Смерть и жизнь больших американских городов - Джекобс Джейн
Глупо строить города так, что этот естественный, непреднамеренный человеческий потенциал, пригодный для воспитания детей, не используется, из-за чего важнейшая воспитательная работа либо остаётся несделанной (с ужасными последствиями), либо делается руками наёмных служащих. Миф о том, будто игровые площадки, травка, наёмные охранники и смотрители — среда, полезная детям по самой своей сути, а улицы, полные рядовых людей, — среда, вредная для них по самой своей сути, основан на глубоком презрении к рядовым людям.
В реальной жизни только через посредство рядовых взрослых на городских тротуарах дети воспринимают (если воспринимают вообще) первый фундаментальный принцип успешной городской жизни: люди должны нести некую толику публичной ответственности друг за друга даже в случае, когда они никак друг с другом не связаны. Этому нельзя научить на словах. Этому учатся на личном опыте, когда люди, не имеющие с тобой ни родственных, ни близких дружеских связей и формально за тебя никак не отвечающие, берут на себя толику публичной ответственности за тебя. Когда слесарь мистер Лейси выбранил одного моих сыновей за то, что тот выбежал на проезжую часть, а потом рассказал о его неосторожности моему мужу, проходившему мимо слесарной мастерской, мальчик получил не только урок безопасности и послушания. Косвенно он ещё получил урок, суть которого в том, что мистер Пейси, с которым его связывает только уличное соседство, в какой-то мере ощущает за него ответственность. Мальчик, чьи крики в лифте жители дома, построенного под девизом «совместность или ничего», оставили без внимания, получил урок противоположного свойства, как и дети из жилого массива, которые лили воду на прохожих и в окна домов и никем не были остановлены, потому что это были безымянные дети на безымянной территории.
Урок о том, что горожанам нужно брать на себя ответственность за уличные дела, снова и снова преподаётся детям на тротуарах, если там кипит местная публичная жизнь. Они способны усвоить его поразительно рано, и проявляется это в том, что они считают само собой разумеющимся и своё участие в «управлении» улицей. Не дожидаясь, пока их спросят, они подсказывают дорогу заблудившимся; они предупреждают автомобилиста, что его оштрафуют, если он припаркуется там, где собирается; они дают управляющему домом непрошеный совет воспользоваться для борьбы со льдом солью вместо ломика. Наличие или отсутствие у городских детей подобных командирских замашек — неплохой показатель, позволяющий судить о наличии или отсутствии у взрослых ответственного поведения по отношению к тротуарам и к детям, которые им пользуются. Дети склонны копировать поведение взрослых. Замечу, что с уровнем доходов это никак не связано. Иные из беднейших городских территорий помогают детям в этом отношении по максимуму. А иные не помогают вовсе.
Этот урок городской жизни не могут преподать детям люди, нанятые, чтобы за ними смотреть, ибо суть его в том, что ты берёшь на себя ответственность, не будучи нанятым. И его не способны преподать родители сами по себе. Если родители берут на себя ограниченную публичную ответственность за незнакомцев и соседей в среде, где никто больше так не поступает, это означает лишь, что родители — этакие белые вороны, сующиеся не в свои дела. Это вовсе не убеждает детей, что так надлежит поступать. Урок должен исходить от общества как такового, и в крупных городах, если он даётся детям, то он даётся почти исключительно во время их стихийной игры на тротуарах.
Игра на оживлённых, диверсифицированных тротуарах отличается от практически любой повседневной стихийной игры нынешних американских детей тем, что она происходит не в матриархальных условиях.
Большинство градостроителей и городских архитекторов-дизайнеров — мужчины. Тем диковиннее, что в своих разработках они тяготеют к тому, чтобы исключить мужчин из нормальной, будничной жизни людей в местах их обитания. Планируя средства для этой жизни проектировщики нацелены на удовлетворение предполагаемых повседневных нужд неправдоподобно праздных домохозяек и их детей-дошколят. Короче говоря, разработки эти предназначены для чисто матриархального общества.
Матриархальный идеал осеняет все проекты, где проживание отделено от иных сторон бытия. Он осеняет все проекты, где для стихийной детской игры отводится некая особая зона. Любое общество взрослых, с которым может быть связана повседневная жизнь детей при таком проектировании, неизбежно будет матриархальным. Чатам-Виллидж — этот питтсбургский вариант Города-сада — столь же последовательно матриархален по своей концепции и функционированию, как и новейший спальный пригород. Таковы и все прочие жилые массивы.
Размещая труд и коммерцию недалеко от жилья, но отделяя их неким буфером по традиции, установленной теорией Города-сада, градостроители действуют в таком же матриархальном ключе, как если бы жилые дома находились во многих милях от мест работы и от мужчин. Мужчины — не абстракция. Они либо имеются рядом во плоти, либо нет. Рабочие места и торговля должны быть перемешаны с жильём, если мы хотим, чтобы мужчины — как, например, те, что работают на нашей Гудзон-стрит или поблизости, — окружали городских детей в повседневной жизни, были для них её естественной частью, в отличие от мужчин, которые лишь изредка появляются на детской площадке, подменяя женщин или имитируя их занятия.
Возможность (ставшая в современной жизни привилегией) играть и расти в повседневном мире, состоящем как из женщин, так и из мужчин, легкодоступна детям, играющим на оживлённых, диверсифицированных тротуарах. Почему проектирование и зонирование уничтожают эту возможность — я понять не в силах. Следовало бы, наоборот, всячески стимулировать смешение жилья с трудом и торговлей. К этой теме я ещё вернусь ниже.
Притягательность уличной жизни для городских детей была давно замечена экспертами по отдыху и развлечениям, причём замечена, как правило, с неодобрением. Ещё в 1928 году нью-йоркская Ассоциация регионального проектирования написала в отчёте, который по сей день остаётся наиболее полным американским исследованием отдыха в крупных городах:
Тщательная проверка в радиусе 1/4 мили от игровой площадки при выполнении обширного перечня условий во многих больших городах обнаружила на этих площадках лишь около 1/7 детского контингента в возрасте от 5 до 15 лет <…> Улица — соблазнительная приманка и сильный конкурент <…> Чтобы успешно конкурировать с городскими улицами, где кипит жизнь, сулящая приключения, необходим высокий уровень управления игровой площадкой. Способность сделать игру на ней настолько привлекательной, чтобы дети приходили с улиц и оставались на площадке день за днём, — редкое свойство игрового руководителя, требующее соединения ярких личных качеств и прекрасной технической подготовки.
Этот же отчёт критикует упрямую склонность детей «болтаться», вместо того чтобы играть в «приемлемые игры». (Приемлемые для кого?) Эта тоска по Организованному Ребёнку со стороны желающих загнать стихийную игру в жёсткие рамки, как и детское упрямое желание болтаться по улицам, где кипит жизнь, сулящая приключения, столь же характерны для наших дней, как для 1928 года.
«Я знаю Гринвич-Виллидж как свои пять пальцев», — хвастается мой младший сын, показывая мне обнаруженный им «секретный ход» под улицей (вниз по одной лестнице подземки и вверх по другой) и секретное хранилище — зазор между двумя зданиями дюймов в девять шириной, где он прячет по дороге в школу, чтобы забрать на обратном пути, «сокровища», выкладываемые людьми на улицу для мусоровоза. (У меня в его возрасте было похожее тайное место для тех же целей — расселина в скале на пути в школу, однако «сокровища», которые находит он, диковинней и богаче.)
Почему детям так часто интересней слоняться по оживлённым городским тротуарам, чем находиться во дворах и на игровых площадках? Потому что тротуары действительно занятней. Причина ровно та же, по какой взрослые находят тротуары более интересными, чем игровые площадки.
