубоких выреза. У обеих групп, у колибри и стрижей, яйца белы, немногочисленны (не более двух) и сходны по скульптуре поверхности. Наконец, по распределению оперения колибри более приближаются к стрижам, чем к каким-либо другим птицам, и опять-таки расходятся с нектарками, которые в этом отношении, так же как и во многих других, сходны с австралийскими медососами[136] и другими настоящими воробьиными.
Родство стрижей и колибри
С этим ключом в руках мы легко можем найти еще много сходства у обеих групп, Cypselidae и Trochilidae. Как у тех, так и у других в хвосте 10 рулевых перьев, у нектарок – 12; как те, так и другие имеют всего лишь 16 маховых перьев и являются единственными птицами со столь ограниченным числом последних.[137] Колибри отличаются тем, что у них первое маховое перо длиннее всех, и это наблюдается еще лишь у некоторых Cypselidae. Наконец, у обеих групп оперение очень плотно и тесно прилегает к телу. Но вместе с тем клюв и язык сильно разнятся. Стрижи обладают коротким, широким, низким клювом и плоским языком, роговым на конце, как и у всех птиц; у колибри мы видим очень длинный, узкий, почти цилиндрический клюв и трубкообразный, способный далеко высовываться язык. Существенно, однако, то, что в то время как другие из приведенных выше особенностей едва ли носят адаптивный характер, последние, т. е. особенности языка, носят именно такой характер. Стрижи свободно гоняются по воздуху за насекомыми, и их короткий, широкий, далеко раскрывающийся клюв подходит именно для подобного образа жизни. Напротив, колибри преследуют насекомых в цветах, и их своеобразный длинный клюв так же, как и выдвижной язык, приспособлен у них именно для этого, но вместе с тем они сосут и мед, и для этого им служит трубчатый язык. Образование последнего из обыкновенного птичьего языка очень легко проследить. Языку нужно лишь удлиниться, а обе составляющие его пластинки должны только свернуться с каждой стороны; такой процесс, вероятно, и должен происходить у молодых колибри.
Во время моего пребывания на Амазонке мне принесли однажды гнездо с двумя маленькими еще неоперившимися колибри, по-видимому, вылупившимися лишь недавно. Клюв у них совершенно не походил на клюв взрослых птиц: он был короток, трехгранен, широк у основания и, таким образом, вполне имел форму клюва ласточки или стрижа, лишь немного вытянутого в длину. Полагая (ошибочно), что родители кормят птенцов медом, я попробовал дать им сиропа из меда с водой; но, несмотря на то, что птенцы все время раскрывали клюв и казались очень голодными, они не хотели глотать сиропа и выплевывали его обратно, иногда так порывисто, как будто задыхались. Тогда я, поймав нескольких очень мелких мушек, стал класть их птичкам в рот; они его тотчас захлопывали, проглатывали муху и снова раскрывали, прося еще. До насыщения каждый из птенцов проглотил от 15 до 20 мелких мушек. Они прожили у меня 3–4 дня, но я не имел возможности ходить за ними с достаточной степенью заботливости. Эти птенчики находились в стадии «стрижей», т. е. были вполне насекомоядными птицами и обладали клювом и ртом, приспособленными исключительно для этой цели. В то время я еще не сознавал важности исследования их языка, но ввиду того, что их клюв был так короток и трубчатый язык был бы не нужен, в сущности нечего и сомневаться, что в столь раннем детстве этот орган был у них таким же плоским и коротким, как и у ближайших их родичей.
