Племя деревьев. О чем говорят корни и кроны - Стефано Манкузо
Продолжая наблюдать за причудливым поведением солнца на небе (и стараясь не поддаваться ужасу), я то и дело бросал взгляд туда-сюда, пытаясь найти Лизетту. Давненько я ее не видел. Интересно, куда она подевалась? При ближайшем рассмотрении не было видно не только Лизетты, но и практически ни одного Чернозема. Что с ними случилось? При свете, так быстро меняющем оттенки и интенсивность, нелегко было различить товарищей. Возможно, они были повсюду, и я просто не мог их увидеть. Чем больше я пытался понять, где они, тем сильнее во мне росло подозрение, что массовое исчезновение как-то связано с происходящим в небе.
Пока я осматривал товарищей, пытаясь понять, где находятся Черноземы, внимание привлекла группа Крепкоспинов неподалеку. На мгновение мне показалось, что за их стволами мелькнула Лизетта. Однако, каким бы острым ни было мое зрение, я не мог различить ничего, кроме смутной группы, купающейся в каком-то испарении: действуя подобно линзе, оно искажало их очертания.
Оглядевшись вокруг, я понял: так происходит со всеми группами Крепкоспинов, расставленными, как вы помните, с равными интервалами по поляне. Остальные товарищи были прекрасно различимы, – кроме Крепкоспинов, погруженных в полупрозрачные облака. Ну и Черноземов, словно растворившихся в атмосфере пара.
В моей голове уже начало было складываться какое-то представление о происходящем, как вдруг зрелище в небе опять изменилось.
Прыжок за прыжком, продолжая выбрасывать из своей короны все цвета радуги, солнце, хотя время его захода давно прошло, стояло высоко в небе и, казалось, было готово к новой попытке погрузиться за горизонт. Однако на этот раз что-то задержало его в зените, в центре небосвода. Оно словно попало в ловушку: было видно, как оно, бессильное, пылающее голубым светом, борется, хватаясь за невидимые сетки, которые не дают ему двигаться.
Все следили за эпическим поединком затаив дыхание. Абсолютную тишину нарушали только восклицания Даррага, обращенные к Пальме:
– 9:34 вечера; солнце качается на месте; никаких поступательных движений; голубой цвет; корона определенно расширяется!
Последний комментарий, выкрикнутый Даррагом в порыве неудержимого возбуждения, касался нового аспекта битвы: солнце, неспособное двигаться, на самом деле заметно расширялось, быстро покрывая собой большую часть неба.
– 9:35 вечера; солнечная корона расширяется очень быстро; расширение более 30 % от нормального; 9.36 вечера; расширение более 60 %… 100 %… 500 %….
Все это происходило с такой скоростью, что любая попытка записать данные в блокноты была неосуществима. Поэтому даже Дарраг и Пальма, последний оплот рациональности в потерянной Эдревии, отказались от претензий на научную строгость и предались, как и все остальные, трагическому наблюдению: солнце, расширявшееся и наконец закрывшее весь небесный свод, снова меняло цвет – до темного индиго, очень близкого к черному.
Многие товарищи, до сих пор хранившие завороженное молчание, при виде солнца цвета индиго, затмевающего небо и пульсирующего, словно готового вот-вот взорваться, заговорили. Им было страшно. Солнце теперь закрывало все: темное, злобное, пульсирующее чудовище, скоро оно поглотит всю планету. Сомнений не оставалось: никто не выживет. Это конец.
Свет, становясь все темнее и слабее, исчез совсем, погрузив нас в кромешную тьму. На Пьян-ди-Меццо снова опустилась пугающая тишина. Пребывать в абсолютной темноте было нелегко.
После сотен миллионов лет, в течение которых мы были единым целым с нашей сияющей звездой, единственным связующим звеном между ее взрывной энергией и жизнью на Земле, жестокое и внезапное превращение ударило по нам, как предательство. Без солнца мы стали никем. Пока каждый из товарищей ожидал неизбежного, с поляны донеслась песня: сначала едва слышно – не более чем ропот, – а затем все громче и мощнее.
Это была великолепная «Объединяющая песня» группы Гурров. Песня, восходящая к древним временам. Гурры воспевали наш договор с солнцем. Под звуки эпической песни, повествующей о нашем рождении благодаря нескольким искрам солнца, упавшим на Эдревию в начале времен, в небе появились маленькие мигающие огоньки. Словно подражая первородным искрам, они становились все многочисленнее, прорывали непроницаемую завесу тьмы. Наконец их золотистый свет озарил поляну, и то, что мы увидели, оказалось столь же сказочным, как история нашего происхождения.
Гурры, появившиеся из ниоткуда, присоединились к нам и теперь гигантской громадой возвышались по периметру Пьян-ди-Меццо. Не прерывая пения, раскачиваясь в унисон, как единое живое существо, они были вовлечены в действо, которое поначалу, в слабом свете искр, мы не могли понять. Казалось, они собираются стащить что-то с неба, где царило черное солнце.
Искры светились все ярче, и стало ясно, что задумали Гурры: они пытались перерезать или развязать огромные канаты, свисающие с неба и вбитые в землю – вот что удерживало солнце на месте. Как в сказке! Конечно, такое под силу только клану Гурров. При виде их стараний и трудов каждый товарищ присоединился к ним, и вскоре у каждого каната образовались цепочки и толпы товарищей. Под ритм «Объединяющей песни» племя пыталось освободить солнце из ловушки и сохранить договор, связывавший Эдревию с ее звездой.
С последним рывком веревки поддались, и солнце на мгновение предстало в своей ослепительной красоте. Затем, словно зверь, освобожденный из клетки, устремилось к горизонту и исчезло.
Несколько долгих минут песня Гурров сопровождала солнце на пути за горизонт. Когда же вернувшийся к обычным тонам свет сумерек нежно окрасил каждый уголок долины, а каждое существо в Эдревии словно пробудилось от мощного заклинания, некоторые товарищи – сначала робко, а затем все более энергично – благодарно зашелестели листвой.
Каждый, от могучих стволов старейшин до еще зеленых и упругих стеблей новорожденных товарищей, раскачивался в экстазе, осознав: то, чему мы стали свидетелями – уникальное зрелище, не больше и не меньше. Невиданное ни в нашей общине, ни – готов поспорить – где бы то ни было в нашем огромном мире.
Мне тоже не стыдно признаться: несмотря на свою тогдашнюю юношескую застенчивость, я не смог удержаться и раскачивался до земли, относя ликование на счет дорогой подруги Лизетты.
Зеленая волна прокатилась по долине, будто наша листва стала жертвой непреодолимого ветра. Все кричали от радости: одни – ошеломленные увиденным, другие – искренне благодарные, что остались живы, третьи – во власти неконтролируемой эйфории, даруемой алоисом. Столь необычно и неповторимо было превращение нашего солнца в небо, что многие все еще сомневались, а не увидели ли мы исключительное природное явление.
Сомнения длились недолго. Вызванные криками своих товарищей, Черноземы, которые на протяжении всего мероприятия следили за тем, чтобы все шло как надо, теперь снова появились, смеясь, обнимая друг друга и кланяясь во все стороны под заслуженные овации.
Хана-но ичо, старейшина Черноземии, попросил уделить ему немного внимания.
