Виталий Ларичев - Сад Эдема
В ноябре 1924 г. Юнг в очередной раз сошел с поезда на станции Таунгс и вдоль сухой долины Оленьей реки, ныне названной Гарте, направился к известняковому карьеру, где был найден череп павиана. Позже он рассказал мне, что представляет собой это место. На 70–80 футов поднимается там ослепительно белый известняковый обрыв, край плато Каар. Это идеальное место для разработок, ибо здесь встречается почти чистая белая известь. Она, как и травертины, отложена древним потоком, который прорезал долину. Вертикальные трещины рассекают склоны, протянувшиеся на полмили, и на белом фоне известняка отчетливо выделяются огромные, неправильной формы пятна красного или коричневого цвета до 20 футов в диаметре. Это линзы глинисто-песчаных или травертиновых отложений, заполнивших древние трещины, ниши и пещеры и скрепленных намертво известняковым раствором. Эти-то отложения и содержали кости животных!
Известняк и твердые травертины разрушали взрывами, и в кусках красной и коричневой породы, вырванной из линз, часто встречались торчащие обломки разнообразных костей. Карьер продвинулся в глубь плато на сотни футов. Юнг познакомился в Таунгсе со старым горняком мистером де Брайаном, который давно увлекся сбором и коллекционированием ископаемых останков, включенных в каменистые блоки. Только за неделю, предшествовавшую приезду Юнга, де Брайан доставил в контору Спайэрса несколько таких блоков. Когда Юнг рассказал владельцу карьера о моем интересе к ископаемым из Таунгса, Спайэрс отдал распоряжение упаковать находки де Брайана в ящики и отправить их по железной дороге в Йоханнесбург по моему домашнему адресу. До отъезда из Таунгса Юнг стал свидетелем одного из взрывов, который вскрыл новое коричневое пятно диаметром около 10 футов. Эта древняя пещера, полностью заполненная глиной и песком, располагалась на 40 футов ниже края обрыва плато Каар, а дно ее находилось на высоте 20 футов от подножия склона. Взрыв выбросил большое количество материалов, скопившихся в пещере. Среди них находились твердые блоки с включенными в них костями. Наиболее интересные из глыб присоединили к находкам де Брайана. Выяснилось также, что черепа павианов находили в Таунгсе и раньше. Рабочие карьера собрали их, и целая коллекция таких ископаемых была отправлена в Южно-Африканский музей Кейптауна. По словам Юнга, над черепами работал и описал их палеонтолог Хутон. 19 мая 1920 г. он сделал доклад Южно-Африканскому королевскому обществу об открытии в Калахари ископаемых павианов, но почему-то результаты своих исследований до сих пор еще не опубликовал.
Такова, Бернард, предыстория главного события, которое произошло вскоре после возвращения Юнга из Таунгса. Я, разумеется, с большим нетерпением ожидал прибытия в Йоханнесбург багажа, состоявшего из двух ящиков. И вот в начале ноября 1924 г. к моему дому подкатил грузовик. Двое африканцев в форме железнодорожников с трудом сняли с него два громоздких деревянных ящика и с шумом проволокли их во двор. «Наконец-то!»— воскликнул я и бросился к выходу. Однако на пути моем неожиданно встала Дора: «Боже мой, Раймонд! — воскликнула она испуганно. — Я думала, что подъехал свадебный кортеж, а мне еще надо одеваться. По-моему, там привезли те самые ископаемые, что ты ожидал из Таунгса. Вот дьявольское наваждение, надо же было их привезти именно сегодня!»
Дело в том, что после обеда к моему дому действительно должен был подъехать свадебный поезд моего большого друга Кристо Бойерса, в прошлом футболиста, игравшего в командах разных стран мира, а теперь преподавателя анатомии и хирургии в университете Витватерсранда. Его свадьбу с француженкой, которую он привез из Лондона, где учился, мы с Дорой решили сыграть в нашем доме. Кстати, мне на церемонии предназначалась почетная роль шафера. И надо же было случиться, что ящики с ископаемыми привезли за каких-нибудь полчаса до предполагаемого прибытия гостей, а также жениха и невесты! «Ну, Раймонд, пойми, — умоляюще продолжала Дора, — гости вот-вот подъедут. Я знаю, как важны для тебя ископаемые, но прошу тебя: пожалуйста, оставь их до завтра. Ведь если ты начнешь копаться в ящиках до свадьбы, то будешь продолжать до тех пор, пока не уйдет последний гость!»
Я всем видом демонстрировал безропотную покорность судьбе. Но стоило Доре оставить меня, как я помчался во двор, чтобы, пока суть да дело, открыть ящики. Пока прислуга затаскивала их в гараж, я искал какой-нибудь инструмент, с помощью которого можно было бы оторвать крышки. Как выяснилось потом, мое тайное бегство не осталось незамеченным. Как уверяла меня Дора на следующий день, она дважды принималась увещевать меня, но тщетно. Я просто не реагировал на ее слова. Действительно, Бернард, я не припоминаю, чтобы кто-нибудь мешал начатому предприятию…
Но вот с треском оторвана крышка первого ящика — и я лихорадочно принялся перебирать его содержимое. Крайняя степень разочарования — вот что я испытывал, когда осмотрел последний из каменных блоков. Помимо панцирей черепах, обломков ископаемой скорлупы яиц страуса, а также нескольких фрагментарных кусков разрозненных костей скелетов животных, в ящике ничего более не оказалось. Ни одна из находок де Брайана не представляла для меня особого интереса.
Срываю крышку второго ящика. Должен предупредить вас, Бернард, что я отнюдь не мечтал увидеть в нем нечто совершенно сногсшибательное. Самое большее, на что я рассчитывал, не превосходило мечты взять в руки очередной череп павиана. Но то, что я увидел сразу же, как только сдвинул крышку ящика, заставило меня затрепетать: на груде песчанистых блоков лежала правая половина окаменевшего слепка мозга антропоида с превосходно сохранившимися отпечатками извилин, желобков и ниточек кровеносных сосудов…
Дарт некоторое время помолчал, еще раз остро переживая события прошлого. Редактор отдела новостей не торопил его, ибо еще не встречал в Йоханнесбурге человека, с такой готовностью и подробностями дававшего ему интервью. Дарту же хотелось, наконец, «излить душу» и высказать все, о чем ему приходилось непрерывно думать вот уже на протяжении почти трех месяцев.
— В начале нашего разговора, — продолжал он, — я упомянул о своей детской мечте найти золото. Судьбе было угодно распорядиться так, что земля Южной Африки подарила тому, кто с такой неохотой отправился сюда, нечто более ценное, чем золото. Но не буду забегать вперед.
Итак, слепок мозга антропоида… Даже если бы дело ограничилось только этим фактом, то и тогда следовало бы объявить о великом открытии в известняковых обрывах плато Каар пустыни Калахари. Ведь до сих пор антропологи ничего подобного в своих журналах не публиковали. К тому же окаменевший слепок мозга какого-то вида ископаемой антропоидной обезьяны найден в 1500 милях от ближайшего района джунглей, в лишенной леса пустыне юга Африки, где на протяжении десятков миллионов лет не могло жить ни одно животное, привычное к лесу.
Но это не все. В том, что слепок мозга принадлежал антропоиду, у меня с первого взгляда не осталось сомнений. Я с благодарностью вспомнил своего учителя профессора Эллиота Грэфтона Смита, который уделял нам столько времени при изучении мозга. Но и в его единственном в своем роде собрании слепков, которые мы досконально изучали в лаборатории, отсутствовала, я мог биться об заклад, «модель» мозга, подобная доставленной из Таунгса. При общей антропоидной конфигурации слепок раза в три, если не больше, превышал по размерам мозг павиана и определенно превосходил в значительной мере мозг взрослого шимпанзе. Слепок отличался размерами в длину. Он определенно принадлежал длинноголовому существу, в то время как высшие антропоидные обезьяны короткоголовые!
Пораженный увиденным, я окончательно забыл обо всем на свете. «Окаменевший мозг» не что иное, как изготовленный самой природой слепок внутренней полости мозговой части черепа. А где же в таком случае сам череп, нет ли его в ящике? С лихорадочной поспешностью я извлекал из ящика один каменный блок за другим, выискивая углубление, откуда мог вывалиться слепок. Мне попались два черепа павиана, но я испытал лишь долю той радости, которую испытал бы, не будь предыдущей находки.
И вот в одной из каменных глыб оказалась депрессия, в которую превосходно «вошел» слепок. В разломанной плоскости камня виднелись очертания отдельных костей черепа; в частности, я с радостью отметил участки нижней челюсти и альвеолы зубов, что давало надежду на сохранность лицевого скелета. Его, как и остальные части черепа, скрывали скрепленные до твердости гранита пласты песка и глины, составляющие каменный блок. Затылочная часть и левая сторона черепа, так же как и левая сторона слепка мозга, были уничтожены при взрыве или во время разработок камня в карьере. Как я установил позже, блок с черепом и слепок мозга обнаружил де Брайан, когда «рубил» камень на участке, где располагалась древняя пещера. Он превосходно знал, как выглядят черепа павианов, и сразу же отметил, насколько резко отличается от них новая находка. Вот почему он в тот же день явился в контору к Спайэрсу и убеждал его, что ему посчастливилось найти череп ископаемого бушмена. Не знаю, поверил ли ему Спайэрс, но владелец карьера держал находку у себя в конторе, а при отправке коллекций отдал распоряжение положить в ящик «череп бушмена» и окаменевший слепок мозга.
